Поль Феваль - Юность Лагардера Страница 31

Удостоверившись, что гость его «благородной госпожи» был вполне доволен обедом, Эстафе заявил:

— А теперь, сударь, я должен проводить вас к той, кто отличила вас среди многих…

Оливье тотчас встал и учтиво поклонился:

— Я в полном ее распоряжении.

Затем, глядя на дочь, чья белокурая головка от усталости клонилась к столу, он спросил:

— Могу ли я взять с собой Армель?

— Вашу малышку? — приторно-слащавым голосом произнес наемный убийца. — Не беспокойтесь, милостивый государь. Мне приказано позаботиться о ней. Пока вы будете вести ученые беседы с моей, а теперь и вашей хозяйкой, я отведу девочку в предназначенную для нее комнатку.

Понизив голос, он добавил:

— Та, кто питает к вам столь живейший интерес, проживает в бывшем особняке Сен-Мара. Вы переночуете там. По окончании аудиенции вас проводят в ваши покои, а оттуда, если пожелаете, вы сможете пройти в спальню мадемуазель Армель. Комнаты для вас уже приготовлены, они расположены одна рядом с другой, так что вы будете иметь возможность полюбоваться вашей спящей крошкой.

— Благодарю вас!

Образ очаровательной незнакомки с Нового моста вновь возник в памяти молодого человека, и это воспоминание усмирило тревогу, закравшуюся было в отцовское сердце. Превосходный обед, съеденный после долгого поста, также весьма способствовал хорошему настроению Оливье.

«Черные дни миновали, я верю в это, — думал он. — Фортуна опять улыбается нам с Армель!»

Шевалье поцеловал девочку в лоб.

— До скорого свидания, сокровище мое… Будьте умницей. Вас отведут в дом, где вы сможете прекрасно выспаться. Я скоро приду к вам.

Эстафе дернул за фартук проходящую мимо рыжую толстуху Марион и злобно прошептал ей на ухо:

— Займись девчонкой!

Отец и дочь вновь обменялись поцелуями.

— Ну же, нам пора! И дались им эти телячьи нежности, — ворчал себе под нос наемный убийца, наблюдая эту сцену. А потом добавил, зловеще усмехнувшись: — Хотел бы я знать, как они станут прощаться перед вечной разлукой?

XIV

МАЛЕНЬКИЙ ПАРИЖАНИН

Сумерки густой синей вуалью окутали Новый мост. Близился час, когда шутовские балаганы закрывались, и акробаты, сложив в повозки свой нехитрый скарб, разъезжались в поисках ночлега по соседним улочкам. Жадные до зрелищ зеваки, что целый день кишат на мосту, рискуя лишиться кошелька, срезанного ловким воришкой, спешили покинуть эти места до наступления полной темноты. Мошенники, завершив свои дневные — не слишком-то праведные — труды, направлялись во Двор Гробье, дабы обрести там пищу и ночлег.

Среди подобного люда были и те, кто по каким-либо причинам желали найти приют в «Сосущем теленке», где у входа постоянно толклось несколько жалких личностей, готовых за самую ничтожную плату оказать любые услуги, вплоть до тех, которые, несомненно, пришлись бы не по вкусу начальнику парижской полиции господину де Ла Рейни. Профессиональные же наемники уверенной походкой направлялись прямо в кабачок.

Для труппы «Очаровательного театра» день выдался не слишком удачный, а посему уныние охватило всех, вплоть до директора, неподражаемой мамаши Туту.

Это была могучая женщина лет сорока, живая, веселая, энергичная. Ее мужеподобное лицо еще сохранило остатки былой красоты. Настоящее имя мамаши Туту было — Роза Текла. Ее судьба сложилась так, что она осталась в девицах, и весь нерастраченный пыл души, всю свою любовь Роза отдала спутникам своей бродячей жизни, как животным, так и людям.

Через одно из окошек фургона, водруженного на колеса и торжественно именуемого «театром», можно было видеть силуэт мамаши Туту, разместившейся напротив своего товарища Плуфа. Они сидели за столом и занимались подсчетом дневной выручки.

— Подведем итоги: за сегодняшний день мы не заработали ни гроша! — грустно произнесла владелица фургона. — Хотя каждый из нас просто превзошел себя. Я, сударь мой Плуф, еще никогда не видела столь восхитительных прыжков, как те, которыми вы нас порадовали сегодня.

Тот, кого назвали Плуфом, или, иначе говоря, господин Изидор, откликнулся на слова мамаши Туту сочувствующим вздохом.

Господин Изидор был высок ростом и тощ, как жердь. Давний товарищ Розы Текла, он успешно справлялся с ролью паяца, или, как говорят теперь, «клоуна». Он сидел грустный, еще не сняв с себя нелепого костюма, в котором обычно смешил зрителей, и не смыв с лица пудры и грима.

— Ваши ученые собаки, — говорил он плаксивым голосом, — превосходно… А наш Анри, наша звезда, наш любимец публики, словом, наш Маленький Парижанин проделывал такие невероятные трюки!.. И всё впустую!

Оба тяжело вздохнули.

— Увы! Наши дела идут все хуже и хуже. Наши представления уже не собирают столько народу, как бывало прежде. Конечно, когда в труппу пришел Маленький Парижанин, этот удивительный мальчик, умеющий управлять своим телом так, что можно подумать, будто оно у него состоит из одних только мышц, а костей нет и в помине, у нас появился зазывала, коему поистине нет равных. Его ловкое, мгновенное превращение в горбуна также несколько улучшило наши дела… Но…

— Но нам чего-то не хватает, — заметила мамаша Туту.

— Понимаю, понимаю… нам нужна девица, этакое трепетное создание, в роли коего можете пока выступать только вы, милая Роза.

— Вот-вот, — грустно улыбнулась распорядительница труппы. — Но чтобы растрогать публику, одной меня явно мало…

— Да уж, когда из балагана «Прекрасная Анни» выпархивает эта хорошенькая куколка, народ валит к ним валом… Вот уж кто всегда имеет полные сборы! Они торжествуют, мы прозябаем… Ах, если бы и мы нашли такого же эльфа, такую же юную фею, то я уверен: фортуна тотчас бы улыбнулась нам…

Как только выступление окончилось, тот, кого мамаша Туту и господин Плуф называли Анри или Маленьким Парижанином, удалился в свою собственную комнату, отгороженную в одном из углов фургона. Он хотел, сменив костюм, пойти погулять и немного подышать воздухом перед сном.

Занавеска, отделявшая апартаменты Маленького Парижанина от остальной части фургона, где размещались хозяева труппы, была сделана из грубого холста, закрепленного на туго натянутой веревке. В так называемой гостиной стоял небольшой стол из светлого дерева, за которым мамаша Туту и ее компаньон как раз и подсчитывали доходы сегодняшнего дня.

Разумеется, мальчик прекрасно слышал весь разговор.

Когда начались вздохи и сожаления о том, что в их труппе нет маленькой прелестной девочки, сердце Анри неожиданно сжалось. Он вспомнил, что именно сегодня видел такую девочку — хрупкую, изящную, с ангельским личиком и волосами, сияющими словно чистое золото. Она сидела на плече высокого молодого человека и от души смеялась, глядя представление их труппы. Не удержавшись, подросток послал ей воздушный поцелуй.