Уилбур Смит - Ассегай Страница 44

— Твой носорог больше, чем его.

Они посмотрели на лежащую неподалеку громадную тушу с тускло мерцающим в свете костра рогом.

— Неплохо для начала. — Кермит кивнул. — Однако мой отец больше оценил бы слона или льва. Поищешь для меня?

Леон посмотрел на Маниоро, сидевшего по другую сторону костра вместе с Ишмаэлем.

— Подойди ко мне, брат. Нужно обсудить кое-что важное. — Маниоро поднялся и, подойдя ближе, опустился на корточки. — Нам надо найти большого слона для этого бваны.

— Мы уже дали ему имя. На суахили его зовут бвана Попу Хима.

Леон рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Кермит.

— Тебе оказана великая честь, — объяснил Леон. — По крайней мере уважение Маниоро ты заслужил. Он дал тебе имя на суахили.

— И какое же?

— Бвана Попу Хима.

— Не очень-то благозвучно, — с сомнением заметил Кермит.

— Оно означает «господин Быстрая Пуля».

— Быстрая Пуля? Попу Хима! Эй! Попу Хима! Скажи ему, что мне нравится! — Американец был явно польщен. — Почему они выбрали именно это имя?

— На них произвело сильное впечатление, как ты стреляешь. — Леон повернулся к Маниоро. — Бвана Попу Хима хочет очень большого слона.

— Каждый белый хочет очень большого слона. Нужно идти на гору Лонсоньо, просить совета у нашей матери.

Леон снова повернулся к Кермиту:

— Маниоро говорит, что нам нужно пойти на гору, где живет знаменитая масайская шаманка. Она скажет, где искать твоего слона.

— И ты действительно во все это веришь? — поинтересовался Кермит.

— Я — верю.

— Знаешь, я тоже верю, — с серьезным видом кивнул американец. — В горах к северу от нашего ранчо в Дакоте живет старый индейский шаман. Я никогда не охотился, не повидавшись прежде с ним. Свои маленькие суеверия есть у каждого настоящего охотника, даже у моего отца, хотя более прагматического человека найти трудно. Он всегда, когда отправляется на охоту, берет с собой кроличью лапку.

— Подмигнуть госпоже Удаче никогда не лишне, — согласился Леон. — Леди, о которой я говорю, ее двоюродная сестра. А еще она моя приемная мать.

— В таком случае мы можем ей доверять. Когда пойдем?

— Сейчас мы более чем в двадцати милях от главного лагеря. Если понесем туда голову носорога, потеряем пару дней. Предлагаю спрятать здесь, а потом Маниоро ее заберет. Если согласен, выступим утром.

— Это далеко?

— Поспешим, успеем за два дня.

На следующее утро голову укрыли в развилке высокого красного дерева, где закрепили клиньями. Ни гиены, ни другие стервятники забраться туда не могли. Спрятав трофей, выступили на восток. Шли без остановок; привал устроили, когда совсем стемнело. Леон не хотел рисковать — в темноте лошадь может запросто сломать ногу, угодив в нору муравьеда. Ночью он почему-то проснулся и с минуту лежал, прислушиваясь, стараясь понять, что его разбудило. Одна из лошадей заржала и ударила копытом.

Львы! Пришли за лошадьми. Леон сбросил одеяло, протянул руку за ружьем и сел. А когда присмотрелся, увидел у курящегося пепелища темный незнакомый силуэт человека в охряно-красной шуке.

— Кто здесь?

— Я, Лойкот. Я пришел.

Он поднялся, и Леон сразу его узнал, хотя за те шесть месяцев, что они не виделись, парень вытянулся на несколько дюймов. Голос у него прошел ломку и звучал глуховато, по-мужски.

— Как ты нас нашел?

— Лусима Мама сказала, где вы будете. Отправила меня встретить вас.

Их голоса разбудили Кермита. Американец сел, зевнул и сонно спросил:

— Что происходит? Кто этот парнишка?

— Посланец леди, к которой мы идем. Она выслала его навстречу, чтобы он отвел нас к горе.

— Как она, черт возьми, узнала, что мы идем? Мы сами не знали этого до вчерашнего вечера.

— Очнись, бвана Попу Хима. Подумай. Женщина, о которой я говорю, колдунья. Следит за дорогой и держит ногу на газе. Играть в покер с ней лучше не садиться.

Гору увидели утром, но к ее основанию подошли только после полудня, а когда поднялись на вершину, уже стемнело. Лусима услышала лошадей издалека и стояла, высокая и статная, у входа в хижину. За спиной мерцал очаг. Одежды на ней не было, если не считать таковой нитки с бусами на талии. Намазанная жиром и охрой кожа была натерта до блеска.

Подойдя к ней, Леон опустился на колено.

— Благослови меня, Мама.

— Благословляю, мой сын. — Она положила ладонь ему на голову. — Моя материнская любовь всегда с тобой.

— Я привел к тебе еще одного просителя. — Леон поднялся и жестом подозвал Кермита. — Его имя на суахили бвана Попу Хима.

— Так это и есть принц, сын великого белого короля. — Лусима пристально посмотрела в глаза американцу. — Он — ветвь могучего дерева, но таким высоким, как само дерево, ему никогда не вырасти. В лесу всегда есть одно дерево, которое растет выше всех, один орел, который летает выше всех. — Она улыбнулась Кермиту. — В глубине души он понимает это и оттого несчастен.

Ее проницательность удивила даже Леона.

— Да, он очень хочет заслужить уважение отца.

— И пришел сюда, чтобы я помогла найти слона. — Шаманка кивнула. — Утром я благословлю его бундуки и укажу ему путь охотника. А сейчас вы поедите со мной. Я распорядилась зарезать козу для тебя и этого мзунгу, который не пьет кровь с молоком и предпочитает вареное мясо.

На следующий день, в полдень, все собрались под деревом совета в загоне для животных. «Винчестер» лежал на выдубленной шкуре. Вороненая сталь блестела от масла, полированное дерево сияло. Здесь же были разложены жертвенные дары: свежее коровье молоко, соль, нюхательный табак и стеклянные бусы. Леон и Кермит сидели на корточках у головы шкуры, Маниоро и Лойкот у них за спиной.

Лусима выступила из хижины во всем своем великолепии и гордой походкой королевы направилась к дереву. Прислужницы-рабыни следовали за ней. Увидев ее, собравшиеся захлопали в ладоши и, ритмично раскачиваясь, запели.

Она — Большая Черная Корова.Она питает нас молоком из своих сосцов.Она видит все и знает все.Помолись за нас, Лусима Мама.

Опустившись на корточки перед мужчинами, шаманка задала ритуальные вопросы:

— Зачем вы пришли на мою гору? Чего хотите от меня?

— Мы просим тебя благословить наше оружие, — ответил Леон, — и умоляем открыть тропу, которой ходят большие серые.

Лусима поднялась и окропила «винчестер» кровью и молоком, осыпала табаком и солью.

— Пусть оружие это станет смертоносным глазом охотника. Пусть убивает все, на что ни падет взгляд его. Пусть пуля его летит к добыче так же верно, как пчела, возвращающаяся к улью.