Сергей Слюсаренко - Друзья бога Страница 47

— Несмотря на то, что вы напали на нас подло, под фальшивым флагом, — сказал капитан галеона, — я надеюсь, что вы проявите благородство и отнесетесь гуманно к моей команде.

Санториус скривился и приказал разоружить моряков «Вэгтейла». Им связали руки и загнали на корму, где моряки покорно ждали своей участи. Санториус, гордый своей победой, отправился на борт «Диссекта», чтобы обсудить с Ван Фогтом следующие шаги. После краткой беседы с лейтенантом тот потребовал привести к нему капитана галеона.

— Назовите ваше имя, — с брезгливой миной на лице потребовал Ван Фогт.

— Я полковник Ландмарк. Я выполняю миссию по поручению вице-короля Индии, а значит, и самого короля Англии.

— Вот что, полковник, вы должны благодарить провидение за то, что я, Андреа Амалфийский, сохраняю вам жизнь. Берите своих людей, ваши шлюпки целы, и да поможет вам Бог, — сообщил Ван Фогт.

Через пятнадцать минут три шлюпки с бывшей командой «Вэгтейла» отчалили от галеона. Вместе с капитаном Ландмарком и оставшимися в живых десятью моряками на шлюпки погрузили раненых. А в это время на борту галеона царил разбойничий праздник. В трюмах был обнаружен большой груз кувшинов с благовониями, селитрой и специями. Двадцать бочонков с отличным ромом, предназначавшимся явно на продажу, очень обрадовали пиратов. Но особый восторг вызвали несметные сокровища, спрятанные в самой глубине трюма. Около тысячи серебряных и пятьсот золотых слитков, очевидно, перевозившихся контрабандно, немедленно перегрузили на борт фрегата. Через несколько часов, после того как с галеона было утащено все мало-мальски ценное, «Вэгтейл» подожгли, и вскоре океан навсегда поглотил несчастный корабль.

Вечером на борту «Диссекта» шла дележка добычи. Ван Фогт, воспользовавшись гардеробом капитана галеона, нарядился в умопомрачительный лиловый камзол и вышел на квартердек. Ему казалось, что в такой одежде он выглядит богатым и благородным. Широкополая шляпа с немеренным плюмажем, пристегнутым к тулье золотой брошью, завершала наряд.

— Уважаемые джентльмены удачи, я хочу, чтобы сейчас, после первой нашей победы, мы, чтобы избежать недоразумений, подписали общий договор. Нет возражений? — начал речь бывший штурман.

Одобрительный гул голосов подтвердил, что команда согласна.

— Пользуясь кодексом великого Дрейка,[84] я предлагаю простые законы. Пока я капитан, я беру на себя ответственность за все, но вы должны выполнять мои приказы беспрекословно. За измену — смерть. Если команда недовольна — можете избрать другого капитана. Но пока я капитан — я здесь бог! Согласны?

Возражений не было.

— Теперь, мы будем жить по справедливости. И добыча должна делится честно. Мне как капитану десятая часть. И потом все остальное поровну между членами команды. Офицерам полтора пая. Врачу два пая.

— У нас нет врача, — возразил кто-то из толпы.

— Так будет! Я сохраню его пай. Нет возражений?

Тишина. Все внимательно слушали капитана.

— За присвоение приза, за обман при дележе — смерть!

— Смерть! — радостно заорали пираты.

— А ты скажи, капитан, вот камзол твой и шляпа — это как? Ты присвоил? — подал голос матрос Лимо Каннир.

— Я присвоил? Можете считать, что это часть моей доли! Но капитан должен выглядеть капитаном, а не оборванцем.

— Ладно, что ты цепляешься. — Лимо толкнули в спину товарищи.

Матросам не терпелось приступить к дележу. Но для начала Ван Фогт велел откупорить бочонок рома. Пока команда передавалась пьянству, новоявленный капитан потребовал отыскать канонира, который так и не объявился с начала погони за галеоном. Мокея нашли в кладовке, где сидел Топо. Канонир был пьян до невменяемости и на все вопросы отвечал мычанием. Это обстоятельство было принято как оправдательное и спасло его от расправы. Но, естественно, ни Мокей, ни тем более Топо не получили ни грана из награбленного.

Ван Фогт лично с помощью Санториуса проводил подсчет добычи, тщательно пересчитывая и слитки, и утварь, и даже одежду, доставленную с галеона. Когда все было готово и составлены подробные списки, началось самое сложное — раздел приза на части. С учетом того, что команда была мертвецки пьяна и не так строго следила за равноценностью долей, процесс прошел гладко. К вечеру награбленное растащили по матросским сундукам и откупорили новую бочку рома. Теперь и капитан, и Санториус уже не отказались от хорошей порции спиртного.

— Скажите, Ван Фогт, — начал лейтенант, но Фогт остановил его.

— Называйте меня просто — господин капитан, — с улыбкой произнес недавний штурман.

— Хорошо, капитан, — с трудом подавив сарказм, продолжил Санториус, — а зачем вы назвались Андреа Амалфийским перед этим полковником?

— О, это мудрое и дальновидное решение! — Капитан поднял указательный палец. — Во-первых, если эти несчастные доберутся до берега, очень скоро все будут знать, что этот наглый выскочка, я имею в виду Андреа, стал на опасную тропу. А во-вторых, если команда под моим началом поднимет бунт против этого неразумного капитана, то нас примут на Ямайке с распростертыми объятиями, как героев. Вот и войдем мы в гавань Порт-Ройаля не джентльменами удачи, а добропорядочными моряками Его Величества. А нам нужен отдых и ремонт в родном порту. И команду надо пополнить надежными людьми.

Такая изощренность удивила даже лишенного моральных устоев Санториуса.

Глава 19

Вот и допил я прекрасное какао,сердце мое плачет и болит,только лишь страдаю на земле я.Правда ли то, неужели то правда,Что вся наша жизнь проходит на этой земле?Нет, не вся это жизнь — лишь один ее миг!Здесь зеленый нефрит превращается в крошку,Украшенья из золота обращаются в прах,И даже прекрасные перья кецаля тускнеют…Нет, не вся это жизнь — лишь один ее миг!

Джунгли отступили, словно устали мешать путешественникам. Но теперь на сотни миль вперед простирались горы и ущелья. Глядя на бесконечный горный массив, Андреа впервые за все время похода подумал, что он не сможет преодолеть это горное пространство. Его настроение, видимо, передалось остальным участникам похода. Особенно пугала громада Истактепетля.[85] Манко сказал, что Белая гора, что означало это название на языке ацтеков, — священная гора и что про нее нельзя говорить плохо, иначе разгневается. И что только эта гора решит — пропустить людей или нет. Потрясенные видом величественной снежной вершины путешественники и вправду словно потеряли последние силы. Решено было сделать привал.