"Орлы Наполеона" - Домовец Александр Страница 8

Немного выпить в хорошей компании, под мерный перестук колёс, в уютном купе… А впереди интереснейшая поездка… И яркое весеннее солнце предвещает удачу…

Первую выпили за знакомство. Вторую посвятили успеху предстоящей выставки. После третьей решили говорить между собой исключительно по-французски — для практики.

Ну, Долгов-то — долговязый крепкий человек с лицом открытым и румяным, ровесник Сергея, — как дипломат владел языком профессионально. Фалалеев в бытность помощником ясновидца, незабвенного мсье Дюваля, говорить по-французски от него наумелся.

А Сергей получил когда-то уроки от матушки Павлины Александровны. Воспитанная гувернанткой француженкой, та на языке Бальзака и Дюма изъяснялась в совершенстве и совершенство это пыталась передать детям. Теперь материнские уроки предстояло вспомнить и освежить.

Договорились, что на официальных мероприятиях переводить будет Долгов — для точности. Ну, а простое общение на бытовом уровне Сергей осилит и сам.

Теперь сам бог велел по четвёртой — за взаимопонимание…

Возможно, что настроение Сергея не было бы столь благодушным, заметь он на вокзале, в толпе провожающих, живописца Звездилова. Прячась за чью-то обширную спину, он сверлил Белозёрова лютым взглядом.

И уж точно Сергей озадачился бы, узнав, что в кармане у Звездилова лежит билет на послезавтрашний экспресс "Санкт-Петербург — Варшава". И на экспресс "Варшава — Париж" тоже лежит…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

С высоты третьего яруса Эйфелевой башни Париж был невероятно красив и напоминал пирог, разрезанный на аккуратные ломти.

Одни ломоть, ближайший, — это Марсово поле. Другой — Триумфальная арка, от которой лучами разбегались прямые широкие улицы. Третий — дворец Трокадеро в окружении великолепных садов и фонтанов. Четвёртый, самый длинный, — Сена, пересечённая мостами, чью серо-зелёную гладь неторопливо бороздили речные пароходики и катера.

И мансарды, мансарды, мансарды жилых кварталов. Целое море мансард…

Голова у Сергея малость кружилась, и вовсе не из-за того, что между ним и землёй было триста метров. Ему говорили, что Париж великолепен, однако он и не представлял, — насколько. Спасибо столичному префекту Наполеона Третьего барону Осману, перестроившему средневековый Париж с его грязью и вонью в красивый чистый город с тщательно продуманной планировкой улиц и бульваров!

В новый облик удивительно хорошо вписались здания-памятники и прочие достопримечательности, чей возраст исчислялся столетиями. При виде огромного и вместе с тем ажурно-лёгкого собора Парижской Богоматери, грандиозного Лувра, величественносакрального Пантеона душа художника замирала от неизъяснимого восторга. И так уже третий день подряд, — как в сказке…

Марешаль легко тронул за локоть.

— Обратите внимание, мсье Белозёров… Видите вон тот холм? Это самая высокая точка Парижа. Там находится район Монмартр. Это у нас центр столичной богемы.

— В каком смысле?

— Там во множестве живут нищие живописцы, бедные литераторы и бродячие артисты. На холме лет пятнадцать назад затеяли строительство храма, но пока дело застряло. Холм весь изрыт каменоломнями, его надо хорошо укрепить…

По-русски мсье Марешаль говорил вполне сносно, как и полагается референту российского Департамента министерства иностранных дел. (Кстати, французскому языку Сергея он сделал комплимент, из чего следует, что покойная матушка была хорошей учительницей.) Невысокий, деликатного сложения, тщательно одетый молодой француз встретил Белозёрова со товарищи на вокзале в Париже и сопроводил в роскошную гостиницу "Лувр", расположенную рядом с музеем.

Назавтра все вместе поехали в Академию изящных искусств — старинный трёхэтажный дворец на рю Бонапарт, 14, куда уже доставили картины Белозёрова. Директор академии мсье Боннар церемонно приветствовал российского коллегу и повёл на второй этаж, в зал, предназначенный для выставки. Помещение было обширное, украшенное мраморными статуями античных богов. (Фалалеев, потирая руки, заметил, что соседство очень даже почтенное.) Открыть выставку намечали через три дня. Импресарио взял на себя присмотр за размещением полотен, в помощь ему остался немногословный Долгов, а Марешаль, пока суд да дело, повёз Сергея в упоительное путешествие по столице.

За эти три дня Сергей понял, что в Париже можно провести весь отпущенный богом срок — и не соскучиться. На улицах и бульварах, в бесчисленных кафе, магазинах и театрах кипела пёстрая, энергичная, шумная жизнь. Чувствовалось, что французы, независимо от сословия, умеют и любят развлекаться. Смех во весь голос и громкий разговор прохожих были делом обычным. (Какой контраст со степенным Санкт-Петербургом!) Марешаль, сидевший рядом в открытой коляске, живо комментировал уличные сценки, театральные афиши и дамские моды.

— Приезжать к нам лучше летом или ранней осенью, — авторитетно заявил он.

— Это почему же?

— Из-за жары дамы надевают лёгкие открытые туалеты. С декольте! — И добавил, игриво понизив голос: — Я вас уверяю, есть на что посмотреть!

Белозёров искренне согласился, что дамское декольте — дело хорошее. Как бывший гусар он был в этом просто уверен.

О серьёзном, впрочем, тоже говорили. За обедом в кафе на Елисейских Полях Марешаль подтвердил, что завтрашнее открытие выставки почтит присутствием министр культуры Франсуа Легат, — как и обещал. Приглашены репортёры из крупнейших парижских газет, придут коллеги-художники и зрители. В общем, всё будет на высшем уровне.

Что касается путешествия в провинцию на этюды, о котором просил мсье Белозёров, то никаких проблем. После открытия выставки можно ехать в долину реки Луары, где расположены десятки средневековых замков. Он, Марешаль, специально осмотрел часть из них и со всей ответственностью рекомендует замок Ла-Рош неподалёку от Орлеана.

— А чем интересен?

— Вот представьте: водохранилище Вильре на Луаре. Посреди чистой воды — маленький скалистый остров, а на нём стоит феодальный замок. Очень старый, его построили почти семь веков назад, и полуразрушенный. Камни от времени потемнели. Там, говорят, и привидения водятся. Рядом симпатичная деревушка Сен-При-Ла-Рош, всего-то сотня дворов. А вокруг лес, луга… В общем, прелестная, живописная глупи, только рисуй. Уверен, что вам понравится.

— Судя по вашим словам, это то, что надо, согласился Белозёров, представивший очаровательную картину. — Привидения, говорите?

Марешаль поставил бокал с вином на стол и развёл руками.

— Так утверждают местные жители… Можно было бы, конечно, рисовать знаменитые замки, — ну, там Шамбор, Шенонсо, Амбуаз. Но они все какие-то… — он замялся в поисках нужного слова, — официозные, заезженные. Да и перестраивали их не раз. От старины мало что осталось, и, конечно, много туристов, отвлекать будут.

— Это точно…

— А в Ла-Роше ощущаешь некую первозданность, аромат времени. Его знают мало, и приезжих почти нет. Работать можно без помех, уж за это ручаюсь!

Сергей благодарно отсалютовал бокалом.

— Спасибо, мсье Марешаль! Задал я вам хлопот со своими просьбами. И замок обеспечь, и местность красивую, и чтобы деревушка непременно маленькая да живописная… Привередливый нынче художник пошёл!

— Пустое, — возразил Марешаль, качая черноволосой головой с безукоризненным пробором. — Не забудьте, что все эти недели я буду вас сопровождать. Так что, считайте, красивую местность я выбирал и для себя тоже. Я, кстати, на всякий случай предварительно заказал комнаты для всех нас в местной гостинице. Называется "Галльский петух". — Чокнулся с Белозёровым. — За вашу успешную работу и наше общее приятное времяпровождение!

В другом конце небольшого зала сидели трое мужчин средних лет. Были они похожи однотонными тёмными костюмами, аккуратно подстриженными бородками, непроницаемым выражением лиц. Мужчины сосредоточенно кромсали поданные на больших тарелках бифштексы, что, впрочем, не мешало им искоса поглядывать в сторону Сергея с Марешалем.