Елена Трускова - Простории

Простории

Елена Трускова

© Елена Трускова, 2017

ISBN 978-5-4474-0137-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Откуда берутся истории?

Обычно – из людей.

Чтобы их услышать, приходится слушать и восхищаться, сравнивать и рассказывать свои. Чтобы мир другого человека открывался, нужно открывать ему свой.

Вот и сейчас: открываю вам мой.

Если вам захочется тоже чем-нибудь со мной поделиться, напишите: [email protected]

Или добавляйтесь в социальных сетях:

– facebook.com/elena.truskova;

– vk.com/elena.truskova;

– twitter.com/forgetenot.

Эти истории впервые появились в моем блоге: anotherindianwinter.tumblr.com/top

Время, пространство и горы

Автобус пыхтит и взбирается на холм, преодолевая ступеньку за ступенькой, осторожно раскрывая горы, долину, пальмовые заросли и туман вдалеке. Теплая Хагна и отель гарден кафе были меньше суток назад, а кажется, что прошли годы.

Мы на высоте птичьего полета, но вдоль горной дороги по-прежнему встречаются избушки на тонких сваях, спичечные домики на одну комнату, и я думаю, как можно жить в таком, ни удобств, ни гарантий прочности – и как здорово, наверное, иметь вид из окна на горы, долину, пальмовые заросли и туман вдалеке. То, что видишь, всегда отвлекает от того, о чем думаешь.

Я люблю заглядывать в окна и думать, кто там живет. В Москве я коллекционировала вечерние люстры: если идти по Кутузовскому, с вероятностью один к пяти увидишь абажур с кухни моей бабушки, а если по Остоженке, то вряд ли. Или вот: Париж, лето, из окна кто-то смотрит и курит, я думаю, какой у него любимый фильм и считает ли он в принципе, что путешествия – наилучший способ узнать мир.

Я, например, считаю. За последние полгода мы побывали в таких разных местах и видели себя в таких разных ситуациях, что теперь в голове – фотоальбом и калейдоскоп. Вот автобус и одни горы. Щелк, переключается кадр. Вот закат и другие. Фотографий иногда нет, но они и не нужны. Фотоальбом в голове справится.

Мы на Филиппинах, а точнее – в Хагне, портовом городке, о котором я до этого дня не знала совершенно ничего.

Я брожу в поисках отеля «Garden cafe», нам нужно где-то пересидеть день, потому что наш дневной, быстрый и дорогой паром к городу Кагаян де Оро отменили из-за сомнительной погоды, и пришлось взять билеты на ночной, дешевый и долгий. А времени еще одиннадцать утра. Мы не выспались. Голодные. Стоим с кучей вещей в нетуристическом месте. Привлекаем слишком много внимания.

Я обхожу Хагну за полчаса по главной улице. Здесь одноэтажная Америка, все домики как на ладони: городской рынок… порт… автобусная остановка… маленькие душные бары… полицейская будка… церковь вдалеке, под горой.

А вот и указатель на гарден кафе мимо собора. Только что, похоже, закончилась воскресная месса, потому что из католической церкви перед статуей архангела Михаила на меня вываливается весь город, одетый в стиле Бекки Тэтчер.

Все женщины, от девочек до старушек, в праздничных платьях. Те, кому уже разрешено (и еще пока), – на каблуках. Красотка в золотистом ковыляет по ухабам на шпильках, вися на локте спутника в выходном костюме. На меня прихожане смотрят внимательно: светлокожая, коротко стриженая. Гуляет одна. Диковина.

Я, несмотря на косые взгляды, стараюсь вежливо улыбаться и пролезаю мимо кучи припаркованных трайсиклов (местных маршруток) в сторону отеля. Доношу до вашего сведения, – думаю в ответ, – я совсем не гуляю, иду по делам.

В Хагне только один отель недалеко от пирса. Когда горожане громко интересуются, куда я иду, и не получается сделать вид, что не расслышала вопроса, я называю гарден кафе, и они понимающе кивают. В отеле – кондиционер. В отеле никого не удивляет, как я выгляжу. В отеле кондиционеры и бесплатный вай-фай. Короче, жить можно.

Мы заселяемся в номер, из которого можно будет идти на паром к десяти вечера. Девушка просит меня заполнить анкету, я спрашиваю, нужны ли наши паспорта.

– Вообще нет, но мне интересно посмотреть. Я никогда не видела российского паспорта.

Мы заселяемся, обедаем и спокойно досыпаем свое. Я лежу под кондиционером и читаю, когда за окном шуршат по гравию чьи-то ботинки. Интересно, люди задумываются о том, кто сегодня поселился в номере шесть и как мы относимся к Филиппинам?

В номере шесть висит табличка: отель открыт обществом глухих, деньги перечисляются в соответствующий городской фонд. Мальчик у входа с улыбкой складывает ладони в классический азиатский жест «намастэ». Почему-то здесь ужасно уютно, хотя и комната, и еда – ничего особенного.

На обед я заказываю манговый фреш, потому что привычного апельсинового на Филиппинах пока не встречала. Его приносят в стакане из-под молочного коктейля. Моя одноэтажная Америка.

Я смотрю в окно, солнце греет ближайшие горы. Закат тут быстрый, еще нет шести, когда солнце садится. В меню обыгрывается язык жестов для заказа еды. Я пробую показать гамбургер под столом для проверки, но выходит плохо. Нам приносят бланки для письменного заказа и карандаши.

Вечером солнце садится прямо на наших глазах, горы исчезают из вида, и снова приносят бланки. Мы спали пару часов, а кажется, что мы живем в номере шесть уже месяц. За большим столом ужинает местная семья, у окна сидит американец с филиппинкой.

Я смотрю в окно, там ничего не видно. Пью свой манговый сок, голова после дневного сна ватная. На ночной паром не хочется, хоть мы и взяли отдельную каюту, а не место на палубе. Потом становится понятно, почему не хотелось: море штормит, паром мотает, как голову игрушечной собаки на приборной доске. Хорошо, что у нас еще остались таблетки против укачивания.

Иногда бываешь где-то проездом, а потом всю жизнь помнишь вид из окна, как будто жил там годами. Время растягивается и сжимается, как ему вздумается. Осень и памятник с книгой на коленях; зеркало воды и флаги на ветру; парижское небо; а теперь – солнечные горы.

Хагна, моя филиппинская одноэтажная Америка.

Бабочка на руке, мы в облаке

– А это насекомое, мэм, вы помните его название, – сказал загадочно гид на бабочковой ферме.

– На русском да, – серьезно ответила я, не понимая, к чему он клонит. – А на английском нет.

Мальчик насупился, потому что я шла не по сценарию, но продолжил:

– Это БОГОМОЛ, мэм. А теперь угадайте, почему у нас на ферме нет богомолов, мэм.

– Не знаю, – с подозрением ответила я.

– Потому что церковь в прошлом году развалилась при землетрясении, – засмеялся гид, но заметил мое замешательство и добавил тихо: – Это была шутка.

Я наконец улыбнулась, сообразив, что экскурсия подразумевает юмор. Юный гид приободрился и продолжил шутить:

– Богомолы – природные враги бабочек, поэтому мы их тут не держим. Иначе у нас будет ферма богомолов, а не ферма бабочек! – он залился радостным смехом.

Экскурсия по ферме бабочек длится от силы три минуты, и все эти три минуты набиты заранее подготовленными шутками. Гид искренне хохочет над ними сам.

Филиппинцы вообще легко переходят на смех. Хихикают, как девчонки на перемене.

Знакомство с островами мы начали с Бохоля, знаменитого белоснежными пляжами, заповедником долгопятов и шоколадными холмами. Мы поселились вдали от шумного и набитого курортами пляжа Алона, в дебрях Панглао. В частном резорте на семь домиков и с открытым бассейном.

Конечно, мы собрались на стандартную экскурсию по острову.

Все началось с дождя. Мы так долго выбирали из наших пяти дней тот, когда обещали солнце, но Филиппины – нестабильное в плане погоды островное государство, и тайфун налетел без предупреждения. Заволок небо тучами и насыпал дождя. Водитель держал над нами огромный черный зонт, когда мы садились в экскурсионный пикап. Мы чувствовали себя кинозвездами, которые сегодня порядком промокнут.

Первой остановкой были руины церкви и одновременно деревенский исторический музей.

Мы хлюпали по лужам, пробираясь к руинам. На входе сидело десять человек, кивали нам и улыбались, вполголоса повторяя «скинхед, скинхед», потому что у нас хоть и отросло пару миллиметров волос, но для Филиппин это все равно как будто налысо. Как говорила мама в детстве, ты же девочка. А ю э гёрл, – спросила меня женщина. Я кивнула.

В церкви было еще более влажно, чем на улице. Над экспонатами висели таблички «не трогать, не фотографировать», и похоже, что работники музея соблюдали правила: древние чаши и сутаны покрывал ровный слой пыли.

Статуи богоматери, святых и прочих важных людей казались довольно грустными. Половина здания просела, на изразцовом полу валялись куски потолочных фресок, явно отвалившихся недавно. У алтаря на лавочке лежали в ряд штук двадцать белых строительных касок – на случай мессы.

– Тайфун? – осторожно спросила я у нашего водителя-гида, припоминая дома с оторванными крышами, в гостиных которых до сих пор висят люстры. Мимо таких полу-развалин, в которых до сих пор живут, мы долго ехали на автобусе в свой первый филиппинский день.