Виктор Егоров - Искатель. 1970. Выпуск №4

ИСКАТЕЛЬ № 4 1970

Виктор ЕГОРОВ

ЗАЛОЖНИК

ГЛАВА I. СХВАТКА НА ГРАНИЦЕ

Человек шел сквозь ночь по-звериному — быстро, чутко, сторожко. Неслышно ступали по каменистой кабаньей тропе сыромятные подошвы крестьянских чарыхов, рука, угадывая в темноте, отводила от лица спутанные плети кустов, усаженных дюймовыми, как на проволоке заграждений, колючками.

Время от времени он останавливался, прислушивался. Ночь была полна звуков. Сзади глухо рокотал пограничный Араке; порывы ветра с шорохом вязли в непролазной чаще прибрежного камыша; и дождь, сыпавший, как из сита, тянул какую-то монотонную шипящую ноту.

Но этот привычный фон не привлекал его внимания. Тренированным слухом ночного хищника он старался уловить и звук бряцавшего о пряжку подпруги стремени, и хруст мертвой ветви под сапогом пограничника, и сдавленное рычание сдерживаемого проводником пса. Однако ничто не говорило о таящейся опасности. И, успокоенный, он двигался дальше.

Нет, он не был трусом. Поджарый, мускулистый, с юности владевший кинжалом, маузером, хитрыми и жестокими приемами восточной борьбы, он был готов к встрече с любым врагом. Он хорошо знал и эти места в межгорье Карабаха и Талыша. Здесь причудливо извивавшаяся граница своими очертаниями напоминала голову разъяренного зверя. Она петляла вдоль берегов Аракса, а потом, круто повернув, уходила на юго-восток к джунглям Ленкорани. Место для перехода было избрано удачно — непроходимые заросли, безлюдье, глушь.

Но сознание того, что на этой земле не только пограничник, милиционер или сельский активист, а каждый, почти каждый — непримиримый «кровник» его прошлого, настоящего и будущего, заставляло быть собранным, настороженным, каждое мгновение готовым к прыжку и удару.

И все-таки он не жалел о своей встрече с Мурсалом-киши. Не жалел потому, что у него не оставалось другого выхода.

Два года назад, преследуемый пограничниками, он бросился в мутные воды Аракса с советского берега. Поначалу на том берегу встретили его гостеприимно. Нашлись знакомые и даже родственники. Верные закону корана, они приютили, помогли сбыть принесенные ценности, начать дело.

Будь он хоть немного другим, умей сдерживать свой необузданный нрав, мог бы до конца своих дней торговать на тавризском базаре ковровыми хурджинами, накопить денег, купить домик с десятком, а то и двумя гранатовых, ореховых, тутовых деревьев, завести бассейн с золотыми рыбками, жен, детей…

Но он не был приспособлен к такой жизни. Он, главарь личной охраны Джебраил-бека, не мог научиться цветисто и униженно зазывать покупателей, почтительно, но цепко хватать их за полы аба, кланяясь, благодарить каждого заглянувшего под навес с товаром, отчаянно торговаться из-за несчастного крана. Торговля с каждым днем шла все хуже и хуже. А тут еще и подношения старшинам базара и жандармам, которые постоянно наведывались в его лавку будто бы по распоряжению тахмината.[1]

В общем, когда незнакомый старик, судя по расшитой шелками безрукавке и почти двухметровому росту мегребец — местность, славящаяся своими пехлеванами,[2] — предложил ему новую службу, он колебался недолго.

Мурсал-киши, так звали мегребца, не скрывал, что поручение будет опасным, даже очень опасным. Но при этом называл такую сумму, о которой и в лучшие времена не мог даже мечтать самый удачливый из его приятелей-контрабандистов. О последствиях он старался не думать — не стоило искушать судьбу.

Дождь постепенно слабел, чернота вокруг стала не такой непроглядной. Сдвинув капюшон грубого брезентового плаща, он поднял голову — по чуть просветлевшему куполу неба нескончаемой чередой плыли, двигались какие-то призрачные, зыбкие силуэты. Там, далеко наверху, крепнущий ветер развалил, погнал к западу тяжелую пелену дождевых туч. И сильный, ровный свет луны теперь, как на экран, отбрасывал на нижний, еще не тронутый слой облаков их чудовищные тени.

Надо спешить, подумал он и, поудобнее умостив на левом плече полупустой хурджин, свободной рукой выпростал из-под плаща хранящую тепло живого тела рукоять кинжала.

Словно ожидая именно этого момента, где-то совсем рядом визгливо и омерзительно захохотал шакал.

Резкий, тревожный вскрик зверя ударил по натянутым нервам, заставил рвануть из ножен длинный, бритвенной остроты клинок. На мгновение он присел, сжался перед броском, но тут же распрямился, облегченно вздохнув. Раз он сам спугнул чуткого зверя, значит поблизости не было другого человека.

Идти оставалось уже совсем недалеко. Впереди и слева обозначилась невысокая гряда холмов, сразу за которой пролегала выемка железной дороги. Конечно, на переезд ему нельзя показываться. Но товарные поезда на крутом уклоне замедляют ход, спускаются в долину осторожно, на тормозах. К рассвету он будет уже на узловой станции и затеряется в шумном людском потоке.

Да, Мурсал-киши все рассчитал. Интересно, кто он такой на самом деле, этот старик с внешностью и манерами почтенного купца и перебитым носом призового пехлевана? Почему он так хорошо и быстро умеет надувать и связывать бычьи пузыри для переправ через горные реки, переодеваться, лежа в кустах и посыпая все вокруг мелко истертым нюхательным табаком?

Откуда знакомы мегребцу тайный язык бакинских бандитов — кочи, которых до революции подкармливали владельцы нефтяных промыслов, и полузабытые сейчас тропы старых контрабандистов? Странный старик, он наизусть читает суры корана и отдает приказы начальнику аскеров пограничной стражи, прекрасно разбираясь в тонкостях устава.

А впрочем, кем бы ни был Мурсал-киши, слово свое он сдержал, как подобает мусульманину. Долги уплачены, того, что осталось, хватит на черный день, а после возвращения…

— Стой! Руки вверх! — грозно и повелительно прозвучало у него за спиной.

Он не растерялся. Стремительно извернувшись, он сбросил хурджин и прыгнул вперед, сильно и точно разя кинжалом. Отшатнувшийся пограничник, вскинув перед собой винтовку, еле успел отвести удар. Твердое дерево ложи попало под кистевой сустав, острая боль в запястье выбила клинок из руки нарушителя, но и пограничник не устоял перед тяжестью обрушившегося на него врата. Свалились оба. Нарушитель оказался сверху. С хриплым рычанием он стал душить бойца.

В следующее мгновение сжавшийся, как боевая пружина, пограничник распрямился. Мощный толчок ногами подкинул нарушителя, рывок за отвороты плаща в сторону и вниз швырнул его лицом в землю. Глухой удар, протяжный мучительный стон. Каменистая почва карабахских предгорий по-своему решила исход схватки.