Александр Дюма - Людовик XV и его эпоха

ЛЮДОВИК XV И ЕГО ЭПОХА

Александр ДЮМА

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава 1.

1710 – 1724.

Рождение Людовика XV. – Что произошло после смерти герцога Орлеанского. – Каким образом герцог Бурбонский был назначен первым государственным министром. – Его происхождение. – Его портрет, – Мать герцога Бурбонского. – Людовик XV. – Этикет его двора.

В субботу 15 февраля 1710 года Людовик XIV был разбужен в семь часов утра, то есть часом ранее обыкновенного, по той причине, что герцогиня Бургундская1 почувствовала первые боли родов.

Король поспешно оделся и отправился к герцогине. На этот раз Людовику XIV ждать почти не пришлось, ибо в восемь часов три минуты и три секунды герцогиня Бургундская родила принца, который был назван герцогом Анжуйским.

Кардинал Янсон крестил новорожденного малым крещением. По окончании этого обряда младенец был положен на колени герцогини Вантадур и унесен на носилках в королевские покои.

Де Буффлер и восемь телохранителей сопровождали носилки.

В полдень де ла Врильер, сын маркиза Шатонефа, государственного секретаря Людовика XIV, поднес новорожденному голубую орденскую ленту, и в тот же день весь двор съехался на него посмотреть.

Этот, только что родившийся, младенец имел уже брата, названного дофином; как мы уже сказали, титул новорожденного был – герцог Анжуйский.

6 марта 1711 года оба принца заболели корью, о чем тотчас дано было знать Людовику XIV. Так как они были крещены только малым крещением, то король немедленно приказал их крестить. Герцогине Вантадур было предоставлено право избрать для обоих принцев в крестные отцы и матери тех особ, которых она сама пожелает. По желанию короля, оба принца должны были наименоваться Людовиками.

Восприемниками дофина при святом крещении были граф де ла Мотт и герцогиня Вантадур, а у герцога Анжуйского – маркиз При и герцогиня де ла Ферте.

8 марта старший из двух братьев умер. Герцог Анжуйский наследовал тогда своему брату и принял, в свою очередь, титул дофина. Этот герцог Анжуйский, внук великого дофина, единственного законного сына Людовика XIV, и есть тот самый принц, который наследовал престол Франции под именем Людовика XV.

На другой день после смерти короля Людовика XIV члены парламента под председательством Жака-Антония де Месма собрались в восемь часов утра на заседание. В этом заседании было официальным образом объявлено о кончине Людовика XIV. Королевская власть, за малолетством Людовика XV, перешла к герцогу Орлеанскому2, который с этого времени принял титул регента Франции. Кроме официального объявления о смерти короля в заседании парламента было в этот день прочитано и обсуждено духовное завещание Людовика XIV: из всех статей этого завещания две только остались ненарушимыми, а именно – что герцогиня Вантадур примет титул наставницы юного короля Людовика XV, а маршал Вильруа – его наставника.

12-го числа парламент собрался вторично на заседание и издал указ, которым подтверждался первый. В этом втором заседании присутствовал король, на руках своей воспитательницы, и произнес своим тоненьким и писклявым голоском речь, не более как в три строчки, заключавшуюся в следующих словах:

«Господа! Я пришел сюда для того, чтобы доказать вам мое благорасположение. Канцлер мой объявит вам мою волю».

Это были первые политические слова, произнесенные его величеством, за что воспитательница его попотчевала тотчас конфетами.

Что касается приказания, отданного Людовиком XIV на его смертном одре, отправить малолетнего Людовика XV на жительство в Венсен, где воздух, по удостоверению докторов, был чище и здоровее, то оно было в точности исполнено: 9 сентября 1715 года, то есть в тот самый день, когда траурная процессия, сопровождавшая гроб Людовика XIV, шла из Версаля в Сен-Дени для предания земле умершего монарха, юный наследник престола Франции был отвезен в Венсенский замок.

Герцогиня Вантадур старалась дать своему питомцу воспитание самое королевское, хотя в том и не совсем преуспела, ибо с ранних лет развивала в короле понятие о гордости, равнодушии и презрении ко всему.

Однажды Людовик XV, играя золотой монетой, уронил ее на пол. В то время как он нагнулся, чтобы поднять ее, герцогиня Вантадур взяла его за руку и сказала:

– Ваше величество, то, что упадет из рук короля, ему не принадлежит более.

И с этими словами она взяла с пола монету и отдала ее проходившему лакею.

В другой раз королю представлялся господин де Коален, Мецский епископ, наружность которого не совсем была привлекательна. Поэтому, взглянув на него, король воскликнул:

– Ах, как вы некрасивы!

– Я вижу, – возразил прелат, повернувшись спиной, – что королю дают не совсем хорошее воспитание.

И он вышел из комнаты.

Людовик XV недолго находился под надзором женщин:

15 февраля 1717 года герцогиня Вантадур сдала его на руки герцога Орлеанского, который приставил к нему тотчас наставниками маршала Вильруа и аббата Флери (называвшегося прежде Фрежюсом, или Фрежским епископом), которого не надобно смешивать с автором известнейшей книги – «История церкви» (о ней мы уже говорили) – и который был духовником короля.

Воспитание юного короля, вверенное этим двум лицам, также не могло дать блестящих результатов, хотя аббат Флери и был известен своей ученостью. Причина этого заключается в том, что Вильруа и Флери были большие интриганы и более заботились о делах политики, нежели о воспитании и образовании юного короля.

В июле 1721 года – а именно 31-го числа – король, уходя спать совершенно здоровым, проснулся на другой день утром с сильной болью в горле и голове, появилась лихорадка, и к трем часам пополудни боль в горле и голове до того увеличилась, что ребенок должен был снова лечь в постель. Ночь король провел весьма худо: в два часа утра болезнь усилилась. Беспокойство и смущение тотчас распространились по дворцу, а из дворца – по всему городу.

Около полудня герцог Сен-Симон, имевший право приезжать ко двору во всякое время, вошел в комнату короля – комната была пуста. Один только герцог Орлеанский сидел в ней у камина, задумчивый и печальный. Почти в одно время с Сен-Симоном вошел в комнату короля Бульдюк, один из придворных аптекарей, с приготовленным для его величества питьем. За ним следовала госпожа де ла Ферте, сестра герцогини Вантадур, воспитательницы короля. Увидев Сен-Симона, который старался скрыть от нее присутствие регента, она сказала:

– Ах, герцог, вы знаете… Король отравлен!

– Молчите, пожалуйста, сударыня, – отвечал ей Сен-Симон.

– Говорю вам, что он отравлен!.. – повторила она. Сен-Симон подошел к ней и сказал:

– Ведь это ужасно, что вы говорите! Пожалуйста, замолчите.

Госпожа де ла Ферте замолчала, но, может быть, только потому, что герцог Сен-Симон, подойдя к ней, тем самым дал ей заметить герцога Орлеанского.

Что касается последнего, то он ограничился только пожатием плеч при таких словах госпожи де ла Ферте и обменялся взглядами с Сен-Симоном и Бульдюком.

На третий день королю сделалось еще хуже, и доктора начинали уже сомневаться в благополучном исходе болезни. Гельвециус, младший из всех докторов, сделавшийся впоследствии медиком королевы и отцом известнейшего Гельвециуса, предложил пустить королю из ноги кровь. Все доктора восстали против этого, и Марешаль, придворный хирург, объявил, что если бы во всей Франции нашелся только один ланцет, то он и его бы сломал, лишь бы только не открыть кровь его величеству.

Регент, герцог Бурбонский, Вильруа, герцогиня Вантадур и герцогиня де ла Ферте, та самая, о которой мы сейчас говорили, присутствовавшие на этой консультации, пребывали в отчаянии, ибо не видели единогласия между теми лицами, в руках которых находилась жизнь короля.

По приказанию регента послали за городскими докторами: это были господа Дюмолен, Сильва, Камилль и Фальконе.

Означенные доктора явились и после всех споров и разногласий согласились с мнением Гельвециуса, хотя придворные доктора против этого и восставали.

– Господа, – сказал тогда Гельвециус, видя, что нет другого средства заставить окружавших его консультантов согласиться с его мнением, – отвечаете ли вы вашей головой за жизнь короля, если ему не будет пущена кровь?

– Нет, – отвечали доктора, – мы не берем на себя такой ответственности.

– А я, – продолжал Гельвециус, – так отвечаю головой за жизнь короля, если только ему будет сделано кровопускание.

Молодой доктор говорил с такой твердостью и самоуверенностью, что регент, подойдя к нему, сказал:

– Принимайтесь за дело, господин Гельвециус.

Прочие доктора удалились. Гельвециус, оставшись один, сделал королю кровопускание.

Через час, и даже немного менее того, жар у короля значительно уменьшился. К вечеру всякая опасность исчезла, и на другой день король, встав с постели, был уже здоров.