Артур Конан Дойл - Долина страха Страница 35

- Я хотел кое о чем поговорить с вами, мистер Макмердо, - произнес старший, и по его неуверенному тону можно было понять, что дело, о котором он намеревается говорить, очень деликатное. - Спасибо, что вы пришли по моему зову.

- Почему вы не поставили на записке свое имя?

- Из осторожности, мистер. В наше время нельзя предугадать, как что может аукнуться. И неизвестно, кому можно доверять, а кому нет.

- Но собратьям-то по ложе можно доверять.

- Нет, совсем не всегда! - горячо возразил Моррис. - Все, что мы говорим, даже что думаем, становится известно этому субъекту, Макгинти.

- Послушайте, - остановил его Макмердо, - я только накануне вечером, как вам хорошо известно, дал клятву верности мастеру нашей ложи. Вы что же, хотите, чтобы я ее нарушил?

- Если вы так на это смотрите, - сокрушенно проговорил Моррис, - то, значит, я напрасно затруднил вас просьбой встретиться со мной. Весьма сожалею. Плохо наше дело, если два свободных гражданина не могут высказать друг другу то, что думают.

Глядя ему в лицо, Макмердо произнес уже не столь воинственно:

- Я ведь говорил только о себе. Я, как вы знаете, в этих краях человек новый и в здешних делах еще не слишком разбираюсь. Так что не мне судить да рядить, но если вы желаете чем-то поделиться со мной, я с готовностью вас выслушаю.

- А потом донесете боссу Макгинти! - горько усмехнулся Моррис.

- Нет, тут вы ко мне несправедливы! - воскликнул Макмердо. - Сам я верен ложе и об этом сказал вам прямо. Но я был бы жалким подлецом, если бы вздумал повторить кому-нибудь то, что сказано мне доверительно. Дальше меня это никуда не пойдет, хотя предупреждаю, может статься, что ни сочувствия, ни помощи вы от меня не получите.

- Я уже больше не жду ни того, ни другого, - сказал Моррис. - Возможно, я рискую жизнью, говоря с вами. Но как бы ни были вы развращены - а вчера вечером мне показалось, что вы скоро станете не лучше остальных, - но все-таки вы новичок и ваша совесть не успела еще так задубеть, как у этих людей. Вот почему я решил поговорить с вами.

- Ну так говорите.

- Если вы предадите меня, да падет проклятье на вашу голову!

- Я же сказал, что не предам.

- В таком случае хочу спросить: приходило ли вам хоть на минуту в голову, что, вступая в Чикаго в Общество Свободных Работников, вы становитесь на дорогу, которая приведет вас к преступлению?

- Если можно это называть преступлением, - ответил Макмердо.

- Можно ли! - воскликнул Моррис, и голос его дрогнул. - Значит, вы еще мало видели, если у вас это вызывает сомнение. Разве не преступление было совершено вчера, когда человека, годящегося вам в отцы, избили так, что кровь текла у него по седым волосам? Как вы это назовете, если не преступлением?

- Кое-кто сказал бы, что это война, - ответил Макмердо. - Война двух классов, война без правил, в которой каждый сражается как может.

- А вы готовы были к этому, когда вступали в Чикаго в Общество Свободных Работников?

- Нет, признаюсь.

- И я не был к этому готов, когда вступал в Филадельфии. У нас был просто клуб взаимопомощи и место встречи друзей. Но потом я узнал про Вермиссу - да будет проклят тот час, когда я впервые услышал это имя! - и решил перебраться сюда ради лучшей жизни! Бог мой! Лучшей жизни! Жена и трое детей приехали со мной. Я открыл торговлю галантерейными товарами на Маркет-сквер, и поначалу дело пошло хорошо. Но стало известно, что я член Общества Свободных Работников, и меня заставили вступить в здешнюю ложу, как вы вступили прошлой ночью. У меня на руке выжжено клеймо позора и еще худшее клеймо - на сердце. Я попал во власть подлого злодея, запутался в сетях преступлений. Что я мог сделать? Каждое мое возражение рассматривалось как измена, вы сами это видели вчера. Уехать я не могу, все, чем я владею на земле, это моя лавка. Если я выйду из ложи, меня наверняка убьют, и что тогда станется с женой и детьми? О господи, как все ужасно, ужасно!

Он закрыл лицо руками. Грудь его содрогалась от беззвучных рыданий.

Макмердо пожал плечами.

- У вас не хватает боевого духа для такой работы, это дело не для вас, - сказал он.

- У меня есть совесть и есть вера. А эти люди превратили меня в преступника. Меня выбрали для одного темного дела. Я знал, что со мной будет, если откажусь. Может быть, я трус. Может быть, мысль о жене и детях лишает меня храбрости. Словом, я согласился. И никогда, до смертного часа, этого не забуду. Дом стоял на отшибе в двадцати милях отсюда, за перевалом. Меня поставили сторожить у двери, как тебя вчера. Остальные вошли в дом. А когда вышли, их руки были по локоть в крови. Когда мы отъезжали, из дома доносились рыдания ребенка - это заходился в плаче пятилетний мальчик, на глазах у которого убили отца. Я чуть не потерял сознание от ужаса, но надо было выглядеть веселым и улыбаться. Ведь я знал, что в противном случае в следующий раз они выйдут с окровавленными руками из моего дома и плакать по своему отцу будет мой маленький Фред. Но я уже был преступник, соучастник убийства, навсегда погибший для этого мира и для мира иного. Я добрый католик, но патер, услышав, что я - «метельщик», не пожелал со мной разговаривать, я отлучен от моей церкви. Вот так обстоит дело со мной. Но я вижу, что и вы встали на ту же дорогу, и я спрашиваю вас: чем это все кончится? Готов ли вы стать еще одним хладнокровным убийцей или можно что-то сделать, чтобы положить этому конец?

- А что тут сделаешь? - прервал молчание Макмердо. - Не собираетесь же вы донести?

- Боже упаси, - ответил Моррис. - Одна мысль об этом стоила бы мне жизни.

- И то хорошо, - сказал Макмердо. - Думаю, просто вы человек слабодушный и все преувеличиваете.

- Преувеличиваю? Поживи тут подольше, сам убедишься. Посмотри на долину. Видишь, как дым из сотни труб тучей навис над домами? Вот так же, только еще чернее и ниже, висит над людьми туча убийств. Вермисса - Долина страха, Долина Смерти. Ужас днем и ночью царит в сердцах. Подожди немного, молодой человек, и ты все увидишь своими глазами.

- Хорошо, я сообщу вам свое мнение, когда присмотрюсь получше, - спокойно отозвался Макмердо. - А вот что ясно уже сейчас: здешняя жизнь - не для вас, чем скорее вы продадите свою лавку, пусть хоть за десятую долю настоящей цены, тем будет для вас лучше. О том, что вы мне говорили, от меня никто не узнает; но если доносчиком окажетесь вы, клянусь Богом!..

- Нет, нет! - горячо воскликнул Моррис.

- Ладно, оставим это. Я запомню все, что услышал от вас, и как-нибудь на досуге об этом подумаю. Я понимаю, вы желаете мне добра. Ну а теперь я пойду домой.

- Еще одно слово, прежде чем ты уйдешь, - задержал его Моррис. - Нас могли видеть вместе. И могут спросить, о чем мы разговаривали.