Али Абев - Миссия сдвига на Фа#

Али Абев

Миссия сдвига на Фа#

– Скажи, друг Моцарт, что такое Зло?

– Зло? – Это диссонанс – дитя крушенья.

Где нет руин, там не бывает Зла.

Введение

Автор приветствует всех любителей научной фантастики и предлагает вниманию читателей книгу о неразрывной связи Фаэтона с Землёй и человечеством.

Излагая, по ходу развития сюжета, свою версию секрета Нагвалей – центров коллективной Силы групп магов, согласно учению Карлоса Кастанеды, – он постарался показать как положительные, так и отрицательные стороны использования их возможностей.

Миссия спасения человечества от астероидов-убийц и жесткого излучения Сверхновых, посредством силы объединённого Намерения групп Нагвалей, ему кажется не более фантастичной, чем баллада о Фаэтоне, заливающем по ночам подлунный мир царственным серебром озарённого лика.

Свой рассказ на эзотерические и космогонические темы автор построил в жанре мистического романа, щедро сдобренного иронией.

Герои повествования – наши современники – перевоплощённые сущности из ромейского (византийского) рода Комнинов, ищущие ответы на нерешённые вопросы, вставшие перед ними в прошлой жизни.

В поисках фактов, подтверждающих его версии, автор использовал сведения, изложенные в научных работах А. Портнова, американской группы ученых под руководством Г. Хэнкока и Р. Бьювэла, а также, в трудах К. Кастанеды, Е.П. Блаватской, Е.И. Рерих и Н. Тесла.

Источником вдохновения при работе над книгой послужили полотна С.Н. Рериха «Я двигаюсь среди этих теней» 1967 г. и «Ты не должен видеть этого пламени» 1968 г., переданные художником в дар Советскому Союзу, и, находящиеся в Музее Народов Востока.

Глава первая

Христос грядёт!

Краткая ночь с 3 на 4 июля 1054 года достигла своего апогея. Впервые за дождливую неделю небо очистилось от низких моросящих облаков, и засиявшие звёзды радостно запели многоголосную арию дальних миров над столицей Ромейской империи.

В этот неурочный час во врата базилики Софии Премудрости – главного храма Константинополя – постучался уставший путник.

– Проводите меня к патриарху! – сказал он отворившему дверь монаху.

– Господин, вы знаете который сейчас час?! Патриарх почивает у себя в палатах Большого дворца.

– Так разбудите! – негромко, но властно потребовал незнакомец, показав прислужнику печать храма Гроба Господня, зажатую в правой руке и сочившийся неземным светом свёрток ткани – в левой.

– На то воля Божья, иначе бы не беспокоил.

– Следуйте за мной, господин.

Вопреки опасениям привратника, стража варягов беспрепятственно пропустила гостя в покои патриарха…

Язык набатного колокола базилики Святой Софии ударил в медно-оловянный свод, разливая могучий гул, от которого задребезжали стекла и посуда в близлежащих домах спящего города. Завыли и залаяли оглушённые псы. Заскрипели ставни и ворота. Знать, живущая по соседству с Большим Дворцом, зевая, и, кляня звонарей, пыталась найти спасение от всепроникающего звука, затыкая уши горой мягких подушек. Но и это не помогало. Не зря же про голос царя колоколов говорили, что он и мёртвого поднимет! Использовать его без крайней нужды, тем более среди ночи, запрещалось строго-настрого.

Заслышав набат, и ремесленник, и вельможа, и стар, и млад, одевшись на скорую руку, устремились на зов со всех концов престольного града. Через час, площадь перед храмом мерцала тысячью огней от пламени свечей и лампад, зажжённых собравшимися. Взоры разбуженных людей были устремлены на, выставленную у входа в храм, святую реликвию – плащаницу Спасителя, источавшую неземной белый свет, мимо которой двигался неспешный хоровод прихожан, возглавляемый пастырями, одетыми в праздничные одежды. Каноническое пение далеко разносилось в ночной тишине, заставляя ускорить шаг опоздавших христиан.

Ладья убывающей Луны, оторвавшись от линии горизонта, бесшумно поплыла по океану небес рядом с рубиновым оком Альдебарана. Остальные звёзды восходящего Тельца едва угадывались под ними на посветлевшей синеве. И вдруг, всю восточную часть неба озарило розоватобелым светом, разлившимся из взошедшей диковинной звезды, увенчавшей собою нижний рог склонённой головы созвездия.

Видя небесное чудо, люди пали на колени, моля Господа о прощении грехов своих. Тысячи страждущих истово молились, осеняя себя крестным знамением, глядя то на плащаницу, то на красное Солнце Нового Завета, взошедшее позади храма на час раньше золотого луча Гелиоса.

– Христос грядёт! – волнами прокатилось по толпе, заглушая пение Владык, ведущих церковную службу.

Осознав всё величие момента, патриарх Михаил трижды сердечно обнял посланца Господа и, повернувшись к людскому морю, зычно крикнул:

– Братья и сестры! Второе Солнце взошло на небе, как заповедано в писании. Близится Судный день. Спешите очиститься душою и припасть к плащанице Спасителя, ибо она – нетленный свидетель его Воскресения. Христос грядёт! Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе! – разнеслось над Царьградом.

«Когда Игорь-князь соколом полетел, тогда Овлур волком потек»

На центральной площади города Владимира, умытой дождём и высушенной летним солнцем, у крутого обрыва, спускающегося к нефриту вод реки Клязьмы, лениво шелестел листвою городской парк. В тени его деревьев, неподалёку от места, где застыли в своём вечном просветительском походе покрывшиеся бронзой минувших врёмен князь Владимир и епископ Фёдор, нашёл себе приют от зноя ничем не примечательный гражданин – человек среднего роста и средних лет.

– Он не осознаёт кто мы.

– Конечно! Энергии маловато.

Сидящий на скамейке с томиком Кастанеды в руках Константин Снопов оторвался от чтения книги и обернулся в сторону, приближающихся к нему, двух мужчин.

Один – высокий, уже поседевший, но довольно моложавый гражданин в идеально подогнанном по худощавой фигуре костюме, с пенсне на переносице.

«Станиславский!» – окрестил Константин, одетого с иголочки, пожилого интеллигента с галстуком-бабочкой на шее.

Другой – коренастый представитель народов латинской Америки. Широкая лицевая кость, нос с горбинкой, смуглая кожа, пронзительный взгляд чёрных глаз – вылитый «амиго» из Мексики или Перу.

С приходом незваных гостей волна жара ворвалась в область солнечного сплетения читателя Кастанеды, и вспотевшему Косте ужасно захотелось пить.

– Здравствуйте! – оба незнакомца склонили головы в знак приветствия и расплылись в улыбке.

– Разрешите представиться! Нагваль Алексеев, он же Станиславский, – произнёс седовласый старик в пенсне, излучая тепло радушных глаз.

– Нагваль Хулиан, индеец яки, учитель Хуана Матуса, – произнёс второй, указывая взором на томик Карлоса Кастанеды, лежавший на коленях Снопова. Пожимая Косте руку, он быстро завладел большим пальцем его ладони.

– Ай, как неосмотрительно, амиго! Смотри! Твоя воля теперь в моих руках! А мы, индейцы, дети кровавого Ареса-Марса, народ жестокий! Помнишь слова моего ученика Хуана Матуса о том, что маги древности всегда вели себя воинственно? Раздражение было их стихией. Впрочем, тебе это состояние хорошо знакомо. Вы, москвичи, так себя за рулём чувствуете.

«Пожалуй, он и не индеец, вовсе. Да это же обыкновенный цыган! Такой же бесцеремонный, как гадалки на вокзале! – размышлял Константин, пока незнакомец тряс его руку. – Куда это Иришка запропала? Ушла осматривать собор и как в воду канула!»

Снопов поднялся со своего насиженного места, потянулся и хотел уже отправиться на поиски жены, но оброненная ему в след фраза остановила его.

– Там народу собралось, – тьма! Венчание снимают. Вход для посетителей закрыли. Люди с билетами на осмотр храма стоят, ждут, когда начнут пускать. Ничего не попишешь. Веяние времени! – беспомощно развёл руками коренастый «амиго».

«Вот оно что! Тогда лучше подождать здесь. А то ещё разминемся!» – решил Константин Дмитриевич, усаживаясь обратно на скамью.

– А не спеть ли нам, ромалы, песню о вечном: о любви двух сердец и встающем у неё на пути хамстве? – предложил дон Хулиан. Сняв висевшую за спиной гитару, он присел рядом с Константином на скамейку, размял пальцы, со знанием дела прошёлся по струнам и запел, демонстрируя виртуозное владение инструментом:

– Ай, да ехали цыгане стороной Таганской.

– Ой, да поспешал Будулай к Клавдии-то! – вставил реплику Станиславский.

– Эх, да дорогу светофор закрыл!

– Вот, засада-то! – огорчился профессор.

– И пришлось пролёточке цыганской…

– Ой, да потрёпанной такой, пролётке – LC 80! – подмигнул Константин Сергеевич Косте.

– Стать под выхлоп бумерских кобыл…

– Загорелась стрелка, стрелочка судьбы.

– Эх, заждалась Будулая Клавдия-то! – страдальчески вздохнул Алексеев.

– Но, плюют на знаки в Бумере жлобы.