Афанасий Фет - Собрание стихотворений Страница 12

Яблонью, черешней.

Так и льнет, целуя

Тайно и нескромно.

И тебе не грустно?

И тебе не томно?

Истерзался песней

Соловей без розы.

Плачет старый камень,

В пруд роняя слезы.

Уронила косы

Голова невольно.

И тебе не томно?

И тебе не больно? ‹Апрель 1873›

Одна звезда меж всеми дышит

И так дрожит,

Она лучом алмазным пышет

И говорит:

Не суждено с тобой нам дружно

Носить оков,

Не ищем мы и нам не нужно

Ни клятв, ни слов.

Не нам восторги и печали,

Любовь моя!

Но мы во взорах разгадали,

Кто ты, кто я.

Чем мы горим, светить готово

Во тьме ночей;

И счастья ищем мы земного

Не у людей. ‹1882›

Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури, Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами,

Ни огня на земле, ни звезды в овдовевшей лазури, Всё сорвать хочет ветер, всё смыть хочет ливень ручьями.

Никого! Ничего! Даже сна нет в постели холодной, Только маятник грубо-насмешливо меряет время.

Оторвись же от тусклой свечи ты душою свободной!

Или тянет к земле роковое, тяжелое бремя?

О, войди ж в этот мрак, улыбнись, благосклонная фея, И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю,

И, речей благовонных созвучием слух возлелея, Не признаю часов и рыданьям ночным не поверю! ‹Конец 60-х гг.?›

Солнце нижет лучами в отвес,

И дрожат испарений струи

У окраины ярких небес;

Распахни мне объятья твои,

Густолистый, развесистый лес!

Чтоб в лицо и в горячую грудь

Хлынул вздох твой студеной волной,

Чтоб и мне было сладко вздохнуть;

Дай устами и взором прильнуть

У корней мне к воде ключевой!

Чтоб и я в этом море исчез,

Потонул в той душистой тени,

Что раскинул твой пышный навес;

Распахни мне объятья твои,

Густолистый, развесистый лес! ‹1863›

Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне, Травы степные унизаны влагой вечерней,

Речи отрывистей, сердце опять суеверней, Длинные тени вдали потонули в ложбине.

В этой ночи, как в желаньях, всё беспредельно, Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,

Взял бы тебя и помчался бы так же бесцельно, Свет унося, покидая неверные тени.

Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?

Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?

Травы степные сверкают росою вечерней,

Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне. ‹1863›

Забудь меня, безумец исступленный,

Покоя не губи.

Я создана душой твоей влюбленной,

Ты призрак не люби!

О, верь и знай, мечтатель малодушный,

Что, мучась и стеня,

Чем ближе ты к мечте своей воздушной,

Тем дальше от меня.

Так над водой младенец, восхищенный

Луной, подъемлет крик;

Он бросился - и с влаги возмущенной

Исчез сребристый лик.

Дитя, отри заплаканное око,

Не доверяй мечтам.

Луна плывет и светится высоко,

Она не здесь, а там. ‹1855›

Прежние звуки, с былым обаяньем

Счастья и юной любви!

Всё, что сказалося в жизни страданьем,

Пламенем жгучим пахнуло в крови!

Старые песни, знакомые звуки,

Сон, безотвязно больной!

Точно из сумрака бледные руки

Призраков нежных манят за собой.

Пусть обливается жгучею кровью

Сердце, а очи слезой! -

Доброю няней, прильнув к изголовью,

Старая песня, звучи надо мной!

Пой! Не смущайся! Пусть время былое

Яркой зарей расцветет!

Может быть, сердце утихнет больное

И, как дитя в колыбели, уснет. ‹Конец 1862›

Как ясность безоблачной ночи,

Как юно-нетленные звезды,

Твои загораются очи

Всесильным, таинственным счастьем.

И всё, что лучом их случайным

Далеко иль близко объято,

Блаженством овеяно тайным -

И люди, и звери, и скалы.

Лишь мне, молодая царица,

Ни счастия нет, ни покоя,

И в сердце, как пленная птица,

Томится бескрылая песня. ‹1862›

Сны и тени

Сновиденья,

В сумрак трепетно манящие,

Все ступени

Усыпленья

Легким роем преходящие,

Не мешайте

Мне спускаться

К переходу сокровенному,

Дайте, дайте

Мне умчаться

С вами к свету отдаленному.

Только минем

Сумрак свода, -

Тени станем мы прозрачные

И покинем

Там у входа

Покрывала наши мрачные. ‹1859›

Шопену

Ты мелькнула, ты предстала,

Снова сердце задрожало,

Под чарующие звуки

То же счастье, те же муки,

Слышу трепетные руки -

Ты еще со мной!

Час блаженный, час печальный,

Час последний, час прощальный,

Те же легкие одежды,

Ты стоишь, склоняя вежды, -

И не нужно мне надежды:

Этот час - он мой!

Ты руки моей коснулась,

Разом сердце встрепенулось;

Не туда, в то горе злое,

Я несусь в мое былое, -

Я на всё, на всё иное

Отпылал, потух!

Этой песне чудотворной

Так покорен мир упорный;

Пусть же сердце, полно муки,

Торжествует час разлуки,

И когда загаснут звуки -

Разорвется вдруг! ‹1882›

Романс

Злая песнь! Как больно возмутила

Ты дыханьем душу мне до дна!

До зари в груди дрожала, ныла

Эта песня - эта песнь одна.

И поющим отдаваться мукам

Было слаще обаянья сна;

Умереть хотелось с каждым звуком,

Сердцу грудь казалася тесна.

Но с зарей потухнул жар напевный

И душа затихнула до дна.

В озаренной глубине душевной

Лишь улыбка уст твоих видна. ‹1882›

Я видел твой млечный, младенческий волос, Я слышал твой сладко вздыхающий голос - И первой зари я почувствовал пыл;

Налету весенних порывов подвластный,

Дохнул я струею и чистой и страстной

У пленного ангела с веющих крыл.

Я понял те слезы, я понял те муки,

Где слово немеет, где царствуют звуки,

Где слышишь не песню, а душу певца,

Где дух покидает ненужное тело,

Где внемлешь, что радость не знает предела, Где веришь, что счастью не будет конца. ‹1884›

Только в мире и есть, что тенистый

Дремлющих кленов шатер.

Только в мире и есть, что лучистый

Детски задумчивый взор.

Только в мире и есть, что душистый

Милой головки убор.

Только в мире и есть этот чистый

Влево бегущий пробор. ‹3 апреля 1883›

В лунном сиянии

Выйдем с тобой побродить

В лунном сиянии!

Долго ли душу томить

В темном молчании!

Пруд как блестящая сталь,

Травы в рыдании,

Мельница, речка и даль

В лунном сиянии.

Можно ль тужить и не жить

Нам в обаянии?

Выйдем тихонько бродить

В лунном сиянии! ‹27 декабря 1885›

На рассвете

Плавно у ночи с чела

Мягкая падает мгла;

С поля широкого тень

Жмется под ближнюю сень;

Жаждою света горя,

Выйти стыдится заря;

Холодно, ясно, бело,

Дрогнуло птицы крыло…

Солнца еще не видать,

А на душе благодать. ‹1 апреля 1886›

Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть, - То кулик простонал или сыч.

Расставанье в нем есть, и страданье в нем есть, И далекий неведомый клич.

Точно грезы больные бессонных ночей

В этом плачущем звуке слиты, -

И не нужно речей, ни огней, ни очей -

Мне дыхание скажет, где ты. ‹10 апреля 1887›

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдет,

Раскрываются тихо листы

И я слышу, как сердце цветет.

И в больную, усталую грудь

Веет влагой ночной… я дрожу,

Я тебя не встревожу ничуть,

Я тебе ничего не скажу. ‹2 сентября 1885›

Всё, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы,

Млеющих звуков впивая истому;

Пусть ты летишь, отдаваясь другому.

Пусть пронеслась ты надменно, небрежно,

Сердце мое всё по-прежнему нежно,

Сердце обид не считает, не мерит,

Сердце по-прежнему любит и верит.

Тщетно опущены строгие глазки,

Жду под ресницами блеска и ласки, -

Всё, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы. ‹24 июля 1887›

Моего тот безумства желал, кто смежал

Этой розы завои, и блестки, и росы;

Моего тот безумства желал, кто свивал

Эти тяжким узлом набежавшие косы.

Злая старость хотя бы всю радость взяла, А душа моя так же пред самым закатом Прилетела б со стоном сюда, как пчела, Охмелеть, упиваясь таким ароматом.

И, сознание счастья на сердце храня,

Стану буйства я жизни живым отголоском.

Этот мед благовонный - он мой, для меня, Пусть другим он останется топким лишь воском! ‹25 апреля 1887›