Виктор Вальд - Месть палача

Виктор Вальд

Месть палача

© Вальд Виктор, 2015

© ТОВ «Айлант»

Пролог

1-го января 1354 год невероятный по своей мощи штор и последующее за ним наводнение смыли с побережья Северного моря всякий человеческий след. И некому было рассказать правду об ужасном гневе божьем. И через многие годы путешествующие по этим краям удивлялись тому, что щедрые на рыбу и морского зверя огромные пространства необитаемы. И только после того как среди камней и скал они находили множество человеческих костей и утвари в ужасе осознавали – Создатель, устав вразумлять своих детей, решил убить всякую жизнь на земле.

И вот гигантские ледяные глыбы с неведомых полуночных просторов медленно и неудержимо стали покрывать воды и острова, уже навсегда закрыв для людей еще недавно Зеленую землю – Гренландию. Их холодное дыхание превратило северные земли в пустыню. Отныне и навсегда зима укутала людей Европы в меховые одежды, убивая не только голодом, но и холодом тех, кто не способен был себя согреть.

Мало того. Всевышний волею своей стал сотрясать землю, разрушая горы и образовывая трещины невероятной глубины, из которых доносились крики мучеников ада. Рассыпались в прах города, и в течение нескольких дней до неузнаваемости изменялся ландшафт огромных территорий.

Бог устал убивать грешников мечом черной чумы и принялся разрушать сам дом человеческий – Землю!

Трепещите люди, и… Одумайтесь!

Но люди…

Они же созданы по образу и подобию отца небесного. А, зная об этом, не усомнились в своем уме и даже могуществе. С той же яростью как чума набросилась на них, с тем же остервенением и настойчивостью люди боролись с черной смертью.

В славянских землях нагие женщины ночью опахивали свои деревни, совершая обряды проклятия, которые непременно убьют старуху чуму. В озерных и лесистых краях Финляндии песнями и танцами отсылали ту же черную смерть в «железные горы». При этом не жалели украшенной цветами добротной повозки и крепких лошадей для быстрой доставки. И, конечно же, проклятий.

По всей Европе чучело, изображавшее чуму, сжигали, топили, рвали, замуровывали в стены, проклинали, и даже отлучали от церкви. Сотни рыцарей вызывали проклятую чуму на поединок. Каждый город придумал свой способ, как победить черную смерть; от беспрерывного колокольного звона, да длиннющего шнура, которым обмеривали стены, затем обматывали его вокруг освященной свечи и сжигали, служа церковную мессу.

А еще люди защитились множеством освященных крестиков, всевозможными амулетами и совсем загадочными знаками. Личная защита была у всякого. И даже множество священников и кардиналов носили рядом с крестом на груди серебряные шарики, заполненные жидким серебром – ртутью. Нередко по соседству с крестиками и шариками уживались и мешочки с мышьяком – для дополнительного отпугивания проклятой болезни.

И люди победили черную смерть! Если не убили, то прогнали в земли им неведомые – навсегда! По крайней мере, на человеческую жизнь.

Как тут не возгордиться, и не уверовать в собственные силы и предназначение?! Как тут не возрадоваться и не предаться весельям и соблазнам, цена которым души человеческие?!

И что им до разрушения единственного для всех дома – Земли, когда желают думать только о себе, о своей плоти и гордыни. Насытится, удовлетворить свои потребности, повторить все это и придумать, как получить от этого еще большее наслаждение.

Мог ли Господь в чем-то ошибиться, создавая людей? Вложить в них что-то не от себя? Или призадумался на кратчайший миг и противник его дьявол капнул в глину человеческую каплю своей крови? Может и так…. А может, думал все же Господь о том, что счастья и беды в человеке должно быть поровну. Счастливый живет и желает жить. Столкнувшийся с бедой в тот же миг вспоминает о боге, стоит лишь качнуть эти весы, а значит жизнь человеческую.

А если принять последнее, то виноват ли человек в том, что его жизненные весы известны и подвластны. Бог, дьявол… да и сам человек, который неутомим в самопознании, или точнее самокапании.

И что человеку до завтрашнего разрушения мира, когда жить нужно сегодня. Что ему до наводнений, землетрясений и прочего, когда он пережил саму чуму. А умрет ли он завтра или сегодня…. Всякий и всякое рожденное умрет. Так стоит ли страшиться гнева Божьего, когда результат неизменен и всем известен? Смерть неизбежна…. Но пока в земной жизни судьба человека часто оказывается в его собственных руках. Так нужно ли Господу гневаться на поступки и проступки своих творений, изначально зная, что создает их несовершенными? Да и может ли родной отец долго гневаться на своих родных детей? За наказанием всегда последует ласка. Или наоборот?

Ведь сказано самим Господом: «Я есмь пастырь добрый; и я знаю Моих, и Мои знают Меня». Увы! Знает это человек.

И Господь знает – плохого и хорошего в человеке поровну. Человек подвластен – только тронь эти весы его.

Глава первая

Этого нельзя было увидеть, потому что этого уже давно не существовало.

Невероятно огромный стол из чистого золота, вокруг которого уместилось одновременно тридцать шесть лож для почетных гостей. На золотых цепях с невероятно высокого потолка опускаются золотые блюда, чаши, кувшины. И перед каждым вкушаемым стоят золотые тарелки и кубки.

Чего только нет в медленно опускаемых сосудах; мясо оленей, косуль, сайгаков под сладким винным соусом, медвежьи лапы, сваренные на меду и горьком перце, свиные окорока, копченные на миртовых опилках, тушки фазанов, уток, цаплей в имбире, языки павлинов на веточках корицы, соленый анчоус, посыпанный сахарной пудрой. А еще свежайшие овощи и фрукты, столь огромные и тяжелые, что трудно поднять и удержать.

Вина, настойки, медовухи, извары, пиво и прохладная синяя вода из вершин горных ледников…

В это нельзя было поверить, ибо нельзя было даже представить возлежащими на ложах за одним столом и живущих и умерших, и любимых друзей, и ненавистных врагов.

Этого нельзя было принять ни умом, ни сердцем, ни душой, ибо все это противилось ему, василевсу[1] Иоанну Кантакузину, сидящему в порфировом гробу, возвышающемся на золотом столе, посреди жуткого, и слава Господу, не реального пира.

Конечно же, не реального, не возможного ни при каких обстоятельствах сборища вещей и людей некогда видимых, слышанных и прочитанных в архивах императорской библиотеке, а также встреченных на извилистых тропах его непростой судьбы.

Можно было сразу успокоиться и взять себя в руки. Но….

– Константинополь – Новый Рим! Наша держава – единственная Римская хранимая богом империя – владычица других народов!

Это голос императора Константина Великого, перенесшего славу Рима в маленький городишко Византий. Как и положено святому, его лик богоподобен и ярок до рези в глазах. Нужно прикрыться ладонью. А лучше отвернуться.

– Един бог – един василевс – единая империя. Где многовластие – там и неразбериха, погибель для подданных!

Какой противный и пронзительный голос. Неужели он и был таким у премудрой августы[2] Анны, жены и матери императоров.

Тут же взгляд Иоанна Кантакузина впивается в лицо двадцатидвухлетнего своего тезки и соправителя Иоанна из рода Палеологов. Он ненавидит этого строптивого и неучтивого молодого выскочку всей душой и телом. И эта ненависть еще более возрастает сейчас, когда он видит, как этот враг обнимает свою жену Елену. Эта красавица, (и, о горе!) дочь самого Иоанна Кантакузина, желавшего таким браком обуздать желание молодого императора править единолично, без учета сложившихся ситуаций и заслуг соправителя. Так сказать, по зову и праву императорской крови. А на то, что Кантакузина править и спасть Ромейскую империю (ее в дальнейшем мы будем называть более звучным для нас словом – Византия, хотя это наименование Ромейская империя получила лишь в XIX веке) призвал сам Господь, ему закрыть глаза и уши, и не знать о том титаническом труде и горах золота, что были истрачены старым Иоанном на борьбу с врагами империи.

А враги повсюду, и они радуются и наслаждаются той долгой и кровопролитной войной, которую ведут между собой свекор и зять Иоанны. Вот они явные и скрытые враги за золотым столом императорской столовой: король Сербов Стефан Душан, болгарский царь Иоанн-Александр, государи латинских стран и их жадный до власти и золота папа Римский. А еще ближе и страшнее эти торгаши и ненасытные морские волки – дожи Венеции и Генуи. А еще… И еще, и еще…

А друзья? Если за этим роскошным и жутким столом друзья?

Долго оглядывается из своего гробового возвышения василевс Иоанн Кантакузин в поисках дружеских обличий. Они есть, все больше домашние и родные, но какие-то не устойчивые и быстро меняющиеся. Жена и преданейший друг Ирина…. Старший сын и объявленный отцом еще один со-император Матфей…. Младший и удачливейший из всей семьи Кантакузинов – Мануил, деспот Мореи….