Алексей и Ольга Ракитины - Скопец

Скопец

Серия «Невыдуманные истории на ночь»

Алексей и Ольга Ракитины

© Алексей и Ольга Ракитины, 2017

ISBN 978-5-4485-6163-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Камин – замечательное изобретение европейского быта – для цивилизованного человека по своей ценности лишь немногим уступает центральному водопроводу и притом гораздо важнее электрического освещения – подобное утверждение являлось для Шумилова абсолютной истиной, неоднократно проверенной опытом. Даже горячий глинтвейн много ценнее электрической лампы. В конце концов, читать и писать можно при свечах, а при отсутствии света вообще можно и ни читать, и ни писать – и никакой беды не случится. Но если стылым петербургским вечером ты замёрз хуже бездомной собаки и вдобавок промочил ноги, то только жар растопленного камина да бокал пряно-пахучего глинтвейна окажутся способны вернуть растаявшие силы, оптимизм и радость жизни.

В уютной квартире большого доходного дома неподалёку от Лештукова моста через реку Фонтанку в Санкт-Петербурге было тепло от жарко растопленного камина. Согретый воздух приятными волнами расходился по комнате, и расположившееся против камина кожаное кресло манило погрузиться в мягкие подушки, а ароматный глинтвейн в высоком бокале на короткой ножке, стоявшем на серебряном подносе подле кресла, сулил удовольствие и долгожданную возможность отогреться. Весь день 28 августа 1880 года, как и предыдущую ночь, за окном шумел остервенело-звонкий холодный дождь. Казалось, весь мир уже вымок насквозь, во дворе развезло дорожки, на тротуарах и в низинах просевших мостовых стояли лужи, а водосточные трубы превратились в водопады, извергавшие нескончаемые потоки воды. И петербуржцы не сомневались в том, что под разверстыми небесными хлябями не осталось ни единого клочка сухой земли.

Алексей Иванович Шумилов, молодой ещё человек – всего-то двадцати шести лет от роду – с искренним удовольствием устроился в кресле и протянул к камину озябшие руки. Камин был подлинным украшением гостиной в этой лучшей во всём доме квартире. Принадлежала она, как, впрочем, и весь дом, вдове жандармского офицера, погибшего во время польского мятежа 1863 года, Марте Иоганновне Раухвельд. Прижимистая немка помимо того, что сдавала внаём целый дом, даже в собственную квартиру пустила квартиранта: Шумилов арендовал две смежные комнаты и получал стол. Объективности ради следует отметить, что чопорная немка, аккуратистка во всём и отменная хозяйка, по-своему была привязана к постояльцу и чрезвычайно любила по вечерам у камина обсуждать с ним последние новости столичной криминальной хроники.

Шумилову делалось неуютно при одной только мысли, что дождь может затянуться и назавтра. Это означало бы, что ему придётся под дождём тащиться к важному клиенту в Красное Село, трястись в экипаже по размокшей дороге, рискуя сесть в какой-нибудь луже по самые оси. Однако делать было нечего. Следовало признать, подобная обязанность, связанная с выездом к важному клиенту, в другое время, в хороший солнечный день была бы, напротив, весьма приятна.

Чуть менее двух лет назад Шумилов оставил службу в следственной части прокуратуры санкт-петербургского судебного округа в связи с громким делом французской подданной Мариэтты Жюжеван. С его стороны это был вполне осознанный выбор, хотя и совершенно неожиданный как для коллег, так и для знакомых. Тогда Алексей Иванович поставил жирную точку в собственной карьере на ниве чиновника Министерства юстиции, сделал это эпатажно и даже скандально: он пошёл против начальства, намеревавшегося отправить на каторгу невиновную женщину. Лишившись работы в прокуратуре, Шумилов приобрёл репутацию честного и бескомпромиссного человека, и сейчас, по прошествии времени, у него не появилось оснований жалеть о содеянном.

Алексей Иванович поступил на вполне мирную и тихую работу в «Обществе взаимного поземельного кредита» и по достоинству оценил массу привлекательных качеств нового места службы. Во-первых, новая работа оказалась живым и очень интересным делом, приносила ощущение востребованности, убеждала в том, что он действительно нужен Отечеству и людям. Во-вторых, служба в «Обществе…» предоставляла возможность знакомится со множеством самых разных и притом прелюбопытных людей, удовлятворяя тем самым искренний и неуемный интерес Шумилова к разнородным человеческим типам. В-третьих – и это было особенно ценно! – служба в кредитном обществе вовсе не требовала каждодневного многочасового сидения в рабочем кабинете. Значительный объём работы Шумилов выполнял на дому, принося подшивки с делами из своего кабинета в массивном, выложенном гранитом доме Елисеева на Невском проспекте. Свободный график, возможность располагать временем по собственному усмотрению были одним из важнейших преимуществ службы юридическим консультантом.

Что же касается сыска, к которому Алексей Иванович чувствовал странное влечение ещё со студенческой поры, то он всё равно присутствовал в его жизни: пусть фрагментарно и опосредованно, но объективно и даже с какой-то неотвратимостью. Причём, самому Шумилову вовсе не приходилось прикладывать каких-либо усилий к этому или создавать себе рекламу: само собой получилось так, что к нему стали обращаться знакомые, знакомые знакомых, адвокаты и просто попавшие в затруднительные ситуации люди с просьбой помочь им навести справки, провести негласное расследование или помочь в организации защиты ошибочно обвинённого человека. Всякий раз это были случаи, когда в полицию обращаться было либо затруднительно, либо бессмысленно. Шумилов брался за такие дела и вёл их споро, умело, толково, ясно понимая, как должно подступаться к такого рода розыскам. Немаловажно было и то, что лишнего он никогда не просил и со всеми был честен. Не было случая, чтобы он разгласил чью-то тайну или употребил в целях собственного обогащения полученные в ходе розысков сведения. Довольно быстро всё это обеспечило ему репутацию отличного сыщика и порядочного человека, которому можно довериться.

В этот день Шумилов промочил ноги и вернулся домой с лихорадочно горящими щеками. Алексей знал, что предрасположен к лёгочной астме и на протяжении последнего года болезненный процесс в лёгких всё более усугублялся; посему он никак не мог позволить себе простужаться. Облачившись в сухую одежду и закутавшись в плед, он неспеша потягивал обжигающе горячий глинтвейн, который собственноручно – что было знаком особого расположения – приготовила для него госпожа Раухвельд.

Умиротворяющая тишина была нарушена почтительным стуком в дверь гостиной горничной Маши:

– Алексей Иванович, к вам явился посетитель. Назвался Базаровым. Сказал, что вам незнаком, но имеет до вас безотлагательное дело. Прикажете впустить?

– Пусть проходит сюда, – кивнул Шумилов, отбрасывая плед и поднимаясь из кресла.

В гостиную осторожно вошёл пожилой человек. Несмело остановившись у порога, он быстро окинул взглядом комнату; потом его тревожный испытующий взгляд переместился на Шумилова. Визитёру было лет под шестьдесят. Бледная, даже тусклая кожа выдавала в нём многолетнего жителя Петербурга, а седая аккуратно стриженая борода, короткие нафабренные усы и морщинки вокруг глаз ещё более старили лицо и придавали ему усталое выражение. Только глаза – тёмно-карие, подвижные, очень живые смотрели цепко и недоверчиво. По одежде было видно, что этот человек принадлежал к мещанскому или не очень зажиточному купеческому сословию: однобортный твидовый сюртук, под ним жилетка со спускающейся серебряной часовой цепочкой, простая льняная рубаха-косоворотка без всяких намёков на галстук, бабочку или шейный платок, на ногах – яловые мягкие сапоги, с блестевшими на голенищах капельками дождя. Шумилов сразу обратил внимание на руки гостя – плотные, со вздувшимися венами на тыльной стороне ладони; эти руки принадлежали человеку, не понаслышке знакомому с физическим трудом.

– Прощения просим… вы ли господин Шумилов Алексей Иванович? – вежливо осведомился вошедший.

– Он самый. Чем могу быть полезен?

– Позвольте представиться: я лакей скончавшегося три дня назад купца Соковникова, – после секундной заминки с почтительным поклоном представился посетитель, – или, как говорят люди просвещённые, камердинер. Зовут меня Базаров Владимир Викторович. Не сочтите за назойливость. Имею к вам важное конфиденциальное дело.

– Почему ко мне?

– Я поехал было в контору присяжного поверенного… Барыков Сергей Лаврович, на Невском, в доме Зайцева, знаете, наверное?… но мне там сказали, что за такие дела не берутся, и вот, порекомендовали вас.

– Да, Барыкова знаю коротко. А что же, собственно, за дело? —Шумилов жестом пригласил посетителя сесть в стоявшее подле кресло и внимательно наблюдал, как мужчина, сделав пару несмелых шагов, опустился на край сиденья, не сводя при этом напряженного взгляда с лица Шумилова.