Василий Аксенов - Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине Страница 25

Калитка открылась пошире, они вошли во двор и по темной скрипучей лестнице поднялись в мезонин.

– Свет не зажигайте, – сказал Красин, подошел к окну и стал смотреть во двор.

Во дворе мелькали быстрые тени, слышался лязг оружия. Освещенную полосу пересекла цепочка людей с ружьями. Они ушли в темноту и через некоторое время сквозь шум «пирушки» стали доноситься редкие хлопки.

– Значит, вам всего девятнадцать… – тихо сказал Красин.

– Вы хотите видеть Павла? – спросила из глубины комнаты Надя.

Голос ее ломкий, голос ее…

– Нет-нет, пока не нужно. Позовите, пожалуйста, сюда Кириллова…

– Я здесь, – раздался голос из темноты. Красин удивленно обернулся. Он думал, что они с Надей одни.

– Послушайте, Алексей Михайлович, что с бетоном? – медленно спросил он.

– Все в порядке. Однако необходимо уже предупредить наших.

Заключенный Таганской тюрьмы член ЦК РСДРП Носков, один из тех, кто был схвачен на квартире Андреева, привычно шагал по диагонали своей камеры взад-вперед, взад-вперед…

Загремел засов, суконное рыло влезло в камеру, посопело, гыкнуло:

– Носков, на выход!

Носков шел по тюремному коридору недоумевая – куда ж его влекут на сей раз? Допросы вроде уже позади.

– Куда ведете, господин надзиратель? – с веселой развязностью старой тюремной крысы спросил он. Тон такой был по душе надзирателям Таганки.

– Родственник к тебе пришел, – не оборачиваясь, просипело суконное рыло. – Вроде богатый. Деньжат подкинет – смотри, не забудь.

– Обязательно, обязательно, – пробормотал Носков. Он чуть язык не проглотил от изумления. Неужели его единственный дядюшка? Не может быть, он ненавидит смутьяна племянника…

В зале для свиданий за решеткой, похлопывая перчатками по рукаву, прохаживался… Красин! Носков бросился к решетке, потеряв голову от радости. Вот ведь выходка – явиться в тюрьму, где и самому пришлось баланду хлебать!

– Здравствуй, племянник, – сухо сказал Красин. – Печально видеть тебя в этом доме, но пеняй сам на себя. Рад во всяком случае, что вид у тебя неплохой. Каковы условия быта? Нет ли опасности инфекции? Часто ли водят вас в баню? Баня отвечает санитарным нормам?

Огорошенный вначале, Носков быстро освоился со странными вопросами «дяди» и обстоятельно все рассказал о тюремной бане.

Красин удовлетворенно улыбнулся и подмигнул Носкову. Ничего не изменилось в Таганке со времени его отсидки.

– В Москве я надолго, ибо решил вложить капитал в производство бетона. Навещу тебя еще раз, а ты, надеюсь, используешь избыток свободного времени для полезных размышлений о своей плачевной судьбе, – сказал Красин на прощанье, прикоснулся щекой к щеке «племянника» и шепнул: – Выручим…

Неподалеку от тюрьмы на пустыре появилась новая строительная площадка, огороженная высоким забором. На вывеске значилось: «Анонимное общество – производство бетона».

За забором в просторном сарае в скором времени состоялось совещание, в котором участвовали директор-распорядитель фирмы Л. Б. Красин, заведующий работами Трифон Енукидзе, приказчик Михаил Кедров и его помощник Павел Грожан.

– Будем копать под баню, – сказал Красин. – Вытащим их оттуда совершенно чистыми.

Состоялся Учредительный съезд Всероссийского Крестьянского Союза в Москве.

Введено военное положение в Варшаве и Курляндской губернии.

Манифест об утверждении Государственной Думы.

Новая вспышка армяно-татарской резни в Баку.

В интеллигентной французской семье в Париже принимаются пансионеры на полное содержание. Плата от 75 рублей в месяц.

«Петербургский Листок».

Гастроли Шаляпина. В Новом Летнем театре с неслыханным успехом идут гастроли Ф. Шаляпина. Зал всегда набит битком. Певец поражает слушателей мощью голоса и артистизмом. Следует, правда, отметить, что Шаляпин весьма падок на аплодисменты и уступчив к бисированию. Арию о золотом тельце из «Фауста» он спел трижды, причем путая слова.

Мой сосед саркастически улыбнулся: да, это действительно песнь золотого тельца о золотом тельце! Две тысячи рублей за спектакль – гонорар, кажется, небывалый! A. К.

«СПб. ведомости».

…Состоялось собеседование членов «Союза русских людей» с рабочими. Рабочие обижены положением о выборах в Государственную Думу, по которому они вследствие высокого ценза не могут ни избирать, ни быть избранными.

«СПб. ведомости».

Футбол. Начались игры на первый кубок, разыгрываемый Санкт-Петербургской лигой футболистов, состоящей под покровительством Его Императорского Высочества Великого князя Бориса Владимировича и князя Белосельского-Белозерского…

«Биржевые ведомости».

После игры в воротах велодрома произошел неприятнейший эпизод. Двое зрителей, возбужденных зрелищем, схватили друг друга за глотки и покатились по траве. Задержанные назвались механиком Игнатием Румером и князем Енгалычевым. Во время схватки князь сжевал и проглотил галстук механика. Доставлены в участок на Конногвардейском проспекте.

Молодой гигант с длинными, свисающими вниз и загибающимися усами, похожими на рога горного козла, выпрыгнул на ходу из пролетки возле полицейского участка на Конногвардейском. Сопровождавшие его экипажи, надбитые пестро одетыми мужчинами, остановились, послышались крики:

– Ура Агееву-Карпову!

– Освободить спортсменов!

Агеев-Карпов, он же Вася Англичанин, он же Виктор Горизонтов, обернулся к своим поклонникам, сжал руки над головой, потряс ими и скрылся… в участке.

Вид его – обильная растительность, ярко-лимонный в голубую клетку пиджак, темно-вишневые брюки и белые туфли – был настолько поразителен, что дежурный городовой вскочил за своей загородкой и вытянулся по стойке «смирно».

Горизонтов, махнув в его сторону перчатками, прошел в кабинет и представился тоже вскочившему офицеру:

– Привет, ваше благородие! Василий Агеев-Карпов, форвард!

– Чем могу быть полезен? – пролепетал офицер.

– Полчаса назад на велодроме задержаны два спортсмена из зрителей. Один – мой друг Игнатий Румер, механик. Человек глубоко ранимый, склонный к гипертрофическому взгляду на действительность, с обостренным чувством справедливости, допустил под влиянием футбольной игры пренеприятнейший поступок. Прошу его освободить, ваше благородие, и передать в мои руки. Будет мною строго наказан.

– Да вы садитесь, господин Иванов-Крабов, – округляя глаза и любезно жестикулируя, сказал офицер. – Свищенко, привести задержанных на футболе!

После этого он робко взглянул на Горизонтова. Изумление его не проходило, а увеличивалось. Виктор еще поддал жару – оттопырив нижнюю губу, распушил усы до предела.

– Футбол, ваше благородие, игра, уходящая корнями в Месопотамию, – развязно болтал он. – Атлетически развивая организм, он отвлекает молодежь от вредных идей и посему находится под покровительством великого князя Бориса Владимировича, а также князя Белосельского-Белозерского.

– Понимаю, понимаю, – закивал офицер. – Я бы вам, милостивый государь, немедля дружка вашего отдал, да вторая персона, оскорбленная вашим другом, называется князем и лейтенантом русского флота, одним из немногих спасшихся «петропавловцев», так что вы сами уж на их светлость повлияйте…

У знаменитого форварда засосало под ложечкой. Неужели кто-нибудь с броненосца? А ну как, несмотря на усы и кудри, будет он узнан? Виктор покосился на окна – забраны в решетку. Тогда, значит, в случае опознания, Митьке (его сейчас выведут) сразу ногой в зад, выскакивать вместе на проспект, в пролетку и деру! Револьверчик бельгийский здесь, вот он, маленький, греется под мышкой…

Ввели понурого, плюгавого механика Румера, то есть Митеньку Петунина. Усишки свисали у него вниз, как мышиные хвостики, белесые волосики слиплись мочалкой. При виде разгневанного благородного лика своего патрона Митяй пугливо подался к страже.

За ним с громким «черт побери» вошел князь Енгалычев, в клетчатом кепи с пуговкой, в брюках «гольф». Расставив кривые крепкие ноги, он устремил свой взгляд на офицера и Горизонтова. Был он похож на разъяренного фавна, и даже удивительным показалось впоследствии, что под кепи у него не рожки, а обыкновенная плешь.

Горизонтов едва не присвистнул при виде этого «князя». Вспомнились ему дни прошлогодней осени, дымный Роттердам, желтая труба «Пензы», парохода Добровольного флота, и кривоногий фавн – второй помощник капитана, согласившийся за пятьдесят английских фунтов провезти «липового» пассажира до Санкт-Петербурга. «Князь» вгляделся в Горизонтова и слегка дернулся, тоже, видимо, узнал. По лицу его скользнула весьма своеобразная улыбка. Одной этой улыбки было достаточно для опознания в «князе» заядлого мошенника.