Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский Страница 33

секрете Уоррена Баффета. У меня, у вас и у всех остальных нет информации для полноценного ответа. Рацион, который вы описали, мало похож на то, что едят шестилетние дети. Но дело в другом. Пяти банок сладкой шипучки в день и трёх порций дешёвого фастфуда в неделю недостаточно для поддержания нормальной жизнедеятельности ребёнка и тем более взрослого человека. Что ещё ест мистер Баффет? Сколько раз в день, в каком режиме? Какие препараты принимает? Какие испытывает физические нагрузки?..

Блогер, публика и учёные за круглым столом слушали, не перебивая.

– Мы ничего не знаем ни о метаболизме мистера Баффета, ни о прочих особенностях, – говорила Чэнь. – Вы назвали его «Оракулом из Омахи», величайшим инвестором, обладателем уникальных мозгов… Но почему вы отказываете ему в физиологической уникальности? Разве уникальные когнитивные способности не могут быть напрямую связаны с уникальным обменом веществ? За этим столом говорили об усреднённой пользе или вреде того или иного химического соединения. Но усреднять людей – одна из самых больших ошибок. Некоторые обобщения допустимы, и всё же в каждом конкретном случае каждый человек реагирует индивидуально. Что хорошо для одного, то может быть смертельно для другого, и наоборот. Идеологи здорового образа жизни нечасто доживают до преклонных лет, тогда как множество их противников живут заметно дольше…

Телевизионные камеры скользили по лицам заинтересованных слушателей, а Чэнь продолжала бесстрастным, но твёрдым тоном:

– Одна из общих патологий современности состоит в способе выбора еды. У подавляющего большинства этим занимается не разум, а вкусовые рецепторы, которые несложно обмануть пищевыми добавками. В результате человек сам убивает свой организм, хотя мог бы прислушаться к нему – и узнать его реальные потребности.

Участники дискуссии были готовы подхватить эту мысль, но блогер их опередил и снова порадовал миллионы подписчиков умением направить разговор в нужное русло.

– О’кей, предположим, все мы начали прислушиваться к своему организму и жить по его указке. – Он поднял кулак на уровень лица и начал отгибать пальцы для счёта. – Допустим, у каждого из нас умный организм, который плохого не посоветует. Мы привели в норму вкусовые рецепторы. Производство пищевых добавок и сладких сиропов запрещено. Колу больше не выпускают. Предприятия фастфуда разорились. Мы пьём смузи не из очищенных ягод и фруктов, а загружаем их в блендеры вместе с кожурой, чтобы не потерять самое ценное… О’кей, мы перестали убивать организм. И что же, теперь мы будем жить вечно?

С ответом поспешил англичанин:

– Вынужден вас огорчить. Даже в идеальном случае максимальный срок человеческой жизни – не больше ста двадцати пяти лет. Миссис Чэнь красиво рассуждала об индивидуальности. Но вряд ли она возразит против того, что все мы одинаково ограничены пределом Хейфлика…

Благодаря меморандумам Дефоржа троица знала об эксперименте Леонарда Хейфлика. Ещё в 1960-х годах учёный определил, что вне зависимости от пола, расы и других параметров человека его клетки способны делиться около пятидесяти раз. Самые стойкие выдерживают пятьдесят два деления, и на этом их жизнь заканчивается. Крионика не помогает. Если клетку аккуратно заморозить, она может храниться очень долго, но после возвращения к жизни словно вспоминает количество своих делений до заморозки и делится лишь столько раз, сколько осталось до предела Хейфлика.

Учёные выяснили, чем обусловлен этот предел. Хромосомы оканчиваются специфическими участками – теломерами, которые становятся короче с каждым делением клетки.

– До тех пор, пока теломеры по большей части целы, клетки делятся быстро и практически безошибочно, – пояснил интернет-аудитории красавец араб, катая в пальцах жемчужины чёток. – Но со временем этот процесс замедляется, а количество ошибок растёт. Как и мой коллега, я вынужден вас огорчить. После сорока… о’кей, после сорока пяти лет мы уже неинтересны природе в эволюционном смысле. Ошибки копятся, организм стареет всё быстрее и вынужден бороться за жизнь каждой своей клеткой. Но мы же помним, что у количества делений существует предел. Когда клетка его достигла, с ней происходит чудесная метаморфоза…

Индийский усач перебил:

– Давайте называть вещи своими именами! О каком чуде вы говорите? Это естественный процесс – апоптоз. Клеточная гибель заложена в нашем генетическом коде. Когда теломеры окончательно разрушены, клетка живёт ещё некоторое время, но уже не делится. А потом срабатывает программа самоуничтожения. Начинается быстрый распад ядра клетки: весь процесс апоптоза длится от пятнадцати минут до двух часов. И всё.

– Не всё, – подала голос Чэнь. – Вы почему-то забыли очень важную, а может быть, и главную часть апоптоза. Слушателям за пределами этого зала не мешает знать, что взрослый человеческий организм содержит около ста триллионов клеток. И, несмотря на любовь моих коллег к усреднению, эти клетки сильно различаются как по функциям, так и по длительности жизни…

Китаянка рассказала, что клетки волокон скелетных мышц живут практически столько же, сколько и весь организм. А клетки головного мозга после двадцати пяти лет начинают отмирать – по сто тысяч в день. Ежедневно в крови человека гибнут два миллиарда эритроцитов. Меньше всех живёт кишечный эпителий: каждый день апоптоз уносит семьдесят миллиардов его клеток.

– Это больше восьми миллионов мёртвых тел в секунду, причём только в кишечнике, – говорила Чэнь. – Трупы клеток имеют микроскопические размеры, но таят в себе смертельную опасность. Если они начнут разлагаться, возникнет воспалительная реакция, которая уничтожит весь организм. Чтобы уберечь его, гибнущая клетка выделяет особые химические соединения. Они служат сигналом к немедленной переработке продуктов распада и выводу их из организма. Таким образом жизнь продолжается.

– Спасибо за важное уточнение, – сказал блогер.

– Я просто не стал вдаваться в лишние подробности, – проворчал уязвлённый индус. Владелец чёток солидно кивнул в знак согласия, а пламенеющий бакенбардами англичанин добавил:

– Мне показалось, мы ушли от темы.

– Вам показалось, – подтвердила Чэнь. – Мы никуда не уходили. Темой был обмен веществ Уоррена Баффета. До ста двадцати пяти лет ему ещё далеко, но и нынешний почтенный возраст – свидетельство прекрасного метаболизма. Для меня очевидно, что мистер Баффет компенсирует ущерб от употребления сахара и жиров не только внутренними ресурсами. Выходя на публику, он пьёт колу и ест фастфуд, но в остальное время наверняка придерживается совсем другой диеты. Повторю, что мы ничего не знаем ни про его питание, ни про специальные препараты, которые он употребляет. А в этом нет ни малейших сомнений. Я упомянула механизм апоптоза, чтобы привлечь внимание к биохимической составляющей…

Чэнь продолжила говорить о химических реакциях, которыми беспрерывно регулируется всё, что происходит внутри человека. Даже головной мозг, состоящий из нейронов, использует электрические сигналы лишь для части взаимодействий. В первую очередь связь между нейронами поддерживают особые вещества – трансмиттеры. Клетки мозга словно