Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский Страница 37

– Вы ответили? – спросила Ева.

– Не успела. Я работала на выставке в Тайбэе, потом летела сюда, и здесь, как видите, у меня тоже пока нет времени на переписку.

– Не могли бы вы ответить сейчас? – попросил Одинцов. – Нам известно содержание письма, но мы плохо разбираемся в биологии. Какие странности имела в виду Моретти?

– Вряд ли вы это поймёте, если плохо разбираетесь в биологии, – сухо сказала Чэнь.

– Вы прекрасный лектор и можете объяснить что угодно, как сегодня за круглым столом, – польстил ей Мунин. – Расскажите хотя бы в общих чертах. Задайте направление, а дальше мы станем думать сами.

Помолчав, Чэнь спросила:

– Вы знаете, что такое ретровирусы?

– Вирусы старого образца? – попытался угадать Одинцов.

Китаянка вздохнула и действительно разразилась небольшой лекцией, по мере сил упрощая материал для неподготовленных студентов.

Начала она с того, что вирусы существуют на границе между живой и неживой природой. Шесть тысяч изученных вирусов и сто миллионов неизученных – это самая многочисленная биологическая форма на Земле, непохожая ни на одноклеточные микроорганизмы, ни на многоклеточные бактерии. У вируса вообще нет клеток – по сути он представляет собой белковую программу, которая способствует эволюции весьма жестоким способом: организм, атакованный вирусом, либо гибнет, либо перепрограммируется и приобретает новые полезные свойства.

– ДНК содержит образцы генетической информации, – говорила Чэнь. – По этим образцам происходит синтез белков, из которых строится организм. Но копирование ведётся не напрямую с ДНК. Сперва надо перенести геном на РНК, и уже оттуда, как с матрицы, организм штампует всё новые и новые кирпичики для своего строительства…

Рассказ Чэнь вызывал в памяти троицы меморандумы Дефоржа, но был конкретнее и обстоятельнее.

По словам китаянки, долгое время считалось возможным только одно направление переноса генома – с оригинала ДНК на копию РНК. Этот процесс назвали транскрипцией.

В 1970 году американские учёные открыли обратную транскрипцию – с копии на оригинал. Это работа вирусов: они проникают в матричную РНК, изменяют записанную там информацию, копируют её на собственную вспомогательную ДНК и переносят в святая святых – исходную хромосомную ДНК организма.

С тех пор как шимпанзе и далёкий предок человека пошли разными путями эволюции, больше ста тридцати вирусов внесли в наш геном около ста тысяч изменений. Каждое изменение закрепила обратная транскрипция. Дальше образцы изменённого генома копировались уже в прямом направлении – с ДНК на РНК, и организм веками штамповал свои белковые кирпичи, используя как образец матрицу с вирусными вставками.

– «Ретро» здесь означает движение в обратную сторону, – пояснила Чэнь. – Поэтому вирусы, которые запускают процесс обратной транскрипции, называются ретровирусами. При определённых условиях они могут увеличивать время жизни клеток. В моей лаборатории Алессандра с помощью ретровирусов лечила людей от неврологических нарушений – опухолей головного мозга, болезни Паркинсона, последствий инсульта…

Из меморандумов троица помнила гуманные установки Чэнь: продлевать жизнь старикам хотя бы на несколько лет, потом ещё и ещё – до тех пор, пока не будет найден радикальный способ, который сделает жизнь бесконечной.

Чэнь обмолвилась о том, что Бутсму тоже интересовали ретровирусы, но совсем с другой целью. По его мнению, генетическое подавление иммунной системы способствует развитию механизма регенерации. Бутсма пытался вернуть человеческому организму способность к восстановлению тканей, конечностей и органов. Его лаборатория исследовала ретровирусы, отключавшие иммунитет.

Наконец, Чэнь попыталась объяснить компаньонам, почему Моретти оказалась в тупике. Минувшей ночью итальянка говорила об этом, но Дефорж постоянно уводил разговор от биологии – его больше интересовала организационная сторона дела и конечный эффект препарата, а не то, как работает Cynops Rex. Стоило бы напомнить французу, что знание основных принципов часто избавляет от необходимости знать детали…

– Миссис Чэнь, поправьте меня, если я ошибусь, – заговорил Одинцов, когда теоретическая часть лекции была окончена. – У вас в лаборатории Моретти применяла вирусы для укрепления иммунитета и борьбы с серьёзными болезнями. В лаборатории Бутсмы, наоборот, с помощью вирусов она подавляла иммунитет. От чего может растеряться исследователь с таким богатым и разносторонним опытом?

Моретти сама успела ответить на этот вопрос, но троица ждала ответа китаянки.

– Алессандра увидела чудо, – просто сказала Чэнь. – Целый вирусный комплекс действовал одновременно – и в противоположных направлениях. Здесь, – она сжала правый кулачок, – иммунитет усиливался, но в то же время здесь, – маленькие пальчики левой руки собрались вместе, – он ослаблялся. Я не сумею вкратце объяснить вам подробности. Более того, мне пока вообще непонятно, как добиться такой тонкой настройки процессов…

Судя по данным, которые Моретти прислала в письме, у подопытных увеличивалась продолжительность жизни клеток, ткани стремительно регенерировали, уходила генетическая предрасположенность к тяжёлым болезням, а показатели работы органов приближались к идеальным – несмотря на частично подавленный иммунитет.

Это в самом деле было настоящее чудо. Только длилось оно недолго.

Глава XX

В последние часы своей жизни Моретти рассказала троице и Дефоржу, что появилась на острове, когда лаборанты уже делали анализы крови всех вьетнамских рабочих с плантации. Результаты отправлялись нанимателю, в материнскую лабораторию. Ничего подозрительного в этом не было. Сотня-другая не очень здоровых людей, живущих в спартанских условиях и занятых тяжёлым трудом, – безусловная группа риска.

– Научный эксперимент идеально сочетался с практической медициной, – говорила Моретти. – Множество проб – это богатейший материал для исследований. Рабочие скрывали недомогания, потому что боялись лишиться заработка. Но анализы позволяли мгновенно выявить любую болезнь и любую инфекцию. Больных переводили на карантин в отдельный барак. Я устроила там лазарет и лечила их по самым современным методикам. Мне доставляли лучшие лекарства…

О том, что рабочие на плантации – нелегальные мигранты без медицинской страховки и вообще каких-либо прав, Моретти сперва не знала, иначе задумалась бы о причинах такой заботы об их здоровье.

– Но я всё равно продолжила бы делать то, что делала, – добавила она твёрдо.

Когда общая аналитическая часть исследования подошла к концу, лаборанты уехали. Моретти осталась на острове единственным специалистом. В случае необходимости ей ассистировали коммандос из отряда Лока, имевшие квалификацию военных санитаров. Эти же бойцы охраняли лазарет. Благодаря Моретти работы там было немного…

…но дел заметно прибавилось, когда наниматель прислал медицинские карты нескольких десятков рабочих. К удивлению Моретти, мигрантов обследовали с исключительной дотошностью – вплоть до тестов ДНК и составления психологических портретов. Оказалось, эти рабочие за скромную доплату дали согласие участвовать в медицинских экспериментах.

– Вам наверняка известно, как проводятся легальные опыты на людях, – заметил Дефорж. – Вы понимали, что нарушаете закон?

Моретти возразила:

– Я работала во благо, а не во вред. Пациенты подписали добровольное согласие. Мне этого достаточно. На тот момент эксперименты не представляли опасности.