Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. Страница 42

Собор продолжался с 5 по 19 марта, выкроив время, чтобы распечь военные ордена: «Ныне же нам открылось через сугубые жалобы наших собратьев епископов, что оные тамплиеры и госпитальеры… не довольствуясь привилегиями, дарованными им милостью Папы, нередко пренебрегают авторитетом епископов, чиня Божьим людям срам и подвергая души сугубой опасности. Нам стало ведомо… они допускают подвергнутых отлучению и интердикту до святых таинств церкви и до христианского погребения».

Вряд ли Вильгельма Тирского обрадовали уклончивые формулировки, позволившие Великому Магистру де Сент-Аману выйти сухим из воды: «…сии проступки проистекают не столько с ведома или дозволения начальников, сколько из неразумения иных из подначальных». И, наконец, окончательное разъяснение позиции церкви: «Сим мы провозглашаем, что преданных отлучению либо интердикту и оглашенных поименно надлежит чуждаться и им [военным орденам], и всем прочим в согласии с приговором епископов».

Повинным даже не определили никакого наказания помимо этой декреталии из разряда «перестань и больше так не делай». Папа еще не был готов вбить клин между собой и военными орденами, повинующимися только ему. И если епископов огорчило, что Папа не обошелся с тамплиерами и госпитальерами построже, то их ждало куда большее огорчение, когда Папа не пожалел времени, чтобы кое в чем ограничить и самих епископов. Мелкое духовенство и духовные ордена жаловались папскому престолу, что официальный визит епископа или архиепископа может довести их до разорения. Епископы заявлялись всякий раз с целой ордой духовенства и прислужников, порой приводя сотни лошадей, которых надо было кормить. Что же до компании самого епископа, то для нее каждая трапеза превращалась в роскошное пиршество. Наложенные Собором ограничения намекали, до каких пределов может простираться царственная пышность свиты епископов, отправляющихся инспектировать свои епархии.

Вот как изложил это Папа: «…иные из наших собратьев епископов подвергают своих подданных таким тяготам по их благоустройству, что порою по сей причине сказанные подданные понуждены распродавать церковную утварь, а в единый час поглощается пропитание многих дней. Посему мы провозглашаем, что архиепископам при посещении своих епархий надлежит ограничиться не более чем четырьмя или пятью десятками лошадей… епископы не вольны брать более двух или трех десятков… Им не подобает отправляться в путь с охотничьими собаками и птицами, а надлежит путешествовать таким манером, чтобы в них зрели искателей не мирских благ, но благ Иисуса Христа. Пусть же не ищут пышных пиров, но с благодарностью приемлют то, что преподносят им должным образом и в надлежащее время».

Впрочем, поумерить свои аппетиты принуждено было не только высшее духовенство: «…духовным лицам в святых орденах, кои в вопиющем беззаконном сожительстве держат наложниц своих в домах, надлежит либо изгнать оных, либо лишиться духовного сана и бенефиций». Что же касается жизни и работы с евреями, «Евреям не пристало иметь в своих домах христианскую прислугу… Пусть же христиане, надумавшие жить с оными, будут отлучены. Мы провозглашаем, что во всяком случае свидетельства христиан преобладают пред свидетельствами евреев…»

Одна из последних декреталий Собора окажет непосредственное влияние на будущее крестовых походов и особенно на будущее рыцарей-тамплиеров: Папа дал светским властям право применять оружие против еретиков, в данном случае – против растущей секты в южной французской провинции Лангедок, члены каковой называли себя катарами; а величайшее их преступление состояло в том, что они отказывались признавать божественную природу папской власти, не находя в Писании никакого оправдания для нее. Папа восклицал: «…омерзительная ересь сказанных катаров… стала так сильна, что они более не таят свою пагубность, как прочие, а оглашают свои заблуждения прилюдно, призывая простодушных и слабых присоединиться к ним, и посему мы предаем анафеме оных и их сторонников, а тако же принимающих оных…» А вот и основание для крестовых походов против остальных христиан: «…от всех же воистину верующих мы требуем во искупление грехов противостоять сему бичу всей своею властью, силой оружия обороняя христианский люд от упомянутой напасти. Достояние оных подлежит конфискации, а их самих князья вольны обращать в рабство. Таковые же, кто искренне раскаивается в собственных грехах и погибнет в подобном столкновении, пусть отринут сомнения, что обретут прощение сказанных грехов, обретя в награду вечное блаженство». И, дабы еще более прояснить подразумевающуюся связь с крестовыми походами: «Тем временем мы принимаем их, воспламененных своею верой на исполнение задачи изгнания сказанных еретиков, под защиту церкви, как принимаем таковых, кто посетил Гроб Господа нашего…»

Пройдет еще чуть ли не три десятилетия, прежде чем крестоносцы поднимутся на полномасштабный крестовый поход во Франции против еретиков-катаров, но почву для него подготовили в Риме в 1179 году. Но что Третий Латеранский Собор упустил из внимания совершенно, так это нужду в скорейшем пополнении рядов крестоносцев для защиты Святого Города. Пока епископы обсуждали вопросы, важные для них самих, Саладин вторгся в Иерусалимское королевство, и Балдуин IV повел свое христианское войско ему наперерез. 10 апреля 1179 года Саладин отрядил небольшое войско под командованием своего племянника в передовую разведку. Встретив королевскую армию в лесистой долине Баниаса, племянник тотчас же ринулся в атаку. На сей раз нападение стало полнейшей неожиданностью для христиан, приведя к полнейшему разгрому, хотя Балдуин и сумел вырваться благодаря телохранителю, бдительно защищавшему его спину. Саладин развил этот успех, двинувшись через Галилею и Ливан, уничтожая посевы и захватывая всю добычу, какую только удавалось найти.

Собрав войска и выслав лазутчиков, король Балдуин снова вышел на бой, узнав, что большой штурмовой отряд под командованием племянника Саладина, нагруженный награбленным, возвращается с побережья. Однако король пребывал в полнейшем неведении как о том, что шпионы Саладина уведомляют султана о передвижениях христианской армии, так и о том, что преследователи превратились в преследуемых. 10 июня Балдуин взял часть христианской армии, чтобы напасть на египетский штурмовой отряд в долине междуречья Литани и верхнего течения Иордана. Оставшаяся же часть армии крестоносцев под предводительством рыцарей-тамплиеров двинулась вперед, к Иордану.

У входа в долину тамплиеры заметили главные силы Саладина. Даже самых начальных военных знаний хватило бы, чтобы спокойно отступить для воссоединения с армией Балдуина или хотя бы держать позиции до подхода королевских войск – или уж, самое малое, незамедлительно уведомить Балдуина, пребывавшего неподалеку. К сожалению, зачастую в своем азартном стремлении к сражениям и славе тамплиеры чуждались подобной осмотрительности. Лично командовавший отрядом Великий Магистр де Сент-Аман без лишних слов приказал своим рыцарям атаковать чудовищно превосходящие силы противника. Закованным в доспехи рыцарям на тяжеловесных, неповоротливых конях было трудно перегруппироваться после первой атаки, и массированная контратака Саладина без труда обратила рассеявшихся тамплиеров назад к войскам Балдуина, еще не успевшим перестроиться после сражения с египетскими налетчиками. Вскоре в бегство обратилась вся христианская армия. Некоторые из разбитых крестоносцев, и Балдуин в их числе, сумели уйти от опасности, переправившись через Литани, а не сумевшие бежать были убиты или взяты в плен. Среди последних оказался и Великий Магистр тамплиеров Одой де Сент-Аман, навлекший эту катастрофу своим безрассудством.

Прочих важных пленников выкупили за деньги, но Саладин, ведая, что Устав тамплиеров возбраняет денежный выкуп, попросил в обмен на Великого Магистра выдать своего племянника, угодившего в плен к христианам. Однако Одон де Сент-Аман отказался от обмена, в приступе гордыни не желая признать, что хоть кого-то из мусульман, пусть даже весьма высокородных, можно ставить на одну доску с Великим Магистром Храма. Подобный обмен был бы слишком унизителен, так что сделка не состоялась. Взбешенный Саладин приказал заковать Одона в цепи и швырнуть в самую мрачную темницу Дамаска, где тот не протянул и года.

Одним из важнейших пленников, выкупленных после этой битвы, был Балдуин д'Ибелин. Овдовевшая принцесса Сивилла влюбилась в Балдуина, но прежде чем о помолвке успели объявить официально, он отправился на войну. Видимо, узнав об этом и решив, что у него в руках будущий король Иерусалимский, Саладин запросил за Балдуина д'Ибелина баснословный выкуп: освободить тысячу плененных мусульман да в придачу сто пятьдесят тысяч золотых динаров. С тем столь многообещающего молодого человека и освободили под честное слово.