Юрий Вяземский - Великий понедельник. Роман-искушение Страница 58

Видно было, что они недавно разместились на ложах и только что отпустили слуг, которые накрыли им завтрак.

Пилат смотрел на прилетевших голубей, то ли улыбаясь, то ли просто щурясь от солнца, а Максим внимательно и словно растерянно разглядывал стоявшие на столе кушанья.

– Голуби, – задумчиво произнес Пилат, и на щеках у него появились две ласковые ямочки.

А Максим осторожно дотронулся до серебряной чаши, медленно провел пальцем по ее тонкому ободу и удивленно спросил:

– Капуста?

– Красивые птицы, – ответил Пилат. – На мой взгляд, их справедливо называют птицами сладострастия.

– Зачем ты велел подать капусту? – спросил Максим, не отрывая взгляда от изысканно сервированного стола.

– Ты что, не любишь голубей? Тебя, наверное, раздражает их назойливое воркование? – в свою очередь спросил Пилат.

– Я всех птиц люблю… Но больше других мне нравятся воробьи, – с неохотой ответил Максим.

– Воробьи? Воробей – тоже птица Венеры. И раз ты любишь воробьев, голуби тоже должны тебе нравиться, – сказал Пилат.

– А это никак улитки в вине? – спросил Максим, переводя взгляд на плоскую хрустальную вазу, в которой что-то чернело и плавало.

– Но почему три голубя? Голуби обычно парами летают. И вон, явно влюбленная парочка прилетела… Спрашивается – зачем третий лишний за ней увязался? – спросил Пилат.

И тут оба возлежавших, словно по команде, повернулись наконец друг к другу и замолчали, друг друга внимательно разглядывая.

Первым нарушил молчание Пилат.

– Обычно Эпикур объясняет свойства и достоинства кушаний, – заговорил префект Иудеи. – Но сегодня я просил его не выходить к столу. Так что придется тебе довольствоваться моими дилетантскими пояснениями… Капустные листья – фирменное блюдо Эпикура. Он прямо-таки помешан на капусте. Сам выращивает пять или шесть сортов. Другие сорта покупает на рынке.

– Знаю, – откликнулся начальник службы безопасности. – Однажды он попросил меня достать ему капусту с Кавказских гор, используя мои армянские каналы…

– Вот видишь! – радостно воскликнул Пилат. – А ты удивляешься!

– Я не привязанности к капусте твоего повара удивляюсь, – ответил Максим. – Я несколько удивлен, что ты угощаешь меня капустой на завтрак. Я ведь не в первый раз с тобой завтракаю, и мне прекрасно известны твои утренние меню.

– Да, сегодня совершенно особенное меню! – радостно откликнулся Пилат. – Насколько я понимаю, капуста приготовлена по рецепту Катона Старшего. Листья высушены и политы подслащенным уксусом. К кушанью прибавлены сухая мята, рута, толченый кишнец и ароматическая соль… Начни с капусты, Максим. Эпикур утверждает, что это блюдо надо есть утром, и непременно натощак. Оно оздоровляет желудок, устраняет резь в глазах, а также излечивает меланхолию, сердцебиение, болезни печени и легких… И что-то еще исцеляет, что Эпикур перечислял мне, да я запамятовал.

– Немудрено запамятовать, когда ты перечислил почти все болезни, – сказал Максим и попытался улыбнуться.

– Не все, не все! – торопливо воскликнул Пилат и продолжил: – Я о спазмах в кишечнике и о тяжести в желудке не помянул. И вот, как раз для этих бедствий Эпикур приготовил нам улиток. Они черные, потому что их сперва варили в воде, затем жарили на угольях и только потом залили косским вином… Ты ведь любишь белое косское вино, Корнелий?

– Мне больше по душе красное хиосское. Но утром, как ты знаешь, я никогда не пью вина. И ты никогда не пьешь вина за завтраком, Луций.

– Но красное хиосское с такими улитками не совместимо! – испуганно воскликнул и наморщил лоб Пилат. – А белое хиосское очень грубое на вкус. Мы его не держим.

– Белое хиосское мне тоже не нравится, – заметил Максим, и только теперь на лице у него получилась улыбка, но какая-то вялая и усталая.

– Но я ведь не прошу тебя пить вино! Попробуй только улиток… И обязательно отведай бульон из старого петуха. Эпикур утверждает, что этого петуха он специально выписал из Галлии. Видишь, даже горшок, в который налит бульон, имеет на себе галльский орнамент… Горшок точно из Галлии! Клянусь Дедалом! Или кем там еще клянутся горшечники?

– А старый петух от чего лечит? – спросил Максим.

– От очень многих болезней. Но прежде всего от переутомления и головной боли, – ответил Пилат.

Максим перестал улыбаться, некоторое время молча разглядывал подбородок префекта Иудеи, а затем отвел взгляд в сторону и, глядя на смоковницу, на которой по-прежнему сидели голуби, тихо спросил:

– А откуда ты знаешь, что у меня в последнее время часто болит голова?

– У тебя не только голова болит, Максим. У тебя также часто возникает резь в глазах, и желудок у тебя пошаливает… Ты слишком много работаешь, Корнелий, и совсем не бережешь свое здоровье.

Корнелий Максим еще внимательнее стал разглядывать смоковницу и голубей. А потом сказал:

– Поразительно! Я давно не виделся с Эпикуром. Вчера только накоротке переговорил с ним: спросил, как он доехал, когда ожидать тебя…

– Он брал тебя за руку? – быстро спросил Пилат.

– Насколько я помню, нет, не брал.

– Значит, по глазам определил. А сегодня утром, узнав, что я жду тебя на завтрак, перечислил твои недомогания и объявил меню. Он ведь, как ты знаешь, редко интересуется моим мнением. Самовластно предписывает кушанья. Одним словом, диктатор.

Максим отвернулся от голубей и стал смотреть на лоб Пилата.

– Насколько я понимаю, ты сам наделил его этими чрезвычайными полномочиями.

– Наделил. Наделил на свою голову… Он ведь у меня не только повар. Он еще и врач. И это сочетание меня более чем устраивает.

– Да, повар у тебя замечательный, – вздохнул Максим. А Пилат прищурился, цепко и остро глянул в глаза своему собеседнику и произнес почти угрожающе:

– Все люди, которые меня окружают, по-своему замечательны. Таково мое правило.

Максим согласно кивнул и стал разглядывать ногти на своих руках.

– Так с чего начнем? С капусты или с улиток? – спросил Пилат.

– С чего прикажешь, с того и начнем, – покорно ответил Максим.

Пилат хмыкнул, положил на маленькую фарфоровую тарелочку капустный лист, поверх него – несколько улиток, всё это полил винным соусом и принялся сворачивать лист.

– Я почти не сомневаюсь… – начал и тут же остановился Максим, продолжая разглядывать свои ногти.

– В чем не сомневаешься? – строго спросил Пилат.

– Я почти не сомневаюсь, что наш разговор обещает быть гастрономическим.

Пилат вздрогнул и уронил на тарелочку капустный лист с завернутыми в него улитками, которые уже собирался поднести ко рту.

– Поразительно! – в изумлении воскликнул он. – Твоя интуиция меня убивает!.. Даже в таких мелочах!..

Максим пододвинул к себе широкую чашу из непрозрачной мирры, взял серебряный черпак и из галльского горшка зачерпнул немного бульона.

– Я, пожалуй, с бульона начну. Из всех моих болячек в последнее время меня больше всего голова беспокоит.

– Гениальная голова!.. Страшный человек! – продолжал восклицать Пилат.

Максим взял ложку и стал аккуратными глотками пить из нее бульон, прикрыв глаза и сильно наморщив лоб.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь мои способности… Ты слишком высокого обо мне мнения… Тем более, мне бы хотелось оправдать твое доверие… И одной интуиции здесь недостаточно. Нужны детали. Чем больше деталей, тем полнее будет наш с тобой совместный анализ.

– Да, я очень рассчитываю на твою помощь. Я потому и не стал тебе вчера ни о чем рассказывать, чтобы, так сказать, на свежую голову… Я видел, что ты недоволен…

– У тебя были плохие гаруспиции? – перебил Максим, отхлебывая из ложки.

– Ты и это знаешь?.. Да, накануне моего отъезда из Кесарии я велел принести жертву. Животное хорошо шло к алтарю. Его удачно зарезали. Но печень жрецу не понравилась. «Враждебная» ее часть была намного лучше развита, чем «дружественная»: сосуды в ней были богаче и щель намного изящнее. Головка печени была заметно раздвоена, что, как ты знаешь, означает внутренние раздоры. Неблагоприятным было и «подношение внутренностей».

– А каким образом неблагоприятным? – быстро спросил Максим.

– Я плохо разбираюсь в этих тонкостях. Но жрец объявил, что сожжение на алтаре тоже свидетельствовало о борьбе двух сил.

– А как тебе сообщили о встрече? – спросил Максим.

– Не спеши. Ты сам просил подробно и с деталями. Ну, так дай мне закончить с предзнаменованиями.

– Прости.

– Гаруспициями дело не окончилось. На следующее утро я проснулся от крика Клавдии. Она кричала во сне. Я разбудил жену, успокоил ее. И она мне сначала ни о чем не хотела рассказывать. А когда я уже уезжал и Клавдия вышла меня провожать, она вдруг сказала мне, что видела очень плохой сон. Там казнили какого-то человека, которого ни в коем случае нельзя было казнить. Так она мне объяснила.

– А что за человек? – спросил Максим.