История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 - Дмитрий Чайка Страница 7

class="p1">Гундовальд в это время был в доме епископа Тулузы Магнульфа. Стол был накрыт богатый, и вино лилось рекой. Епископ сидел мрачный, ведь ничего хорошего от всего этого безобразия он не ждал. Гнев короля Гунтрамна будет страшен. С каждым выпитым кубком настроение пирующих улучшалась, крики становились громче, а похвальба все отчаяннее. И только преосвященный Магнульф был мрачнее тучи. Сброд из отъявленных разбойников и авантюристов, что сидел у него в покоях, приводил его в откровенное уныние.

- А что это ты, епископ, невесел, - остро глянул на него Сагиттарий. – Или не веришь в победу нашего короля? – Гундовальд услышал этот вопрос и вопросительно посмотрел на священника.

- Не верю, - коротко ответил Магнульф. – Ты выдаешь себя за сына Хлотаря, но правда это или нет, я не знаю. Он ведь не признал тебя. Да и не может быть, чтобы у такого, как ты, что-то путное получилось. Ведь ты даже на щите устоять не смог, когда тебя по полю несли(2).

За столом установилась звенящая тишина. Гундовальд, которому кровь бросилась в лицо, заявил:

- Я сын Хлотаря, и скоро я возьму то, что мне причитается по праву. А Париж будет моей столицей, как во времена отца. Ну, ничего, мои послы уже у брата Гунтрамна, он отдаст мою долю.

- Неужели у франков больше не осталось королей, если такой, как ты собрался править? – с горечью спросил епископ. – Вот ведь горе нам, грешным!

- Да как ты смеешь говорить такое самому королю? – заревел Муммол и влепил епископу пощечину. Тот упал на пол, а Дезидерий с Ваддоном, осыпая его руганью, вытащили старика на улицу. Несчастного епископа начали избивать кулаками и древками копий, не обращая внимания на горожан, которые возмущались неслыханным варварством. Когда мучители устали, Муммол скомандовал:

- Вышвырнуть бунтовщика из города! И телеги сюда гоните, будем его добро грузить!

***

Отряд Хуппы скакал уже два дня, и принцесса совсем выбилась из сил. Они расположились на небольшом хуторе, выгнав оттуда хозяев. Ведь не только всадникам, и лошадям тоже нужен был отдых. В январе даже в Аквитании довольно холодно, и вечер у теплого очага был просто необходим уставшим людям. Тут был запас еды и вина, и наемники расположились у огня, осоловев от непривычной сытости. Ригунта брезгливо ела слипшуюся в мерзкий комок кашу из разваренного овса, но молчала. Ей не о чем было говорить с этим быдлом, и она удалилась в соседнюю комнатку, где легла спать. Она была просто разбита. Сопровождающие пугали ее до дрожи, и даже сквозь завесу беспримерной наглости, которой всегда отличалась Ригунта, пробивались робкие ростки понимания. Ей нужно вести себя тихо, как мышка, иначе будет беда. За хлипкой дощатой стеной нарастал пьяный шум, и она свернулась калачиком под какой-то рваниной, заткнув уши. Ей безумно хотелось спать. Она ложилась и так, и эдак, но гул за стеной все равно доносился до нее. Наемники и не думали успокаиваться. Напротив, они затянули песни, надрывая пропитые глотки. Они нечасто видели в своей жизни вино. Такая откровенная рвань с оловянными глазами людей, готовых зарезать за грязные портки, могла пить только мутную бурду из заквашенного ячменя. И почему за ней послали именно их? Неужели у матушки, что б ей икалось, не нашлось «верных», чтобы спасти свою единственную дочь. Вскоре Ригунте удалось задремать, но ненадолго. Грубым движением кто-то перевернул ее на спину, а жадные руки задрали платье и нижние юбки на лицо.

- Ну-ка, девка, не кобенься! – услышала она пьяный голос. – А то не посмотрю, что ты из благородных.

Что это? Ригунта завизжала от ужаса, а за стеной раздались подбадривающие крики.

- Да не ори, дура! – завозился на ней наемник, дышащий ей в лицо ядреным винным духом. – А то в рыло суну. Тебе еще остальных парней ублажать. Лежи спокойно, а то порвут тебя, как кошку.

- Хуппа! Хуппа! Спаси! – заверещала Ригунта, но ее призыв остался без ответа. Между ног стало больно, и она закричала еще сильнее.

Это никак не заканчивалось. На ней пыхтел и сопел пьяный оборванец, который в прошлые времена не подошел бы к ней даже на бросок копья. Да что же это делается? Измученная девушка потеряла сознание. Она не знала, что Хуппа, притворивший пьяным, отдал золотой тремисс первому наемнику, который вышел от нее довольный, завязывая ремень на штанах.

- Я проспорил! Получи! – сказал граф с видимым сожалением. – Жалко денег, конечно, но спор есть спор. Я не думал, что тебе духу хватит девку из благородных огулять.

- Да по мне хоть королева! – пьяно хохотнул наемник. – Баба есть баба. Давай сюда золотой! Парни, ваша очередь. Девка сладкая, как медовый пряник!

***

В это же время. Мец. Австразия.

Отец Леонтий читал королеве Брунгильде житие святого Афанасия Великого, подвижника из Александрии. Та слушала, не отрываясь. Пять раз ариане изгоняли из лона церкви великого святого, но каждый раз он возвращался и нес свет истины. Несгибаемый был человек, удивительно даже. Брунгильда, которая сама росла в арианской вере, поморщилась, вспомнив о дочери Ингунде. Та осталась верной православию, и немало натерпелась из-за этого в еретической Испании. Даже ее родная бабка, мать Брунгильды, мучила бедную девочку непрерывно, и требовала отречься от истинной веры. Один раз чуть в пруду не утопила. Брунгильда вздохнула. Она в свое время легко перешагнула это препятствие, понимая, что иначе ее затопчут те самые епископы, которые верой и правдой ей сейчас служат. А вот дочь оказалась тверда в своей вере.

Леонтий стал чтецом в ее домовой церкви месяц назад, и он очень нравился ей. Молодой благообразный мужчина, с красивым одухотворенным лицом, он имел глубокий насыщенный голос, который проникал в самую глубину ее сердца. Она была одинока. Красивая женщина медленно старела без мужской ласки, и всей ее жизнью стал сын. Ему скоро исполнится пятнадцать, а значит, он станет совершеннолетним. Сигиберт в его возрасте пропадал на охоте, беря кабана на копье. Да и в походах уже успел побывать с отцом Хлотарем. А сын как будто не от него. Нескладный, совершенно бесцветный мальчишка, который из всех удовольствий предпочитал ловлю рыбы сетью, словно монастырский арендатор. Не слишком почетное занятие для короля-воина, даже, скорее, постыдное. На ком бы женить сына? Ум королевы работал под