Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

Берлинское кольцо

Мы возвращаемся к нему. Возвращаемся, вопреки истине, ставшей известной всем. — он мертв. Завершен путь человека по земле, содеянное осталось людям и будущему, в которое он верил и во имя которого боролся. Боролся до последнего вздоха и упал, когда стоять уже больше было нельзя.

Перед нами приговор особой коллегии берлинского суда, по которому унтерштурмфюрер Саид Исламбек признается виновным а преступлении против интересов Германии и ее вооруженных сил и приговаривается к смерти.

Признается виновным не только в том, что совершил последний шаг — открыл себя и этим сорвал коварный замысел врага, намеревавшегося нанести удар нам в спину. Все совершенное в фашистской Германии, каждый шаг — обвинение против него. Он сдался в плен, чтобы проникнуть в логово врага; стал инструктором шпионско-диверсионной школы «Вальдлагерь-20», чтобы обезвредить тайное оружие; поднялся к командному пункту секретной службы, чтобы завладеть планами диверсионных операций гитлеровцев против Страны Советов. Штурмбанфюрер Курт Дитрих, руководитель одного из отделов гестапо, считая Исламбека агентом английской секретной службы, вел долгий и осторожный бой с ним и наконец настиг унтерштурмфюрера весной сорок третьего года. А 18 октября этого же года под диктовку Дитриха был составлен смертный приговор Исламбеку.

Это дало гестаповцу право сказать позже:

— Сожалею, что я не убил его тогда в Тиргартене, что затянул поединок и затратил массу времени и сил…

А Ольшеру, начальнику «Тюркостштелле», Главного управления СС, шефу и «покровителю» Исламбека, это позволило выразить удивление и сожаление:

— Все-таки он оказался «двадцать шестым». Он — агент противника и одновременно мое доверенное лицо. Какая роковая ошибка!

Да, доктору Ольшеру эта ошибка стоила многого. Прежде всего потери доверия и благожелательности со стороны Шелленберга — начальника управления шпионажа и диверсией службы безопасности. Иначе стал относиться к нему и сам фюрер СС Генрих Гиммлер.

Человек уходит из жизни один раз и чтобы больше уже не вернуться.

Исламбек уходил несколько раз. Много раз.

Пленные видели Исламбека умирающим в лагере Беньяминово.

Советский разведчик Берг был свидетелем, как Дитрих стрелял в «двадцать шестого» на аллеях Тиргартена и как тот упал, обливаясь кровью.

Работники Берлинского архива обнаружили смертный приговор унтерштурмфюреру Саиду Исламбеку.

Инспектор полиции пригородной зоны сам лично осматривал труп унтерштурмфюрера осенью 1943 года.

Оскар Грюнбах — участник сопротивления спецлагеря Заксенхаузен слышал, как выкликнули имя Исламбека во время поверки и как назначили в медицинский барак к доктору Баумкеттеру. Это значило смерть от отравленной пули.

Все это в разное время и в разных местах.

Смерть. Смерть. Смерть.

Смерть. И все же это не помешало Ольшеру спустя год после окончания войны сказать свою таинственную фразу. Сказать представителю следствия на Нюрнбергском процессе — английскому майору Корпсу:

— Имя Исламбека настолько вошло в события сорок второго и сорок третьего самого критического для нас, немцев, года, что мы не отказались от соблазна воспользоваться этим именем для интересов будущего…

Интересов будущего?

Примерно то же сказал, но раньше — зимой, точнее в декабре сорок четвертого года, перешедший на сторону чешских партизан штандартенфюрер СС Арипов.

— Имя Исламбека я слышал неоднократно и в Германии, и в Польше, и во Франции, и в Италии, и в Чехословакии в течение всей войны, во всяком случае в ее последний период. В моем батальоне он был до момента восстания, до ухода в лес. Он называл себя адъютантом гауптмана Ольшера.

И еще:

В один из мирных вечеров 1964 года на втором километре берлинской кольцевой трассы перед поворотом на Потсдам сотрудниками органов государственной безопасности была задержана некая Рут Найгоф. Немолодая, эксцентричная женщина, обладательница серого «фольксвагена». На допросе выяснилось, что подлинная ее фамилия Рут Хенкель, что она бывшая супруга президента Туркестанского эмигрантского правительства при Гитлере, диктор иностранного вещания «Рундфунка», осведомитель гестапо, завербованная еще в сороковом году штурмбанфюрером Куртом Дитрихом, доверенное лицо доктора Ольшера. Это — в прошлом. А сейчас фрау Найгоф — агент иностранной разведки, прибывший в Восточный сектор с особым заданием. Западную разведку интересовали следы унтерштурмфюрера Исламбека, следы, олицетворенные в каком-то очень важном документе, датированном 1944 годом. Спустя двадцать лет интерес к документу не только не уменьшился, а, наоборот, возрос. Секретная служба некоторых государств ищет «пакет», затерявшийся где-то в пути, пакет огромной ценности.

Кто обронил его?

— Мы считаем, «второй» Исламбек, — поясняет Рут Найгоф. — А всего их было трое. И все трое убиты. Один здесь, на Берлинер ринге, второй — в Заксенхаузене, третий — во Франции у испанской границы…

— Может быть, существовал четвертый?

Она, несколько озадаченная, задумалась:

— Не знаю… Вряд ли. Мне бы об этом сказали.

Не сказали. Значит, не было. Были только три Исламбека. А если один? Всего один. Один, восстающий из пепла, как «Феникс».

Мы возвращаемся к нему. Возвращаемся, вопреки истине…

Часть I

ЗАМОК ФРИДЕНТАЛЬ

1

Едва машина остановилась, вернее, затормозила, чтобы тихо замереть у обочины шоссе, как он распахнул дверцу и выскочил наружу, на траву, поблекшую по осени, на щебень и почти побежал.

Вокруг не было ничего способного встревожить или поманить так торопливо человека. Пустырь. Безмолвные груды камня. Железо, скрюченное, обожженное, вздыбленное, вогнанное в землю. Не сегодня и не вчера обожженное — давно, давно, и потому не вызывающее испуга или удивления, а лишь любопытство: что это? Что было когда-то здесь?

А он знал, что было здесь, и знал, почему подверглось огню. И все же бежал, оставив нас, своих спутников, в машине.

Сухой, высокий, чуть сутулый от старости или от неловкого желания быть немножко ближе к людям, сравниться с ними, он, бегущий, казался стройным и молодым. Полуседая шевелюра романтически разлохматилась на ветру, а легкое голубоватое пальто окрылилось полами. И Оскар Грюнбах летел на этих крыльях, не опираясь, как обычно, на трость, с которой не расставался, летел, перемахивая через камни и прутья арматуры.

Мы покинули машину и пошли следом. Не потому, что боялись потерять на этом кладбище камней и железа своего спутника, — нам, как и Грюнбаху, предстояла встреча с прошлым, и мы шли, желая приблизить эту минуту.

Ораниенбург! Бывший Ораниенбург. Странное чувство охватывает человека, когда он попадает в мир разрушения. Не сожаление, не грусть и не осуждение, и даже не удовлетворение от сознания того, что осуществлено справедливое возмездие: разметено в пепел змеиное гнездо. Но это мысль. А в чувствах — близкое, почти касающееся человека ощущение смерти. От живого лишь следы. Следы того же Оскара Грюнбаха. Здесь он поднимал эти камни, сваривал фермы, а они рухнули. Не без его участия. Было время, когда он хотел, чтобы все разнес шквал огня, превратил в пепел. И вот он бежит, торопится увидеть осуществленную мечту о пепле…

В созидании видна добросовестная рука Грюнбаха — камень спаян с железом навечно. А в разрушении его следов нет. Это работа английских бомбардировщиков. Запоздалая, но все же работа, и проделана она на совесть. Щебень. Кажется, это все, что осталось от тайны Ораниенбурга. Страшной тайны. Бомбы погребли ее… Или только спугнули!

Оскар Грюнбах пытается ее найти.

— Сюда! Сюда! — машет он рукой, напоминая нам о цели путешествия и о необходимости каких-то усилий. Одного созерцания недостаточно — прав старый Грюнбах.

Он уже что-то отыскал или просто почуял близость открытия. Трость его после несвойственных ей круговых движений в воздухе коснулась, наконец, земли, точнее, уперлась в бетонный слиток и замерла многозначительно.

— В земле… Все в земле, — проговорил Грюнбах, когда мы, балансируя, пробрались по связке металлических прутьев к зияющему в груде камня отверстию. — Наверху были только служебные помещения, — продолжал пояснять наш спутник. — Главное находилось в подвалах…

Он опускается вниз по пыльным ступенькам, тяжелым бетонным ступенькам, поросшим какими-то неприхотливыми былинками. Ветер принес их сюда и благословил на жизнь в этих каменных склепах, освещенных косыми лучами солнца. Погрузившись наполовину в темноту, Грюнбах снова позвал нас:

— Я покажу вам, где делались фальшивые фунты стерлингов, едва не покачнувшие национальный банк Великобритании. Идемте, у меня есть фонарик.