Лев Толстой - Басни, сказки, рассказы

Лев Николаевич Толстой

Басни, сказки, рассказы

© Ломунов К., вступительная статья, 1987

© Яровой С., иллюстрации, 1987

Сила детства

Первым произведением, с которым Лев Толстой выступил в печати, явилась повесть «Детство». И читатели, и критики были от нее в восторге. Все тогда говорили, что родился новый замечательный писатель, который прославит русскую литературу в веках. И не ошиблись.

Толстой отзывался с похвалой о немногих своих произведениях. А повесть «Детство» он любил до конца своих дней. «Когда я писал „Детство“, – говорил он в 1908 году, – то мне казалось, что до меня никто еще так не почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства».

И в самом деле, трудно припомнить другое произведение русской и зарубежной литературы, в котором бы так тепло, так задушевно, так поэтично была воспета начальная пора человеческой жизни. «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! – пишет Толстой. – Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освещают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений».

Счастье детства Толстой видит в удивительной свежести чувств юного существа, в доверчивости детского сердца, в потребности любви и дружбы, в стремлении делать людям добро, говорить им правду и защищать ее всеми силами.

Взрослые не всегда понимают, чего хотят и к чему стремятся дети, отталкивают их от себя. Объясняя это взрослым, Толстой брал детей под защиту. «Школьники – люди, – писал он в основанном им журнале „Ясная Поляна“, – хотя и маленькие, но люди, имеющие те же потребности, какие и мы, и теми же путями мыслящие; они все хотят учиться, затем только ходят в школу… Мало того, что они люди, они – общество людей, соединенное одною мыслью».

Защитником, учителем, наставником детей, а также детским писателем Толстой стал не по обязанности, а по зову сердца. Один из близких его помощников писал: «Лев Николаевич всю свою жизнь очень любил детей: и самых маленьких, и более старших, всегда проводил с ними много времени: зимою катался на коньках или на санках с гор, ходил на лыжах, а летом гулял по полям, лесам, собирал с ними цветы, ягоды, грибы. И всегда он им что-нибудь рассказывал. И чего только не рассказывал! И про себя, какой маленький был, и как в молодости на Кавказе жил, и про своих родителей, знакомых и всевозможные истории, и басни, и сказки. И дети могли слушать его сколько угодно; слушали бы и слушали, потому что уж очень он интересно, занятно про все рассказывал»[1].

Толстой с огромным увлечением обучал крестьянских детей в своей Яснополянской школе, открытой в 1859 году. На другой год он поехал за границу, назвав свою поездку «путешествием по школам Европы». Ему хотелось перенять все лучшее, чем гордились французские, английские, немецкие, швейцарские учителя. А перенимать оказалось почти нечего. В школах, которые посетил Толстой, царила палочная дисциплина, применялись телесные наказания, учеников заставляли механически зазубривать целые страницы из учебников. Побывав в немецком городе Киссенгене, Толстой записал в дневнике: «Был в школе. Ужасно. Молитва за короля, побои, все наизусть, испуганные, изуродованные дети».

Во французском приюте писатель увидел не менее грустную сцену: «Четырехлетние дети по свистку, как солдаты, делают эволюции вокруг лавок, по команде поднимают и складывают руки и дрожащими и странными голосами поют хвалебные гимны Богу и своим благодетелям…»

В немецкой школе Толстой присутствовал на уроке наглядного обучения. Что же он увидел? Учитель долго показывал детям картинку, на которой была нарисована рыба. «Что это такое, милые дети?» – спрашивает он. «Это рыба», – слышится робкий ответ. «Нет, – отвечает учитель. – Что вы видите?» Дети молчат. Они сидят чинно, не шевелясь. «Что же вы видите?» – «Книжку», – говорит самый глупый. Умные школьники в недоумении, а учитель радуется! «Да, да, очень хорошо, книга. А в книге что?» Самый бойкий отвечает: «Буквы». Но учитель недоволен: «Надо думать о том, что говоришь».

И еще долго продолжался этот странный урок. Учитель не успокоился, пока не добился ответа, что в руках у него «картина, изображающая рыбу».

Когда Толстой вернулся на родину и побывал в начальных классах русской школы, он увидел, что и здесь учителя мучают школьников «наглядным» обучением. Ребятам задавали, например, такие вопросы: «В чем состоит различие между курицей и собакой? А в чем сходство между ними?» Или: «Действие рыбы состоит в том, что она плавает. А действие змеи, блохи, соловья, таракана, учителя, ученика?»

Даже самые сообразительные школьники не знали, что им ответить на такие вопросы. «Все, что вы видите, – писал о подобных „уроках“ Толстой, – это скучающие лица детей, насильно вогнанных в училище, нетерпеливо ожидающих звонка и вместе с тем со страхом ожидающих вопроса учителя…»

Вот тогда-то и появились в печати статьи Толстого-педагога, в которых он заявил, что ни в царской России, ни в странах буржуазного Запада никто не заботится о том, чтобы дети из народа получили настоящее образование. «Школа, – писал Толстой, – только тогда хороша, когда отвечает интересам народа». И он попытался создать такую школу в своей усадьбе Ясная Поляна.

«В школе у нас было весело, – вспоминает один из любимых учеников Толстого Василий Морозов, – занимались с охотой. Но еще с большей охотой, нежели мы, занимался с нами Лев Николаевич. Так усердно занимался, что нередко оставался без завтрака. В школе вид он принимал серьезный. Требовал от нас чистоты, бережливости к учебным вещам и правдивости. Не любил, если кто из учеников допускал какие-нибудь глупые шалости… Любил, чтобы на вопрос ему отвечали правду, без задней выдумки… Порядок у нас был образцовый за все три года».

Толстому хотелось, чтобы его ученики получали знания по многим предметам: чтению, письму, арифметике, русской истории, математике и другим. Он хотел также приохотить их к труду на земле – ребята сеяли и выращивали лен, горох, морковь, репу, сами убирали урожай.

Одним из любимейших занятий яснополянских школьников было писание и обсуждение сочинений. Лучшие из них печатались в книжках, выпускавшихся приложениями к журналу «Ясная Поляна». В статье «Кому у кого учиться писать…» Толстой поведал о том, как он вместе с даровитейшими своими учениками, Федькой и Семкой, писал повесть на пословицу «Ложкой кормит, стеблем глаз колет». Лучшие ее страницы, по признанию Толстого, принадлежат не ему, а его «соавторам» – Федьке и Семке…

Мы, разумеется, не верим молодому Толстому, когда он пытается убедить нас в том, что Федька и Семка как «писатели» были талантливее, чем он – будущий автор «Войны и мира» и других великих романов. Но мы не можем и усомниться в его искренности: он в ту пору так думал. Но главное в другом – в том, что Федька, Семка и другие ученики Яснополянской школы помогли ему тогда овладеть подлинно народным языком, которым он десять лет спустя напишет «Азбуку», «Новую азбуку» и четыре «Русские книги для чтения». По этим «учебным книгам» Толстого будут обучаться несколько поколений русских школьников. Многие произведения из этих книг и сегодня издаются у нас миллионными тиражами.

Половину «учебных книг» Толстого занимают басни. Им писатель придавал большое значение. В годы работы над «Азбукой» он усиленно изучал греческий язык. Его приводили в восхищение басни древнегреческого поэта Эзопа, родоначальника басенного жанра в мировой литературе, жившего четыре с половиной тысячи лет назад. «Эзоповы басни» давно используются как учебные книги в школах разных стран. Их переводят с греческого широко известные писатели и поэты. В России басни Эзопа переводил прославленный баснописец И. А. Крылов – «дедушка Крылов», как зовут его наши младшие школьники.

Толстой решил перевести заново басни Эзопа и сделал это не стихами, a прозой. Ему казалось, что в стихотворных переводах много отступлений от эзоповских подлинников: вводятся излишние подробности, слишком длинно и скучно излагается в концовках басен «мораль» – то есть то, чему они учат.

Переводя на русский язык басни Эзопа, Толстой старался передать простоту их содержания, ясность их языка. «Надо, чтоб все было красиво, коротко, просто и, главное, ясно», – говорил Толстой о своей работе над книгами для детей.

Писатель был уверен, что в них «всякий ученик может все понять». При этом, в отличие от Эзопа, Толстой не поясняет в конце каждой басни, какое «нравоучение» вытекает из ее содержания, а предлагает школьникам самим об этом подумать.

Старший сын писателя, Сергей Львович, рассказывал, что Толстой просил школьников не выучивать содержание басен, а передавать его своими словами. И вот что у них однажды вышло. В одной эзоповской басне, напоминает Сергей Львович, рассказано, как «Лев, осел и лисица вышли на добычу. Наловили они много зверей, и лев велел ослу делить. Осел разделил поровну на три части и говорит: теперь берите! Лев рассердился, съел осла и велел лисице переделить. Лисица все собрала в кучу, а себе чуточку оставила. Лев посмотрел и говорит: ну, умница! Кто тебя научил так хорошо делить? Она говорит: пример осла… При пересказе басни один ученик вместо «пример осла» сказал: «А с ослом-то что было?», и Толстой воспользовался этим выражением»[2].