Олесь Гончар - Берег любви

Гончар Олесь

Берег любви

Олесь Гончар

БЕРЕГ ЛЮБВИ

Весной н в ослепительно ясные дни раннего лета девчата из местного медучилища проводят на территории крепости занятия по противовоздушной обороне. С носилками, иногда в противогазах, в тяжелой спецодежде, с сумками Красного Креста через плечо, рассыпавшись по сивому полынному пустырю, юные медички со смехом преодолевают воображаемую радиоактивную зону, преодолевают учебную смерть и все кого-то спасают, спасают, спасают...

Территория между валами как будто создана для таких занятий: заросшие бурьяном ямы, холмы. И археологи каждое лето находят тут себе работу: роют и роют. Рядом на холмах - козы космической эры пасутся. Сооружение времен Римской империи, а то и более древних - крепость эта давно уже никого не отпугивает. В бойницах гнездятся птицы. На башнях туристы, исполненные сознания своей исторической значимости, оставляют загогулины автографов. Лишь с моря крепость еще сохраняет свой внушительный вид: издалека открывается морякам ее силуэт на скалистой круче над лиманом, над белым виноградным городком. Есть что-то таинственное в ее башнях память чья-то, отзвук чьих-то давних страстей...

Где некогда римлянин или турок скрежетал зубами, таща в цитадель свою растерзанную жертву, ныне юные студенточки-выпускницы легко и весело порхают между валами, через стекла противогазных масок смеющимися очами встречают и провожают прохожих.

А в перерыве между занятиями, расположившись на крепостных валах здесь поигрывает ветерок,- они далеко - будто стайка гусей - белеют в своих халатиках, лакомятся мороженым, которое продает у входа в крепость толстая тетка, она тоже в белом халате. Девчата устали, но им весело, они довольны только что пережитым, будто и в самом деле им удалось кого-то спасти. Пересмеиваются, острым словцом постреливают в археологов, работающих тут же, в одной из ям. Рыцари науки, блестя голыми потными спинами, подобно римским рабам в каменоломнях, чтото там долбят, скребут целыми днями, ищут да ищут.

- Ну, что там у них, у античных? - подают голоса медички.- Была ли у них любовь?

- А кино было?

- А почему же они своего поэта так далеко загнали?

- Певца любви! Ух, варвары!

Смех на стенах, ответа от археологов нет.

Будто и нс слышат, поглощенные своим. Работать приходится в духоте, яма налита зноем. Согнуты озабоченно, редко кто и оглянется в ту сторону, где собрались, сверкая улыбками, девушки, где загорелые стройные ножки отдыхают в ожидании вечерних танцев.

Если случится так, что во время занятий с девчатами будет Вера Константиновна, любимая преподавательница, то юные медички свое внимание больше будут уделять ей. С миссией Красного Креста в далекой южной стране была, недавно возвратилась оттуда.

- Это ведь так интересно, расскажите нам что-нибудь еще, Вера Константиновна, о золотой Венгалии, где наши журавли зимуют...

Это ведь страна поэтов, страна вечной любви, вечной весны, черных глаз, ослепительных улыбок, лебединых рук женских, умеющих околдовывать, зачаровывать даже змей... Вот она стоит торчком, гигантская рептилия, головой поводит, следит за танцовщицей, которая совсем близко перед ней тоже извивается по-змеиному, поводит плечами, переливается телом, трепещет вся, будто разгоряченная цыганка в своих широких юбках...

А Вере Константиновне сегодня почему-то не очень хочется рассказывать: лицо задумчиво, глаза грустны.

А если и заговорит, то уже не беззаботный танец вихрится перед глазами ее учениц - увидят они толпы голодных детей, изможденных матерей, отовсюду протянутые костлявые, в язвах, руки, воспаленные глаза, чаявшие твоей помощи... Пункт Красного Креста работает всю ночь, он, как в осаде, крики страдальцев не затихают, раздаешь и раздаешь свои лекарства и пайки, а жаждущих исцеления и пищи не уменьшается, и сама ты уже с ног валишься от этих бессонных бенгальских ночей, красу которых так и не успеваешь заметить... Вечнозеленый мифический эдем, место прописки прародителей наших! Липкая, душная ночь, поваленные холерой люди стонут за брезентом твоей палатки, и самое тебя, измученную смертельной усталостью, подкашивает сон, в глазах какая-то фантасмагория: Баба Яга является в белом медицинском халате, веки разомкнешь - чудовище какое-то, не знаешь даже его названия, настороженно сидит на ящиках с продуктами и медикаментами. Маленькая бенгальская рептилия, похожая на полевую ящерицу твоего детства. Может, далекий потомок того змея, который искусил когда-то Еву? Замерло, смотрит на тебя это загадочное существо, а ты не знаешь - прыгнет или нет? Может, оно ядовито, может, смертельно?..

А потом несет тебя вертолет в отдаленнейшие районы, и земля под тобой сплошь полонена наводнением, разливом мутных тропических рек, изредка виднеются лишь незатоплениые верхушки деревьев, клочка суши нет, где бы тебе приземлиться, а когда наконец найдется место, то снова ждет тебя то же самое: влажный тропический воздух и множество рук, протянутых навстречу, и бесконечная мольба, в страждущих незнакомых глазах.

- Вера Константиновна, а что все-таки вы чувствовали там?

- Чувствовала, девочки, что должна, что обязана. Ну, как говорится, миссия такая спасать...

Голос у нее спокойный, для них это уже голос фронто вички, той, чье фото - улыбающейся, совсем юной девушки в шапке-ушанке можно увидеть на доске Славы в их училище. Такой она была тогда, эта посеребренная теперь сединой женщина с приугасшим взглядом, с лицом Далеко не первой молодости. Неужто и они, ее воспитанницы, когда-то тоже станут такими?

Инна Ягнич, гордость училища, круглая отличница да еще и поэтесса (ее песню Исполняет самодеятельный хор медичек), участливо, с болью сострадания всматривается в увядшее лицо наставницы и вдруг спрашивает серьезно:

- Говорят, Вера Константиновна, что там, где побываешь, остается частица твоего сердца...

- Пожалуй, верно.

- Ой, это что-то опасное,- рассматривая в зеркальце свои длинные ресницы, лукаво усмехнулась Светлана Усик.- Там частичка, да еще где-то частичка... Не возникнут ли на этой почве явления сердечной недостаточности?

- Щедрому сердцу недостаточность не угрожает,- нервно, даже с обидой ответила преподавательница.

- Ну я же пошутила,- оправдывается Светлана.- Извините.

- Что тут извинять... Когда-нибудь поймешь.

Вера Константиновна умолкает, но кажется, что девчата и дальше угадывают ее мысли: "Для доброго дела сердца не жалей, говорила вам и говорю. Может, девоньки, случится так, что кому-нибудь из вас вскоре тоже доведется отведать этих тропиков, тогда сами убедитесь, на что способно человеческое сердце... Среди потопных мутных вод будет приземляться самолет Аэрофлота со спасительным грузом Красного Креста, а бетонной полосы окажется так мало, что при посадке даже резина будет гореть на колесах твоего самолета, придется сбивать пламя огнетушителями.,. И не отыщется воды иной, как с микробами; и не будет ничего страшнее, чем слово "эпидемия"; и наступит момент, когда ты испытаешь полное отчаяние перед масштабами горя, перед хаосом грязи, антисанитарии, перед .скопищами возбудителей ужаснейших болезней... И все же, внутренне собравшись, взяв себя в руки, ты снова ринешься р бой, на каждом шагу будешь рисковать собственной жизнью, хотя и самой жить хочется, девоньки, не меньше, чем всем смертным, не меньше, чем вам вот сейчас..."

Где-то свирепствуют эпидемии, бушуют штормы, разламявая корабли, а тут, на валу, такая тишь, такая ясность и благодать. Изредка промчится "Метеор", обслуживающий побережье, проплывет где-то на самом горизонте судно и растает в морской дали. Знакомая баржа бессмен.но и невозмутимо стоит на почтительном расстоянии от берегаотсасывает для новостроек черный песок с морского дна.

По соседству с ней уже много дней работают водолазы, пытаясь вызволить из морских пучин сухогрузное судно, которое затонуло в этих водах в сорок первом году после бомбежки. Шло оно тем летом с зерном, трюмы были до отказа наполнены пшеницей. Говорят, она и под водой сохранилась, только почернела. Пробираясь к судну, водолазы случайно натолкнулись на останки античного города, который тоже в свое время очутился под водой,- им теперь заинтересовались и эти сухари-археологи.

Для медичек тут все буднично и обычно до скуки. Лишь изредка - весной или в конце лета - появится из-за горизонта "Орион", учебный парусник с курсантами из мореходки на борту. Он, либо откуда-то возвращаясь, либо отправляясь куда-то, проплывет в горделивой недосягаемости мимо этих берегов, пройдет словно в состоянии полнейшей невесомости, совсем какой-то нереальной, вроде бы скалками навеянный, полпогрудьем своих ветрил похожий скорее на видение из сладких девичьих снов. Прошел, проплыл далеким облаком и растаял - и нет его.

И снова - будни. Вместо миражного "Ориона" снова - знакомая баржа с черным песком.