Вячеслав Фаусек - Горемычный Митя

Вячеслав Андреевич Фаусек

Горемычный Митя

Было это перед Рождеством…

Господа послали дворника Ивана в лес вырубить елку. Иван взял с собою сынишку Митю.

Иван приехал с Митей в лес, выбрали они дерево покрасивее, срубили его, положили осторожно на сани и поехали домой.

Митя радовался, трогал пушистое дерево руками, нюхал смолистые ветви его. Мальчик полюбовался елью и вдруг спросил:

— Тятя, зачем господам елка?

— Ишь, гулянье вкруг ее устраивают! — ответил Иван. — Поставят дерево в горенке, уберут свечами, навешают на него орешков золотых, всяких сластей. В сочельник под Рождество зажгут эти самые свечи, соберут ребят, так целый вечер под деревом то и празднуют!..

— Хорошо, тятя, на елке?

— Известно хорошо.

И мужик погнал лошадь рысью.

Вздохнул Митя и задумался: «Хоть бы разок посмотреть на елку».

Мороз щипал Митю за нос; ветер поддувал в ноги. Мальчик пониже нахлобучил шапку, уткнул нос в рукав полушубка и, забывшись, слушал, как скрипит снег под санями, как звякает колечко на дуге у лошади. Кругом расстилалось ослепительно-белое снежное поле, а над головой темнело синее морозное небо. Глядел Митя на унылую белую равнину, а в глазах его мелькали блестящие золотые орешки, мигали огоньки зажженной елки, про которые говорил отец. «Вот бы посмотреть!» — думал снова Митя. Он нетерпеливо ворочался в санях, хотел еще и еще посмотреть на елку. Это было большое молодое дерево. Оно лежало вдоль саней, размахивало на ухабах пушистыми ветками и разметало вершинкой снег по дороге…

Наконец, они приехали на господский двор.

Господа вышли посмотреть елку, похвалили, и приказали отнести к столяру, чтобы он вделал ее в деревянный крест, на котором дерево стояло бы прямо.

На другой день был сочельник…

Митя с утра бродил около барского дома. Ему хотелось смотреть, что там делают.

В доме готовились к празднику, и в комнатах шла уборка, все суетились. Митя подошел посмотреть, как баба моет черное крыльцо. Из дома вышла ключница Ивановна и закричала на него:

— Ты здесь что потерял? Ступай отсюда подальше, шалберник! Вот я тебя!

Баба тоже крикнула:

— Пошел!.. Чего стоишь?

Митя пошел дальше, он хотел посмотреть, как господский лакей Иван Фомич с горничной выбивают и трут снегом ковры и мягкую мебель. Он остановился около них, заложив руки за спину. Митю очень занимали мягкие господские кресла. Ему казалось, что они похожи на толстую ключницу Ивановну.

Вдруг лакей Иван Фомич бросил работу и крикнул:

— Ты чего стоишь, разиня?! Пошел прочь!..

Митя отбежал подальше. Он очень боялся старого Ивана Фомича, потому что у него было страшное лицо с бритыми усами.

Наконец, Митя поглядел, как пронесли от столяра елку. Вделанная в крест, теперь она стояла прямо, как живая. Дерево внесли в дом.

— Непременно, посмотрю нынче елку! Как только придет вечер — и посмотрю! — решил Митя и стал терпеливо дожидаться ночи.

Пришел вечер, и Митя опять ходил около дома. Он заглядывал в окна, но они были завешаны изнутри занавесками, снаружи подернуты узорами мороза. Он подсматривал в двери, когда в дом входили люди, но двери тут же затворялись. Этот таинственный, молчаливый дом, куда нельзя было не только проникнуть, но даже и заглянуть украдкой, внушал мальчику страх и любопытство. Ему казалось, что там живут особые люди. Они такие красивые, нарядные и говорят иначе, и все у них особенное, хорошее…

«От богатства это! — думал про себя Митя. — А вот мы с тятей горемычные!»

Вот приехали гости, соседние господа. Иван Фомич весь в черном и в белой крахмаленой рубашке выскочил на подъезд и встретил их. Он поклонился и стал высаживать из саней закутанных маленьких детей. Гости вошли в дом.

Стемнело. На небе загорелись звезды. Настала ясная морозная ночь. Ярко мигали огни в господском доме.

Митя ходил около окон. Он уж озяб, уши у него пощипывало. Но уйти мальчик ни за что не хотел. Он решил зайти с другой стороны дома. Может быть, там будет больше удачи.

С той стороны шел сад и зимой туда никто не ходил. Митя пролез через решетку, добежал до угла и остановился.

С этой стороны из нескольких окон большим снопом рассыпался яркий свет. Открытый балкон и ближние деревья озарены были как днем.

— Вот елка! — прошептал Митя, и сердце у него забилось.

Он перебежал к балкону, крадучись поднялся по занесенным снегом ступенькам и замер.

Через стеклянные двери балкона видна была великолепная елка! Из комнаты доносились шум и говор. Огни на елке горели светлыми пятнами. Снег на балконе сиял и искрился алмазами.

Митя стоял несколько минут, как очарованный. Ему было и радостно, и страшно. «А что если его увидят?»

Митя подошел ближе к дверям и присел. Он прислушался и, убедившись, что никто его не заметил, выпрямился и стал глядеть в маленький уголок, где не было потного налета на стекле. Он теперь видел, что делается в доме.

По середине комнаты светилась чудесная елка! Множество огоньков убегало вверх но дереву почти под самый потолок; ветки дерева повисли от тяжести навешенных на них яблок, конфет, пряников, серебряных и золотых орехов.

От радости Митя чуть-чуть не захлопал в ладоши, но, спохватившись, тихо засмеялся.

Он припал лицом к холодному стеклу и, сдерживая дыхание, смотрел.

Вокруг елки ходили нарядные дети, мальчики и девочки. Иван Фомич важно разносил на подносе чай. Господа кушали, разговаривали, смотрели на детей и на елку.

Митя продрог, но на сердце у него было тепло и радостно. Он хотел, было, на минуту отойти и растереть зазябшие руки, как вдруг заметил под елкой такие редкие вещи, каких никогда не видел.

Под деревом стояли дорогие игрушки! Тут были маленькие сани с тройкой лошадей. Кучер в синем кафтане и меховой шапке погонял их кнутиком. В санях сидели две смешные куклы-барыни. Позади кукол стоял на задних лапках препотешный заяц, в красной, обшитой золотом, курточке, из-под которой виден был беленький хвостик! У зайчика на мордочке очки, на голове черная шляпа, в передних лапках скрипка! Тут же виднелись медведи — большие и маленькие. Один даже лез на елку.

— Ах, страсть какая! Ведмеди! — вскрикнул Митя.

Он вытянул шею и крепко припал к стеклу.

Вдруг что-то хрустнуло, зазвенело — стекло разбилось вдребезги, шапка свалилась в комнату.

Митя бросился с балкона, поскользнулся, скатился кубарем с лестницы, попал в снег, но живо вскочил и помчался прочь во весь дух.

Митя прибежал без шапки в людскую, забрался на печку под отцовский тулуп, лег и в волненьи шептал:

— Что-то мне теперь будет!

В ушах у него стоял звон, и сердце стучало так, как будто бил молоток.

— И шапки у меня нету! — вспомнил Митя и заплакал.

Долго лежал он на печке, боясь пошевелиться. Наконец, мало-помалу стал успокаиваться и решил ждать — что будет, и невольно прислушивался к каждому звуку. В людской под полом верещал сверчок, в деревне где-то лаяла собака. На дворе было тихо. Но вот Митя услышал, загремела щеколда, хлопнула дверь. Кто-то прошел по двору, скрипя сапогами по мерзлому снегу. Снова все смолкло… Только где-то далеко звенели колокольчики или пел сверчок…

— Нельзя мне тут лежать! Найдут. Уйду! — решил Митя.

Он встал и пошел, но куда и зачем, ясно не сознавал. Он шел через деревню. Небо было ясное, морозное и уходило куда-то высоко-высоко. В церкви был свет. Слышно пение. На улице никого не было. Митя прошел уже всю улицу. Перед ним открылась снежная равнина. Вдруг из-за угла крайнего дома вышел Иван Фомич с подносом.

— Ты чего здесь? — закричал он на Митю.

— Я… я… я ничего! — сказал испуганно Митя.

Иван Фомич стоял и смотрел сердито.

Вдруг он стал расти, расти и сделался высокий, как церковная колокольня.

Митя растерянно бросился бежать.

— А вот я тебя поймаю! — крикнул Иван Фомич басом.

Митя бежал, спотыкался и вяз в снегу.

«Поймаю!» — звенело у него в ушах, и Митя бежал. На него нападал то холод, то жар.

— Поймаю! Поймаю! — жалобно пел над ухом Мити ветер и разом затих, и все стихло.

Митя остановился, огляделся — никого нет, перед ним белеет только широкое поле.

«Наважденье!» — подумал Митя и перевел дух.

Деревня скрылась… На небе звезды разгорелись ярко и как-то странно мигали Мите. Белое поле тянулось без конца, гладкое, ровное — ни холма, ни ухаба; дороги нет; ветер веет и слегка сдувает снег.

«Метель! — подумал Митя. — Уйду — пропадешь тут!»

«Пропадешь»! — свистнул ветер и пробежал по ногам Мити.

Митя двинулся вперед, поглядывая, нет ли где дороги, и вяз в снегу глубже и глубже. Метел злилась, шумела.