Борис Можаев - Петька Барин

Можаев Борис

Петька Барин

Борис Можаев

ПЕТЬКА БАРИН

Как-то поздней осенью заехал я в Тиханово зайцев погонять по первой пороше. У Семена Семеновича Бородина, моего дальнего родственника, был отличный гонец костромской породы, а у Гладких, второго секретаря райкома, русская гончая - пегий кобель, рослый, как телок. Собаки давно спарились в работе и вдвоем куда хочешь выгоняли и зайца и лису.

Володя Гладких был моим приятелем, и я запросто зашел к нему в кабинет под вечер, чтобы поговорить насчет завтрашней охоты. В приемной застал я директора Мещерского совхоза, с которым был едва знаком. Мы поздоровались. Это был сухой погибистый человек средних лет с темным, сумрачным лицом и белыми залысинами, отчего выглядел каким-то болезненным.

- Что, очередь? - спросил я.

Он замешкался, потянул со стола к себе под мышку желтую кожаную папку и сказал уклончиво:

- У меня тут дело такое, что не к спеху... Так что давай проходи, - и как-то жалко улыбнулся.

- Я тоже вроде не тороплюсь.

- Нет, проходи ты, - настойчивее сказал директор.

Я прошел. В кабинете секретаря застал я какого-то тощего старого просителя в армейском зеленом пиджаке и в резиновых сапогах. Он держал в руках рыжую телячью шапку и упорно глядел на Гладких красными слезящимися глазками:

- Дак пензию дадите мне али как?

Гладких сидел за столом, скрестив руки на груди, с тем выражением безнадежного отчаяния, которое вызывает разве что затяжная зубная боль.

- Ну, милый мой! Я ж тебе десять раз говорил: не имею права. Не занимаюсь я начислением пенсий. На то райсобес имеется.

- Райсобес отказался.

- Я ж тебе пояснил почему... При тебе звонил туда. Говорят, что бумаг у тебя нет. Справок, которые подтверждают трудовой стаж. Понял?

- Дак бумаги Федька не дает.

- Не Федька, а Федор Иванович. А он говорит, что ты мало в колхозе работал.

- А колько позовут, столь и работал.

- Но откуда ж я знаю? Я-то не состоял в вашем колхозе.

- Ну да... Я вот состоял, а пензию не дают.

- Тьфу ты! Опять двадцать пять, - Володя громыхнул стулом и повернулся ко мне: - Вот, поговори с ним.

Старик тоже поглядел на меня, часто заморгал, зашмыгал носом и заплакал:

- Бог с ними... Дадут - дадут, а не дадут - и не надо, - он утер шапкой лицо и горестно вздохнул.

- Вы откуда будете? - спросил я его.

- Из Петуховки я... Самохвалов.

- Кто ж поступил с вами несправедливо? На что вы жалуетесь?

- Мне не то обидно, что не работал, а то, что бумаг, говорят, нету.

- Так ведь только бумага подтверждает, что вы работали, - сказал Гладких.

- Небось, когда работал, бумаги не требовали. Ступай на работу, и все... Я, бывало, и на бакчи еду, и в лес за дровами. Мне говорят - иди в кавхоз, лошадь дадим.

- А вы что, безлошадником были? - спросил я.

- Когда лошади не было, я на крахмальном заводе работал.

- А в колхозе по доверенности работали или как? - спросил Гладких.

- Нет, я на труддень. Сани починю, тырлы... Кавхозник я.

- Да у тебя даже книжки колхозной нет, - сказал Гладких. - Ты в райтопе работал, и в лесничестве, и на кирпичном.

- Куда пошлют, там и работал. Получал колько дадут. Мне больно обидно, что все получают пензию, а я нет. А еще больно грубо сказал секретарь Федька: от меня, мол, все зависит. Хочу - дам бумагу, хочу - нет. А я без работы не могу. Болею я от этого. Охо-хо-хо! Мало работал? Да я, брат родной, сидеть не могу. На быке шкуры возил в войну. А мосты через Петравку развалились. Это как сказать? Телега без наклесток... Не телега дроги. Шкуры с нее плывут... а я по реке их ловить. По брюхо в воде плавал. Бумаг, говорит, нету. Это не доказывает. У меня свидетели есть. Кто хочешь подпишет, что дядя Васька работал. Эхе-хе-хе! Как, вы мне поясните, сделать-то? Что я в кавхозе работал.

- Надо такую бумагу, чтоб свидетели подписали... хотя бы два человека. Понял? - пояснил Гладких. - Голошеий так сказал.

- Голошеий... Какой Голошеий? Федька, что ли? Дак он не хочет подписывать.

- Да что тебе дался Федька? - взорвался Гладких. - Пусть подпишут свидетели, которые знают, что ты работал.

- Ну да... Подпишут - подпишут, а не подпишут - и не надо. Мне больно то обидно, что бумаги, говорит, нет. Когда работать надо - бумаги не просят... а пензию - дай бумагу. Охо-хо-хо... - Он натянул глубоко, по самые брови, шапку, расправил уши и пошел.

- Наконец-то, - с облегчением сказал Гладких и, дождавшись, пока тот вышел, спросил: - Как думаешь, бестолочь, или придуривается? Если придуривается, то неплохо играет.

- Небось есть захочешь - заиграешь.

- Нет, ты чудной! Что у нас тут, богадельня, что ли? Кто ему велел бегать с места на место? Порастерял все... А теперь и штанов не соберет.

Володя был еще молодым человеком - чуть за тридцать перевалило, - судил обо всем строго. Я только пожал плечами и вздохнул, как давешний проситель...

- Тебя там директор ждет, из Мещерского совхоза, - перевел я разговор.

Он вдруг рассмеялся с каким-то предвкушением потехи и даже руки потер:

- Пусть посидит.

- Да неудобно. Может, позвать?

- Он не войдет... При тебе - ни за что не войдет!

- Что у вас за секрет?

Володя достал из ящика письменного стола сколотую булавкой машинописную рукопись и кинул передо мной на стол:

- Читай!

Я прочитал заглавие: "Письмо директору совхоза "Мещерский" Петру Емельяновичу Проскурякову"...

- Личное письмо? - спросил я, отодвигая рукопись.

- Да ну, личное! Вроде вызова послал директору, как раньше на дуэль вызывали. Самым честным поступком вашим, говорит, было бы сейчас же написать заявление об уходе. Не ваше это дело - быть директором, - Володя рассмеялся. - А, каково выдал?

- Кто этот судья?

- Да есть у нас один строптивый... Рабочий совхоза... тракторист.

- Простой рабочий?

- Ну, не совсем простой. Наш изобретатель Ступин. Слыхал?

- Это что в газетах пишет?

- Он. Съездил бы к нему. Интересный мужик...

- А что у него с директором?

- Как тебе сказать... Тут нашла коса на камень. Шерстит он директора и на собрании и в печати. А тот прижал Ступина на горючем. Приказал за пережог дизельного топлива удержать со ступинского звена. Ну и высчитали по тонне с каждого. Ступин ему письмо: за что? Что у вас, трактора неисправны? Топливо течет? Или на свои нужды гоняем трактора? По чьей вине пережог? Да по вашей. Летом солому возим на санях, а зимой на телегах. Возле фермы непроходимые болота - за уши трактора таскаем... Мы и так мало зарабатываем по вашей милости, а вы с нас за пережог еще берете? Ну и пошла писать губерния... Другой бы получил такое письмо - в сейф его запрятал. А этот в райком прислал: примите меры, говорит, подрывает мой руководящий авторитет.

- Кто же из них виноват?

- Виноват тот, кто поставил бывшего коновала директором совхоза, - с обычной своей резкостью заметил Володя. - Был плохой ветеринар в районной ветлечебнице. Куда его девать? А пошлем-ка зоотехником в совхоз. Там единица. Послали. Проходит года два, умирает директор. Кого на место директора? А там же есть зоотехник... в заместителях ходит. Вот и пускай старается. Он с дипломом. Совхоз-то животноводческий. Ему и карты в руки... Да что там говорить... - Гладких поглядел на письмо, полистал страницы. - И ведь вот хитрец этот Ступин. Чует слабую струну и сечет прямо под самый корень. Вот слушай, что пишет: "Личное командование без совета и звания дела в наше время выглядит как уродливое шарлатанство и обыкновенная наглость..." - Гладких поглядел на меня с вызовом: - Каково? - Стал пояснять: - Этот машину конструировал по разбрасыванию удобрений. А директор запретил: "Нам не нужна такая машина!" А Ступин ему: "Кому это вам? Инженеру и агроному нужна. Мне, механизатору, тоже. Кому же вам? Очевидно, следует понимать - мне, директору. Мне так показалось, мне, директору, так захотелось; мне, директору, нет дела до того, что думают другие. Вот это и есть, говорит, волюнтаризм, то есть хулиганство". Ха-ха-ха! Так и написал... вот, смотри! - он ткнул пальцем в строчку и прочел: - "Хулиганство".

- Ну, и что ж ты скажешь директору?

- Что ему скажешь... Хочешь послушать? - он озорно повел глазами и занес палец над кнопкой на торце стола. - Сейчас позову.

Я вспомнил, как директор при моем появлении поспешно взял со стола желтую папку (видно, там был второй экземпляр этого письма), с какой готовностью уступил мне очередь в кабинет, как услужливо кланялся, улыбался виновато: "Проходи, мол, ради бога... только не со мной..."

И не мог пересилить себя.

- Неловко, - ответил я. - Лучше съезжу к Ступину.

- Ну, как знаешь.

Поездка моя в совхоз "Мещерский" случилась неожиданно скоро. На другой день с утра поднялась такая метель, что не видать было домов на том порядке улицы. За двое суток немыслимой крутоверти намело-насугробило столько снегу, что мой Семен Семенович забастовал: "Куда в такую непогодь на охоту? В снегу вымокнешь по самую ширинку". У Гладких открылся какой-то семинар, и ему не до охоты. Я было загрустил совсем.