Елена Ткач - Зеркало Пиковой дамы

Ткач Елена

Зеркало Пиковой дамы

ЕЛЕНА ТКАЧ

ЗЕРКАЛО ПИКОВОЙ ДАМЫ

"Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,

Я при свечах навела;

В два ряда свет - и таинственным трепетом

Чудно горят зеркала.

Страшно припомнить душой оробелою:

Там, за спиной, нет огня...

Тяжкое что-то над шеею белою

Плавает, давит меня!"

А. Фет

Глава 1

РЯЖЕНЫЕ

- Да нет, не расстроилась... Правда. Хорошо, Влада, ты выздоравливай. Ну, пока... - Аля положила трубку.

Ну вот, и этот вечер испорчен! Она с сожалением оглянулась на бабушкино концертное платье, аккуратно разложенное на тахте. Собиралась сегодня надеть его - Влада обещала одноклассницам устроить бал при свечах и просила, чтоб все непременно пришли в длинных платьях: все-таки Рождество, святки... И вот - на тебе! - заболела подруга. У Али всегда не одно, так другое: как затевается вечеринка или на дискотеку все соберутся, Аля или сама заболеет или мама заставит её с младшеньким Лешей сидеть или ещё что... Ужас, какая она невезучая. А как хочется праздника! Только он у неё всегда получается сломанным - этот праздник... И за что наказанье такое?

Аля вздохнула и повесила платье в шкаф. Там так чудесно пахло! Наверное, ещё не выветрился запах бабушкиных духов. Интересно, как они называются? Такого запаха Аля теперь нигде не встречала...

Кр-р-рак! Она обернулась... С елки соскользнул самый красивый шар золотой! - и раскололся вдребезги. Иголки, наверное, начали подсыхать, сыпятся - вот игрушки и падают.

- Кошка, что там у тебя? - к ней заглянула мама.

- Да вот... - она кивнула, указывая на осколки. - Я сейчас подмету.

- А что ты не одеваешься? Рано еще?

- Я никуда не иду. Все отменяется, Влада заболела. Грипп...

- Ах ты, милая! - посочувствовала мама. - Ну ничего, мы сами праздник на днях устроим. Всех позовем, кого хочешь: и Любу, и Машу, и Таню твою...

- А ребят?

- Я же сказала: всех, кого хочешь! Какой же праздник без кавалеров?! Я пирожков напеку, тортик купим... шампанского. Вы ведь уже совсем взрослые. - Мама перехватила смущенный Алин взгляд и рассмеялась. - Вижу-вижу, что у тебя на уме! Чтоб мы с отцом в этот вечер в гости отправились и братца с собой прихватили, так? А вы бы оторвались по полной программе! Ладно, поживем - увидим, сама терпеть не могла вечеринок, когда родители дома... Вот только Лешенька поправится - и гуляйте себе на здоровье! Аль... - на мамином лице появилось просительное выражение. - Ты в аптеку не сходишь? Панадол детский кончился, я сама хотела сходить, да так голова разболелась...

- Мам, конечно схожу, ты же третью ночь не спишь! А мне все равно делать нечего...

Она взяла деньги, оделась и вышла на улицу. Уже заметно стемнело, и на небе появились первые бледные звезды. Вечер дремал, окутавшись влажной дымкой - видно, началась оттепель. От канализационного люка поднимался пар, тянулся навстречу, принимая самые причудливые очертания. Аля нырнула в него, прошла как сквозь сон... только сон этот пах чем-то неприятным. Не то гарью, не то серой. И этот сизый туман кругом... На ветвях иней... Завтра растает, наверное. Ее зазнобило, и все вокруг сразу стало чужое, противное. Как будто она давно тут дрожит на улице, поджавши хвост, как бродячая собака. Поскорее б вернуться и юркнуть в кровать. А то кажется, сейчас что-то наскочит, обрушится - неуютное чувство какое-то...

Аля быстро шла по пустому Подсосенскому переулку, то и дело скользя и оступаясь на подтаявшем снегу. Кое-где уже темнели лужи, жидкая снежная каша хлюпала под ногами, а под ней - твердые наледи, не успевшие за ночь растаять. Каток, да и только! Пару раз Аля едва не брякнулась в лужу, наверно здорово это выглядело со стороны: ноги у неё разъезжались как у коверного в цирке. Да, эта сегодняшняя пробежка в аптеку совсем не доставила удовольствия, а как она любила гулять по своему переулку! Кругом маленькие уютные особнячки - низенькие, двухэтажные, народу здесь всегда мало, и кажется иногда, что не третье тысячелетие на дворе, а Бог весть какие времена - девятнадцатый век или начало двадцатого...

Аля часто бродила одна закоулками, дворами, стекавшими от шумного Земляного вала к Покровскому бульвару и Чистым прудам. Это был район старой Москвы, как говорят, "тихий центр", и тут было действительно тихо, но главное - тут душа радовалась! Дома, непохожие один на другой, улыбались своей старой знакомой - а она странствовала по этим краям с самого детства и всегда возвращалась домой с новыми впечатлениями, бодрая и оживленная, и принималась, захлебываясь и глотая слова, рассказывать маме о том, что было на улицах.

"Помни, Аленька, старая Москва - живая, она душу греет и силы дает, чтобы переварить и одолеть все то темное и враждебное, что всплывает со дна реки, которую мы зовем жизнью", - так часто говаривала Алина бабушка, а она-то знала толк в таких вещах!

Александра или по-домашнему Аля очень любила бабушку. Вот уж два года, как та умерла, и девочка часто мысленно разговаривала с ней. Со смертью бабушки дом их стал обычной московской квартирой - из него исчезла загадка, тайна, прежде обитавшая здесь. Этой загадкой была сама бабушка и все, что было связано с ней: её комната, фотографии, шкаф с ароматными платьями, книги с закладкам из засохших цветов, стихи, которые знала она и пасьянсы, которые часто раскладывала... Теперь, с рождением брата Алеши, Аля перебралась в бабушкину комнату, а в её прежней поселился малыш. Но тайна, живущая здесь, в этой комнате с высоченной пальмою в кадке и плющом, увивавшим окно, словно бы спряталась от новой жилицы. Нет, она ушла не совсем... знакомый аромат любимых с раннего детства вещей указывал Але на то, что она где-то рядом.

Бабушка была мудрая и красивая - красивая даже в старости! Всегда носила длинные платья и юбки, любила вязаные ажурные шали и крупные броские украшения, подкрашивала волосы в гранатовый цвет, красила губы ярко-преярко и засиживалась в своей комнате далеко за полночь - читала. Сидела в глубоком кресле при свете старинной бронзовой лампы под шелковым абажуром, кутаясь в шаль, неспешно курила и губы её слегка шевелились, повторяя прочитанное... А сколько она знала стихов, сколько всяких историй!..

Бабушка Лиза часто рассказывала внучке о театре, говорила, что театр это пространство магическое, и тот, кто вступает в него, как бы подпадает под воздействие незримых сил... Что это за силы такие, бабушка толком не объясняла, да, этого и не ждали - таким сильным и манящим было ощущение присутствия тайны, которым веяло от её рассказов... да и от неё самой. Она сама была - плоть от плоти старой Москвы, с её прежними неспешными ритмами, с её основательностью, щедростью и загадочностью.

Теперь в её любимом покойном кресле сидела Аля, листала старые альбомы с фотографиями, читала. Или наряжалась в платья из тонкой нежной материи... Она как бы превращалась в бабушку Лизу, играла её роль и не могла бы самой себе объяснить, что так тянуло её к этой игре, кроме памяти и собственных воспоминаний раннего детства. Может, хотела поскорей превратиться из гадкого утенка в прекрасного лебедя? Длинноногая и немного нескладная, с тоненькой шейкой и большими темными глазами на бледном лице, она была девчонкой заводной, любопытной и беспокойной. Легко загоралась и быстро гасла, увлекалась чем-то и тут же переключалась на другое. Мама говорила, у неё трудный характер. Мол, она безалаберная. Аля и сама не рада была своей переменчивости и часто злилась, когда не понимала сама, чего хочет...

Она себе не очень-то нравилась. Сама себя раздражала. И мечтала поскорее стать взрослой, чтоб избавиться от неуверенности в себе. И конечно, её тайной мечтой был театр! Только мама с папой и слышать о нем не хотели. Говорили, что это не для нее: актриса должна иметь волю и твердый характер, а иначе затопчут! Может, и так, но Аля мечтала о празднике и думала, что театр - единственное место на земле, где праздник никогда не кончается.

"И что это я, как проснулась, все о бабушке думаю? - вздохнула она. Баба Лиза, ты что-то мне сказать хочешь? Ну конечно, ты же мне сегодня приснилась... и точно старалась о чем-то предупредить, да?"

Во сне бабушка шла к ней по аллее, ещё ветер был сильный такой, она подошла, склонилась над внучкой, что-то шепча, - а Аля, как будто, сидела на лавочке в каком-то незнакомом месте, - и постаралась укутать её поплотней своей теплой вязаной шалью. Но внучка почему-то стала вырываться, сердиться, противилась, отталкивала бабушкины руки. А та все хотела её обнять...

Аля вышла к Воронцову полю и стала спускаться к Садовому кольцу, где у перехода на другую сторону, напротив магазина "Людмила" была аптека. Поскользнулась, перешагивая глубокую талую лужу, с трудом удержала равновесие... и тут мимо нее, обдав потоком жижи из-под колес, промчалась машина. Кажется, новая "Нива" или какой-то "Джип" - толком не разглядела. В этой машине, прижавшись к стеклу, сидела очень бледная девушка с очень темными волосами. Они рассыпались по плечам. Ее ладони были прижаты к стеклу, кажется она что-то кричала... и самое интересное, что кричала Але, только та ничего не слышала. Машина, разбрызгивая из-под колес талый снег, быстро шмыгнула к Садовому, и вдруг из неё что-то выпало и шмякнулось на обочину - в жидкий снег. Наверное, девушке удалось приоткрыть стекло - Аля видела, как её рука высунулась наружу и швырнула наземь какую-то книгу, тетрадь... Скользя, она заспешила к этому месту. Машины уж и след простыл. В рыхлом сером снегу лежала записная книжка в коричневом кожаном переплете. На обложке был Пушкин, сидящий на лавочке, наверно в Михайловском. Аля отчего-то заволновалась и волна внутреннего жара вдруг опалила всю, точно огнем...