Павел Засодимский - Азальгеш

Павел Владимирович Засодимский

Азальгеш

Восточное предание

I

Среди высоких гор бежит, шумит река Юрзуф. На берегу ее поныне видны на скале высокой, неподалеку от реки, мрачные развалины башни, а вокруг – следы могил, покрытых серыми камнями.

Здесь в старину жил Бурумир, могучий князь, с своей красавицей-женой. По склонам гор, в ущельях и долинах обитал его народ.

Княгиню горцы звали Азальгеш. Красивее ее не видали жен на свете. Ее голубые глаза горели, как звезды; волосы золотистою волной бежали по ее белоснежным плечам; улыбка ее алых губ была полна очарованья. Ее правая рука чудесным, волшебным свойством обладала: она светилася впотьмах… Азальгеш была добра и так же прекрасна душой, как и телом.

Бурумир похитил Азальгеш. Он примчал ее с далекого севера. Долго летел он с нею на своем славном вороном коне. Снежные метели и вьюги, словно в погоню, с воем и ревом неслись за ним с севера; снежные метели и вьюги бешено крутились за ним по бесконечным равнинам степным, порой обдавая его, как облаком, холодною снежною пылью. Бурумир в соболью шубку закутывал свою красавицу-невесту… И не догнали его северные вьюги и метели; умчался он от них с невестой на теплый, цветущий юг – в тот край благодатный, где вечно розы алеют и благоухает жасмин…

Красив был Бурумир, но мрачна была его красота. В народе его звали «железным»… Он был силен, высок и строен; волосы у него были черные, густые, как грива, и такие же черные, длинные усы и борода; смуглое лицо его дышало силой и темные глаза блестели, как горящие уголья. Вид у него был настоящий княжеский – воинственный и горделивый. Он носил красное платье, расшитое золотом, и алмазами горел его широкий золотой пояс…

Азальгеш не знала, что он был за человек. Он мог быть хороший человек, хотя ей и не нравились его темные, сросшиеся брови и выражение его тонких, крепко сжатых губ. Она согласилась быть его женой только с тем, чтобы он каждый день для своего народа делал добрые дела. Он нахмурил свои нехорошие брови и злой огонек сверкнул в его очах, как молния сверкает в темных тучах. Но, взглянув на прелестную Азальгеш, смело и открыто смотревшую ему прямо в лицо, он смирился и тут же страшной клятвой поклялся Азальгеш, что каждый день он станет творить добро для своего народа.

– Помни же, князь! – торжественно подняв руку, тихо промолвила Азальгеш. – У тебя в руках – сила, у тебя – власть. Ты можешь и должен делать добро… Эта земля в цветах и зелени создана не для того, чтобы человеческими слезами и кровью орошать ее. Ясное небо над нашими головами сияет так ласково и кротко не для того, чтобы – вместо тихих молитв и веселых, радостных звуков – возносились к нему с земли вечные жалобы и стоны… Помни! Небеса и земля слышали твою клятву… И небо тяжко покарает тебя!

Бурумир слегка вздрогнул и бледностью покрылось на мгновенье его смуглое лицо.

– Моя несравненная Азальгеш! – проговорил он, любуясь на ее лицо, пылавшее одушевлением. – Свет моих очей, мир души моей… Я – твой невольник, твой раб… Все, все – для тебя!..

– Сделай народ счастливым, а мне самой немного надо! – сказала Азальгеш. – Рабов, невольников не надо мне…

– Сделаю счастливыми всех! – в восторге повторял Бурумир.

Бурумир был человек свирепый и жестокий. Народ боялся и ненавидел его… Но бывают такие моменты, когда смягчается и самый лютый зверь. Под влиянием любви к Азальгеш, под влиянием взглядов ее кротких очей, Бурумир помнил свою клятву: мягче относился к людям и смирял порывы своего бурного нрава…

Они поселились в Долине Роз, в маленьком, прелестном дворце, утопавшем в зелени садов. Счастливо прожили они год… Народ успокоился и вздохнул свободно.

II

Бурумир был труслив и подозрителен, хотя хоронил свою трусость в душе глубоко. Опасно показалось ему жить в долине, посреди своего смиренного народа. С тайным страхом посматривал он с террасы своего дворца на пышные кусты роз, красовавшиеся в саду, и думал темную думушку: «Не ползет ли змея под этими кустами роз? Не кроется ли за ними враг?» С досадой и злостью взглядывал он иногда на свой густой, тенистый сад, на его великолепные, роскошные деревья. Они мешали ему смотреть на долину и наблюдать за тем, что делается там… «Под тенью их, быть может, скрывается какая-нибудь опасность?»

И Бурумир, наконец, решился свить себе гнездо, наподобие орлиного. Он задумал воздвигнуть башню на скале.

– Зачем же это? – спросила Азальгеш. – Нам было здесь так хорошо…

– Соседние народы войной мне угрожают! – ответил Бурумир.

Он повелел народу строить высокую, каменную башню, – и работа закипела мигом…

Прошли века после того, как выстроена эта башня. Все удивлялись крепости ее стен и необыкновенному искусству строителей. По времени в народе сложилось предание, что башню строили какие-то великаны, ворочавшие чуть ли не горами и одним махом бросавшие снизу на самую вершину скалы целые каменные глыбы. Но это – сущая неправда… Башню строили простые смертные, люди даже не особенно сильные, с утра до ночи ползавшие, как муравьи, около скалы, и лепившиеся по скале, люди трудолюбивые, терпеливые, покорные грозному владыке. Многие из них при создании башни лишились сил и здоровья, многие были убиты, задавлены или изувечены каменными глыбами.

Ее нижнее жилье вырубили в скале и вместо окон прорубили четыре щели: одну – на север, другую – на восток, третью – на юг и четвертую – на запад. После того уже началась постройка самой башни. Надо было нагромоздить два высоких этажа, а наверху, вместо крыши, сделать платформу и обнести ее зубчатым парапетом. Ни на быках, ни на ослах, ни на лошадях невозможно было таскать камни на скалу: скала, как прямая стена, – совершенно отвесная. Груды каменьев наносили к подножью скалы: к скале приставили лестницы. На лестницах непрерывною цепью стояли рабочие и передавали камни один другому, снизу вверх. В это время иные, изнемогши под тяжестью каменной массы, обрывались с лестницы, падали и расшибались до смерти. Потом и кровью кропили рабочие эти серые камни…

Каменья своим цветом походили на скалу и оттого издали вся башня казалась вырубленною в скале. От башни – из ее главного, большого окна с разукрашенной амбразурой – был протянут к дереву на противоположном берегу реки висячий холщовый мост. Три года женщины той страны без устали ткали его из самых крепких ниток.

Готова башня, – и Бурумир в ней поселился с своей прекрасной Азальгеш.

В нижнем жилье помещались самые верные, испытанные служители Бурумировы: во втором этаже, убранном со всем великолепием восточной роскоши и неги, жил князь с княгиней; в верхнем этаже были их спальни.

Вокруг башни ютились воины в своих мазанках.

На новоселье жизнь пошла иначе, хуже… Темные демоны вновь овладели Бурумиром. Народ опять стонал от притеснений.

Каждый день с толпой вооруженных воинов уходил князь из башни «творить суд», как говорил он Азальгеш, а на самом деле для того, чтобы разбойничать. Он грабил беззащитных путников, страшным пыткам подвергал несчастных, вымогал последний грош у бедняков, казнил безжалостно людей невинных, казавшихся ему подозрительными. Воины на его глазах без милосердия и без пощады тиранили старцев, жен и детей. Бурумир словно наслаждался людскими страданьями. В траур оделся весь край…

Азальгеш ничего не знала: никаких слухов не доходило до нее из долин и ущелий гор. Под угрозой страшной казни Бурумир запретил передавать княгине об его злодействах.

Азальгеш скучала, оставаясь одна в угрюмой башне. Однообразно и уныло проходили ее дни.

III

Иногда Азальгеш подолгу сидела в амбразуре окна, как тоскующая голубка, приютившаяся в трещине скалы. Ее хорошенькая головка с распущенными белокурыми волосами склонялась на грудь. Азальгеш, пригорюнившись, смотрела на север и желала бы заглянуть в туманную даль, за высокие горы, что стеной поднимались перед ней.

Родимый север манил ее к себе, одиночество ее пугало. Горы, казалось, все надвигались и надвигались, теснили и давили ее… Ах, зачем тогда снежные метели и вьюги не догнали их, не отняли ее у Бурумира! Великолепен этот южный край, величественны его горы, много в нем чудес и диковинок, но родная сторона ей милее! Прекрасен этот громадный, пирамидальный тополь и темный кипарис, но рябина и черемуха, да белостволая березонька милее и краше их! Пышны эти белые и алые розы – слов нет! царственно пышны они, но незабудки и ландыши внятней душе говорят…

Грезилась Азальгеш ее родная сторона – равнины, простор, даль бесконечная… Легче дышалось ей в этих сладостных грезах. В мечтах до нее доносилась порой вдали замиравшая унылая песня; слышалось ей чириканье знакомых птичек и степной ветерок сладким цветочным запахом ей веял в лицо…

И прекрасна была Азальгеш в те минуты! В ее голубых глазах, грустно, задумчиво смотревших вдаль, словно отражалось само голубое, сияющее небо… Она могла мечтать обо всем, пока взгляд ее тонул в небесной лазури…