Птичий город за облаками - Энтони Дорр Страница 35

Темнеет. Банни повторяет число.

Мимо дома грохочут нагруженные бревнами лесовозы, бульдозеры вгрызаются в конец Аркади-лейн и прокладывают Z-образную дорогу на холм. Каждый день, как только уезжает последняя машина, Сеймур в наушниках поднимается по этой дороге.

Канализационные трубы упавшими колоннами валяются перед грудами обломков, там и сям лежат огромные мотки кабеля. Пахнет деревом, опилками, бензином.

Иголочные человечки лежат раздавленные в грязи. «Наши ноги переломаны, — шепчут они ксилофонными голосочками. — Наши города разрушены». Поляна Верного Друга превратилась в изъезженную шинами мешанину корней и веток. Большая мертвая сосна пока стоит. Сеймур обводит взглядом каждую ветку — так долго, что у него начинает ныть шея.

Пусто пусто пусто пусто.

— Ау?

Тишина.

— Ты меня слышишь?

Он не видит Верного Друга четыре недели. Пять. Пять с половиной. С каждым днем все больше света проникает в то, что еще часы назад было лесом.

Вдоль недавно заасфальтированной дороги появляются щиты с объявлениями о продаже, два уже заклеены надписями «ПРОДАНО». Сеймур берет два рекламных листка. «Живи по-лейкпортски, — написано там, — как всегда мечтал». Ниже карта участков и фотография с дрона, на которой видно озеро вдалеке.

В библиотеке Марианна говорит ему, что люди из «Эдем-недвижимости» скрупулезно исполнили все требования территориального зонирования, провели общественные слушания, поднесли городу очень серьезные презенты на блюдечке со своим логотипом. Она говорит, они даже приобрели рушащееся викторианское здание рядом с библиотекой и после ремонта устроят там шоурум.

— Наш город всегда рос и развивался, — говорит Марианна.

Она достает из шкафчика «Наша история» скоросшиватель и показывает Сеймуру черно-белые отпечатки столетней давности. Шесть лесорубов стоят плечом к плечу на пне поваленного кедра. Рыбаки поднимают за жабры форель длиною в ярд. На стене бревенчатого дома висят сотни бобровых шкурок.

Сеймур смотрит на фотографии, и у него мороз бежит по спине. Он воображает, как сотни тысяч иголочных человечков поднимаются из уничтоженного леса и идут на грузовики застройщиков, огромная армия, бесстрашная, несмотря на свои крохотные размеры. Они бросают в шины миниатюрные копья, прокалывают людям ботинки. Мини-фургоны водопроводной компании сгорают в пламени.

— Очень многие жители Лейпорта радуются, что есть «Эдем-недвижимость», — говорит Марианна.

— Почему?

Она грустно улыбается:

— Ну ты знаешь, как говорят.

Сеймур жует воротник рубашки. Он не знает, как говорят.

— Не в деньгах счастье, а в их количестве!

Марианна смотрит на него, как будто ждет, что он рассмеется, но Сеймур не видит в услышанном ничего смешного. Тут женщина в очках указывает большим пальцем в сторону коридора и говорит: «У вас там унитаз засорился и переливается на пол», и Марианна торопливо уходит.

Научно-популярная литература 598.9:

От 365 миллионов до миллиарда птиц ежегодно погибают в США оттого, что врезаются в окна.

Обзор литературы по зоологии птиц:

Многие наблюдатели сообщали, что, если ворона умирает, другие вороны (по некоторым отчетам — в количестве свыше ста) слетают с деревьев и пятнадцать минут ходят вокруг нее кругами.

Научно-популярная литература 598.27:

Исследователи наблюдали, что после того, как самка совы разбилась о провода, самец вернулся к гнезду, повернулся к стволу и стоял без движения несколько дней, пока не умер.

Однажды в середине июня Сеймур возвращается домой из библиотеки, смотрит на «Эдем-недвижимость» и видит, что сосну Верного Друга спилили. Там, где еще сегодня утром стояло огромное мертвое дерево, теперь пустота.

Рабочий разворачивает оранжевый шланг, экскаватор прокладывает траншеи под дренажные трубы, кто-то кричит: «Майк! Майк!» С яйцевидного валуна теперь открывается вид на голый холм до самой вершины.

Сеймур роняет учебники и бежит. По Аркади-лейн, по Спринг-стрит, по гравийной обочине шоссе 55. Мимо несутся машины. Сеймура гонит не столько злость, сколько паника. Надо, чтобы все стало как было!

Время обеда, кафе «Пиг-энд-панкейк» забито до отказа. Сеймур, тяжело дыша, стоит перед стойкой хостес и высматривает Банни. Менеджер смотрит на него, люди, ждущие свободных столиков, тоже. Из кухни появляется Банни с нагруженными подносами в обеих руках.

— Сеймур? Что-то случилось?

Удерживая на весу пять тарелок с горячими сэндвичами и шницелями, она наклоняется к Сеймуру, и он приподнимает один наушник.

Запахи: говяжий фарш, кленовый сироп, картошка фри. Звуки: грохот камней, стук кувалд, пиканье сдающих назад самосвалов. Сеймур в полутора милях от «Эдем-недвижимости», но каким-то образом по-прежнему ее слышит, как будто вокруг него возвели тюрьму, как будто он спеленатая муха в паутине.

Посетители смотрят. Менеджер смотрит.

— Опоссум?

Слова застревают в горле. Уборщик катит мимо них высокий детский стул, колесики дребезжат по кафельному полу. Женщина смеется. Кто-то кричит: «Заказ готов!» Лес, дерево, сова — Сеймур подошвами чувствует, как пила вгрызается в ствол. Он видит, как Верный Друг просыпается в испуге. Думать некогда; падаешь тенью средь бела дня, и еще одного надежного убежища больше нет.

— Сеймур, сунь руку мне в карман. Нашел ключи? Машина стоит у выхода. Посиди в ней в тишине, сделай свои дыхательные упражнения, а я приду сразу, как смогу освободиться.

Он сидит в «понтиаке», через сосны сочится тень. Вдохнуть на четыре счета, задержать дыхание на четыре счета, выдохнуть на четыре счета. Выходит Банни в фартуке, садится в машину, трет ладонями лоб. Она принесла в коробочке три панкейка с клубникой и сливками.

— Ешь руками, солнышко. Можно.

Вечерний свет преображает парковку, она вытягивается, деревья становятся деревьями из сновидения. Первая звездочка зажигается и снова гаснет. Лучшие друзья, лучшие друзья, мы всегда вдвоем.

Банни отрывает кусок панкейка и протягивает ему.

— Можно я сниму с тебя наушники?

Он кивает.

— Можно я поглажу тебя по голове?

Он старается не морщиться, когда она запускает пальцы в его спутанные волосы. Из ресторана выходит семья с детьми, садится в машину, уезжает.

— Знаю, малыш, перемены — это всегда трудно. Но у нас по-прежнему есть наш дом. Участок. Есть мы. Верно?

Сеймур закрывает глаза и видит, как Верный Друг летит над бесконечной пустыней парковок, где негде поохотиться, негде опуститься, негде заснуть.

Из задней двери выбегает подросток в фартуке и закидывает в контейнер черный мусорный пакет. Сеймур говорит:

— Им нужны большие охотничьи угодья. Серые совы особенно любят высокие места, чтобы оттуда охотиться на землероек.

— Кто такие землеройки?

— Они вроде мышей.

Банни крутит в руках его наушники.

— К северу отсюда по меньшей мере двадцать мест, куда могла улететь твоя сова. Там леса больше, лучше. У совы будет выбор.

— Точно?

— Точно.