Жюль Ренар - Дневник (1887-1910)

Ренар Жюль

Дневник (1887-1910)

Жюль Ренар

Дневник

1887-1910

ИЗБРАННЫЕ СТРАНИЦЫ

Перевод с французского Н. ЖАРКОВОЙ и Б. ПЕСИСА

Составление и вступительная статья Б. ПЕСИСА

Примечания А. ПАЕВСКОЙ

СОДЕРЖАНИЕ

Б. Песис. Жюль Ренар и его время

ДНЕВНИК

1887

1888

1889

1890

1891

1892

1893

1894

1895

1896

1897

1898

1899

1900

1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

Примечания

ЖЮЛЬ РЕНАР И ЕГО ВРЕМЯ

22 февраля 1964 года исполнилось сто лет со дня рождения Ренара. Газета французских коммунистов "Юманите" отвела юбилею много места. Французской коммунистической печати, прогрессивной французской литературе и нашей советской критике мы обязаны воскрешением правдивого образа Жюля Ренара.

Еще в 1935 году, когда отмечалось 25-летие смерти Ренара, один из его друзей писал: "Трудно выразить словами, насколько преступным является тот заговор молчания, который составился против него". Критик Жан Фревиль так объяснял в "Юманите" этот заговор. "В пантеоне буржуазной литературы Ренар не занимает того места, которое заслужил. Да это и не удивительно. Произведения Ренара звучат как обвинительный акт против буржуазного общества, его уродства и грабежа. Пролетариат сохранит для себя творчество этого честного, проницательного и бесстрашного писателя - мастера французского художественного слова. Ренар клеймил нравы буржуазии. Он был приверженцем социализма. Творчество Ренара принадлежит к большим ценностям культурного наследия. Созданное им заслуживает обнародования и исследования" ("Юманите", 14 октября 1935 года).

Сам Ренар в "Дневнике" просил будущих строителей его памятника сделать на нем надпись:

"Жюлю Ренару - его равнодушные соотечественники".

После выхода "Дневника" (посмертно, в 1927 году) о Ренаре стали писать, и немало писать, критики, историки литературы, мемуаристы. Обычно они не отрицают демократических корней этого писателя, охотно цитируют из "Дневника": "Я внук крестьянина, который сам ходил за плугом, и у меня на корнях еще осталась земля..." Не отрицают и новаторства Ренара и его реализма, признают творческие противоречия и трудную писательскую судьбу. Да и как не признать? Ренар ведь сам взял слово, чтобы объяснить себе и будущим своим читателям, как жилось ему и творилось "в стане притаившихся врагов". Что написано пером, того не вырубишь топором. И все же некоторые критики, правда не прибегая к столь грубому орудию, ухитряются дать произвольное толкование роли Ренара, "расщепляют" Ренара и на место реальных противоречий ставят искусственные. Ренара в его крестьянской ипостаси всемерно приближают к мужиковствующим, к какому-то забавному, салонно-безобидному толстовству; приписывают ему чисто эстетский интерес к крестьянским нравам; а Ренара в его парижском качестве подтягивают к завсегдатаям символистских кружков, к исступленным стилистам. Выходит, что Ренар не то мученик, не то фокусник слова; что он причастен к бывшему тогда в моде "японизму", то есть к стилевой ювелирщине: мол, совершенство, но зато "безмасштабность", чудотворец, но свои чудеса он творит "на кончике ногтя". Немало таких отзывов занесено в "Дневник". В итоге Ренара отрывают как раз от тех писателей прошлого и современности, которых он с любовью называет своей "литературной семьей": Лабрюйера, Мольера, Виктора Гюго, Мопассана, Золя.

Интересно не только то, что входит в легенду о Ренаре, но и то, о чем она умалчивает. Есть критики, комментирующие чуть ли не погодно страницы "Дневника", но не замечающие ни дружбы Ренара с виднейшим французским социалистом Жаном Жоресом, ни его сочувствия Эмилю Золя, как участнику кампании в защиту несправедливо осужденного капитана Дрейфуса. Между тем "Дневник" создает один из лучших литературных портретов Жореса, а запись, посвященная Эмилю Золя, не имеет равных себе по революционному запалу во всем "Дневнике", возвышается в нем огнедышащей горой.

Оставляя этого Ренара за пределами анализа, одни критики предпочитают подсчитывать излюбленные Ренаром эпитеты и глагольные формы, а другие ведут счет обрушившимся на Ренара ударам судьбы и этим объясняют его враждебность буржуазному строю.

"Дневник", открыто и прямо выражающий мысли и чувства Ренара, не допускает кривотолков. Он звучит как свидетельство писателя, беспощадно обвиняющего буржуазный мир, а слова Ренара "выход в социализме" подтверждают, что у него имелась своя, нелегко завоеванная, жизнеутверждающая позиция. Ренар говорил, что только при социализме он, как писатель, мог бы "стать кем-то", жить "настоящей жизнью". Мы вправе считать его одним из родоначальников той большой литературной семьи, которая называется ныне прогрессивной литературой Франции.

1

Перед тем как послушать поучительный рассказ Ренара о себе и о своем времени, посмотрим, как сложилась его жизнь и писательская судьба.

Дед Ренара был крестьянином деревни Шитри-ле-Мин, то есть Шитри-Рудник в департаменте Ньевр. От существовавших здесь некогда серебряных рудников остались только подземные ходы, а также предание, будто отсюда вывозили свинец, требовавшийся строителям собора Парижской богоматери.

Дед Ренара, уважаемый в Шитри человек, видимо, был начитан. Когда маленький Жюль признавался, что завидует внукам Виктора Гюго, дед нисколько не обижался.

Отец Ренара - Франсуа Ренар - ушел из Шитри на заработки и стал подрядчиком на дорожном строительстве; недолгое время он прожил в Шалон-сюр-Майен, где и родился Жюль-Пьер Ренар. Кроме Жюля, у Ренаров были еще сын и дочь. Накопив денег, Франсуа Ренар вернулся в маленькую коммуну Шитри уже женатым. Семейная жизнь его никогда не была счастливой. Жена, из мещанского круга, лицемерная и эгоистичная от природы, превратилась под влиянием священников в ханжу с замашками садистки. Она умела отравлять жизнь близким, особенно Жюлю, родившемуся в годы, когда супружеское согласие Ренаров разладилось. Франсуа Ренар, в рассказах его земляков, - крепкий, рыжебородый человек, обычно нелюдимый, суровый. Он не прощал малейшего отступления от строгой и патриархальной крестьянской морали, не выносил лжи, особенно той ее разновидности, какая насаждается религией. С сыновьями в их детские годы он обычно общался в дальних охотничьих и рыболовных походах, где их не мог настигнуть недобрый взгляд г-жи Ренар. Но отец не умел защитить Жюля от иезуитских ухищрений угнетательницы, которая любила сама выступать в роли жертвы. Недаром в "Рыжике" есть горький афоризм: "Не всякому посчастливится быть сиротой".

Родители Жюля Ренара умерли при тягостных обстоятельствах. Отец не вынес угрюмого одиночества, старческих недугов и, лежа в постели, выстрелил в себя из охотничьего ружья. Первое издание своих "Буколик" (идиллическое название беспощадно правдивой книги о жизни крестьян) Жюль Ренар посвятил Франсуа Ренару, "который был мудрецом".

Мать Ренара в последние годы жизни, по-видимому, была на грани умопомешательства. В одну из своих дурных минут она упала в колодец. По некоторым показаниям биографов можно заключить, что и тут было самоубийство.

Но вернемся к детским годам Ренара. Девятилетний Жюль и его брат были отправлены в город Невэр, административный центр департамента Ньевр. Учились в лицее, а жили в пансионате господина Ригаля, которого Ренар запомнил как внимательного и неглупого воспитателя. В 1881 году, семнадцатилетним юношей Ренар переехал в Париж для продолжения учения. Еще в Невэрском лицее Жюль отказался произнести речь в честь директора, о чем сообщил в письме отцу в следующих выражениях: "Нужно совсем лишиться чувства собственного достоинства, чтобы забыть, что слова должны служить нам только для выражения правдивых и искренних мыслей". Педагоги Парижского лицея также не понравились Жюлю, а он им. Лицейский словесник находил, что сочинения Жюля Ренара "тяжелы, перегружены, напоминают немецкий слог". Пытаясь острить, гимназический стилист сравнивал фразу Ренара - а Жюль и тогда уже любил потрудиться над фразой - с формулами врачей и фармацевтов. Впоследствии Жюль Ренар с гордостью вспоминал этот отзыв, находя в нем признание ясности и точности своего стиля.

Поступая в лицей, Ренар надеялся подготовиться к испытаниям в Эколь Нормаль - известный педагогический институт, из которого вышло немало образованных молодых людей, оставлявших педагогику и философию ради литературы. Но затем Ренар отказался от Эколь Нормаль, ограничившись средним образованием. Не хватало средств, а рано начавшаяся литературная деятельность не поправила материального положения Ренара.

Парижская юность Ренара вплоть до женитьбы (он женился в двадцать четыре года) прошла в непрерывных поисках работы, в унизительных канцелярских занятиях. Пересиливая себя, он просит денег то у отца - на что решался редко, то у замужней сестры Амелины; к ее помощи приходилось прибегать чуть ли не каждый месяц. При этом он не забывал объяснить: без свежих перчаток и модного галстука не явишься ни в приемную депутата, избранника родного департамента, ни даже в канцелярию угольной компании или компании по эксплуатации недвижимого имущества. И тут и там Ренара обманывали по многу месяцев, прежде чем ему досталась должность регистратора-контролера. Отец присылал тридцать пять франков в месяц, из которых третья часть шла на оплату жалкой конурки. Своими жизненными удачами Ренар считал в то время, во-первых, гувернерство при детях некоего господина Лиона, хотя тот забывал ему платить, и, во-вторых, случайную работу на приморском курорте Барфлер. Какой-то делец поручил начинающему литератору написать книжку о мебели и предоставил в его распоряжение дачу в Барфлере. История этой литературной поденщины послужила канвой для единственного опубликованного Жюлем Ренаром при жизни романа "Паразит".