Пэлем Вудхауз - Вудхауз и война

Вудхауз Пэлем Грэнвил

Вудхауз и война

Вудхауз Пэлем Грэнвил

Вудхауз и война

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: В сборник вошли [...] тексты передач, с которыми Пэлем Грэнвил Вудхауз выступал в годы Второй мировой войны на немецком радио. Тексты радиопередач и вступительная статья к ним публикуются на русском языке впервые.

Содержание

Иэн Спраут и дело Вудхауза (Н. Л. Трауберг)

Передача первая

Передача вторая

Передача третья

Передача четвертая

Передача пятая

Примечания

Иэн Спраут и дело Вудхауза

Каждые два года, в середине октября, некоторые англичане собираются на званый обед, вспоминая тем самым, что 15.Х.1881 года родился Пэлем Грэнвил Вудхауз. В 2000 году они собрались в таком исторически прославленном месте, как Грейз-Инн. Столетняя королева-мать, покровительница Вудхаузовского общества, прислала поздравление. Пэры, сэры и просто люди пили за ее здоровье. Из пэров в общество входил лорд Ллойд-Уэббер, написавший мюзикл "By Jeeves!", из сэров - сын падчерицы Вудхауза Эдвард Казалет, из остальных людей - Тони Блейр.

Когда Вудхауз умер (14 февраля 1975 г.), все это было бы невозможно. Правда, за полтора месяца до смерти он сам стал сэром - королева к Новому году посвятила его в рыцари, - но смутная память о его позоре не позволила бы создать общество и устраивать такие торжества. Больше двадцати лет он прожил в Америке, больше десяти лет до этого - тоже не в Англии. Дело в том, что давно, в самом начале этих долгих лет, он оказался в гитлеровской Германии и несколько раз выступил там по радио. Его обвинили в предательстве, он очень тяжело это принял и в Англию не вернулся. Когда негодование пошло на убыль, ему бы не мешали приехать, но он бы там жить не смог.

Конечно, читали его всегда, и многие очень любили, но шумная, явная, огромная слава в те годы притихла. Теперь она полностью вернулась. Выходит прелестный журнал "Вустерский соус", собирается Вудхаузовское общество, есть особый сорт роз, которому сумели придать оттенок красноватой сливы в честь его прозвища "Plum". Может быть, все изменилось бы и так - англичане отходчивы, но знать наверняка мы не можем; зато знаем, что окончательно добился правды совершенно определенный человек, Иэн Спраут, который был членом парламента, а одно время министром в кабинете Маргарет Тэтчер. Преодолевая предрассудки и бюрократическое сопротивление, он собрал все документы и раскопал свидетельства. Если бы не это, королева не даровала бы Вудхаузу рыцарского звания - во всяком случае, не успела бы дать его, как в сказке или вудхаузовском романе, перед самой его смертью.

Когда Вудхауз уже умер, Иэн Спраут издал книгу о его деле{1} и своих разысканиях. Именно о разысканиях, о себе он почти совсем не пишет. Читая, поневоле думаешь, что это - еще один рассказ об отце Брауне, который скрупулезно восстанавливает чье-то доброе имя, вникая в то, что мог сделать именно этот человек, а чего он сделать не мог.

Долгое и печальное дело началось с того, что летом 1940 года, когда немцы так стремительно заняли Францию, Вудхауз с женой жили именно там, на самом Севере, в курортном городке Ле-Туке, где незадолго до этого купили дом. Тихий, работящий Плам вообще старался сбегать из Лондона, хотя очень его любил.

В Англии сразу узнали, что в Ле-Туке пришли немцы, и больше ничего толком о Вудхаузе не слышали. Потом, когда уже разгорелись страсти, многие заверяли, что он немцев приветствовал, с ними ладил и вообще остался намеренно. На самом деле у него забрали дом, а самого вскоре отправили в лагерь для интернированных. Жене пришлось уехать и жить год под Лиллем с маленькой собачкой. Кстати, уехать в Англию, от которой их отделял только канал, Вудхаузы никак не могли решиться (быть может, в первую очередь) из-за своих животных. Надеюсь, больше народу умилится здесь, чем рассердится.

Что делал Вудхауз в силезском лагере, расположенном в бывшем сумасшедшем доме, тоже толком не знали, но его, конечно, жалели, пока не услышали через год, что он ведет по берлинскому радио беседы для Америки, которая еще сохраняла формальный нейтралитет. Узнали и то, что, перебравшись в Берлин, живет в хорошем отеле. Вскоре к нему приехала жена. Предваряя дальнейшее, скажем, что осенью 1943 года им разрешили уехать в Париж, который был освобожден в августе 1944 года.

Когда в Англии узнали о первой беседе, известный журналист Уильям Коннор, выступавший под именем "Кассандра", буквально прокричал по радио, что Вудхауз - предатель. Вслед за этим его назвали предателем Антони Иден (тогда - министр иностранных дел) и член парламента Квентин Хогг. Посыпались письма. Иэн Спраут нашел и привел в своей книге все до единого; здесь не хватит места их цитировать, и мы попытаемся обобщить. Обличительных гораздо больше, и авторов нетрудно понять; никто еще не забыл, как решалась судьба страны в поразительной "битве за Британию". Мало того: было ясно, что решается судьба цивилизации, или свободы, или просто человеческой жизни. Да что там, понять их очень легко. И все-таки, говорит апостол, "гнев человека не творит правды Божией". Кроме естественного удивления и даже негодования, которыми полны эти письма, замечаешь всякие странности. Читая, к примеру, письмо Милна, слышишь какую-то давнюю досаду; например, он сетует на то, что Вудхаузу "и так слишком много разрешали". Некоторые возмущаются, что за несколько лет до этого "какому-то юмористу" дал докторскую степень Оксфордский колледж Св. Магдалины. Шон О'Кейси брезгливо называет писателя дрессированной блохой (намного позже Вудхауз так озаглавил свои мемуары, прибавив, что не видит в такой блохе ничего плохого). Наконец, иногда о нем пишут почти теми же словами, какими писали у нас в конце 20-х годов, когда его книги называли "литературой жирных". Его обвиняют в любви к роскоши, причем совсем уж в нашем стиле, "буржуйское" отождествляется с "фашистским". Вот, например: "Откройте любую книжку Вудхауза, и вы увидите, что она кишит людьми, которые в жизни не работали. У них есть деньги, им скучно прекрасная почва для фашизма... персонажи его... по сути своей не демократичны, не прогрессивны, реакционны". Негодование понять можно, но мысль (если это мысль) - совершенно неверна. Трудно найти более свободных и приветливых людей, чем любимые герои Вудхауза.

К счастью и чести англичан, нашлись люди, которые, страдая из-за этих передач, не считают нужным приплетать к ним, по законам травли, какие-то былые провинности. Несколько человек пытались снять с Вудхауза необоснованные обвинения. Один доказывает, что он не мошенничал с налогами, другой удивляется, что, называя его "пустым и поверхностным человеком", от него ждут "совершенно несокрушимого, стоического поведения, после того, как он побыл в немецком лагере". Третий напоминает, как трудно и опасно судить со стороны, не узнав всех мотивов и обстоятельств. Так возникает тема, которая лучше всего выражена во фразе: "Уверены ли праведные коллеги Плама Вудхауза, что они не поддались бы искушению?" Небольшое письмо Монктона Хоффа (я не знаю, кто это) кончается словами: "А ну-ка, бросим в него камень!" Лорд Ньюборо, "старый друг и почитатель" Вудхауза, объясняет, что "Пламми" (он так и пишет, в кавычках) вообще "не касаются земные дела"; о его детской наивности говорит и Дороти Сэйерс. Наконец, есть удивительное письмо с подписью "Беспристрастный". Автор, как ни странно, со знанием дела, словно был рядом, опровергает многочисленные неточности. Он пишет, что Вудхауз отказался в лагере от каких бы то ни было привилегий и жил в палате на шестьдесят человек; что выпустили его без всякой связи с передачами; что деньги у него были не от властей, а от немецких и американских издательств.

Подумайте, как это важно и мужественно. Автор решился защитить человека, которого, что ни говори, именно травили. Очень хорошо, что у людей бывает такой порыв. Помню, как именно в Англии, в Оксфорде, спорили о российском законе, связанном со свободой совести, и кто-то заметил, что надо же как-то защищать православие от католиков. Тогда православный епископ Бэзил Осборн встал и предложил отложить эту тему до того случая, когда среди нас будут католики, которые смогут ответить. Судя по реакции (скорее приятно удивленной), даже в Оксфорде такое бывает нечасто. Уточню: речь не о том, чтобы защищать "своего", это всюду принято, но о том, как сохранить, а если не было - как воспитать это внимание к чужой чести. Чего тут больше, тяги к правде или тяги к милости? Наверное, есть и то, и это.

Сам Вудхауз ответить на обвинения не мог, более того - он ничего о них не знал, в Берлине английских газет не было. Когда же узнал от приехавшей к нему жены, то страшно растерялся. Все последующие годы, горько ругая себя за глупость, он повторял одно и то же: ему писали многие американцы, и он хотел поблагодарить, а главное, подбодрить всех сразу - смотрите, мы как-то тут все-таки живем. Если не понять таких объяснений, нам в его деле не разобраться. Однако понять их трудно, очень уж мы в этом отношении отличаемся от Англии.