Густав Майринк - Альбинос

Майринк Густав

Альбинос

Густав Майринк

Альбинос

"Еще шестьдесят минут до полуночи, - сказал Ариост и вынул изо рта тонкую голландскую глиняную трубку.

Тот там, - и он указал на темный портрет на почерневшей от дыма стене, где едва можно было различить черты лица, - он стал гроссмейстером без шестидесяти минут сто лет тому назад".

"А когда распался наш орден? - Я хочу сказать, когда мы опустились до собутыльников, каковыми теперь являемся, Ариост?" - спросил голос из густого табачного дыма, наполнявшего маленький старинный зал.

Ариост пропустил свою длинную белую бороду сквозь пальцы, провел как бы медля по кружевному воротнику бархатной мантии; "Это произошло в последние десятилетия, - может быть - это произошло и постепенно".

"Ты дотронулся до раны в его сердце, Фортунат", - прошептал Баал Шем, старший цензор ордена в одеянии средневековых раввинов, и, выходя из темной амбразуры окна, подошел к спросившему у стола. - Говори о чем-нибудь другом!

И громко он продолжал: Как же звали гроссмейстера в повседневной жизни?"

"Граф Фердинанд Парадис, -быстро ответил кто-то рядом с Ариостом, сообразительно подхватывая тему, - да это были известные имена того времени - да и более раннего. Графы Шпорк, Норберт Врбна, Венцель Кайзерштейн, поэт Фердинанд фан-дер-Рохас! - Все они прославляли "Ghonsla" - ритуал ложи азиатских братьев; в старом саду св. Ангела, где теперь находится главная квартира. Все они были объяты духом Петрарки и Кола-ди Риенци, которые тоже были нашими братьями".

"Да, это так. В саду Ангела, названному так в честь Ангела Флорентийского, придворного врача императора Карла IV, давшего приют Риенци до выдачи его папе, - быстро вставил "скриб" Измаил Гнейтинг.

Знаете ли вы, что Сат-Бхаисами, старыми азиатскими братьями была основана Прага и Аллахабад, короче говоря, все те города, названия которых обозначают "порог". Боже мой, какие дела!

И все это испарилось, умерло!

Как говорит Будда: "В воздушном пространстве не остается следов". Это были наши предки! А мы - пьяницы!! Пьяницы!! Гип, гип, ура; как это смешно".

Баал Шем делал говорящему знаки, чтобы он замолчал. Но тот не понимал его и говорил дальше, пока, наконец, Ариост, быстро оттолкнув свой стакан с вином, не покинул комнаты.

"Ты оскорбил его, - сказал Баал Шем серьезно Измаилу Гнейтингу, - его года должны были бы внушать тебе деликатность по отношению к нему".

"Ах, - извинился тот, - разве я хотел обидеть его? А если бы даже?

Впрочем, он вернется.

Через час начнется столетний юбилей, он должен на нем присутствовать".

"Всегда какое-нибудь разногласие, как досадно, -сказал один из более молодых, - а пить было так приятно".

Смущение охватило всех.

Они безмолвно сидели за полукруглым столом и сосали свои белые голландские трубки.

В средневековых мантиях ордена, обвешанные каббалистическими украшениями, они были похожи на собрание призраков и выглядели странно и нереально при тусклом свете ламп, едва достигавшем углов комнаты и готических окон без занавесей.

"Пойду, постараюсь смягчить старика", - сказал, наконец, "Корвинус", молодой музыкант, и вышел.

Фортунат наклонился к старшему цензору: "Корвинус имеет влияние на него? - Корвинус??"

Баал Шем что-то бормотал себе в бороду: "Корвинус, кажется, помолвлен с Беатрисой, племянницей Ариоста".

И снова Измаил Гнейтинг начал говорить и говорил о забытых догматах ордена, уже существовавшего в седую древность, когда демоны сфер еще обучали предков людей.

О тяжелых мрачных предсказаниях, которые все со временем исполнились, буква в букву, слово в слово, так что можно было потерять веру в свободную волю живущих - и о "Пражском запечатанном письме", - последней настоящей реликвии, и поныне находящейся в обладании ордена. "Странно! Тот безумец, который захочет распечатать его, - это "Пражское запечатанное письмо", прежде, чем прийдет время - тот... что говорится в оригинале, лорд Кельвин? - обратил Гнейтинг свой вопрошающий взор на древнего брата, неподвижно сидевшего, согнувшись против него в резном позолоченном кресле. - Тот погибнет, прежде чем начнет! Его лик будет поглощен тьмой, и она не вернет его назад?..

Рука судьбы скроет его черты в царстве формы до страшного суда, докончил медленно старец, кивая при каждом слове своей лысой головой, словно желая каждому слову придать особую силу, - и будет его лик изъят из мира очертаний. Невидимым станет его лик, невидимым навсегда! Сокрытым, подобно ядру в орехе... подобно ядру в орехе".

Подобно ядру в орехе! - братья в кругу удивленно посмотрели друг на друга.

Подобно ядру в орехе! - странное, непонятное сравнение.

....................................................................

Тогда открылась дверь и вошел Ариост.

Позади него - молодой Корвинус.

Он подмигивал радостно друзьям, словно хотел сказать, что со стариком все улажено!

"Свежего воздуха! Впустите свежий воздух", -сказал кто-то, пошел к окнам и открыл одно из них.

Многие встали и отодвинули свои кресла, чтобы посмотреть на лунную ночь и опалово-зеленый отблеск лунного света на горбатой мостовой Альтштедского ринга.

Фортунат указал на иссиня-черную тень от Тейнской церкви, поверх дома падавшую на безлюдную площадь и делившую ее на две части: "Там внизу исполинский теневой кулак с двумя торчащими остриями - указательный палец и мизинец, - устремленный на запад, разве он не похож на древний, отводящий дурной взгляд знак?" ............................................................................ .........

В залу вошел слуга и принес новые бутылки кианти - с длинными горлышками - как красные фламинго...

Вокруг Корвинуса сгруппировались его более молодые друзья и рассказывали ему вполголоса и смеясь о "Пражском запечатанном письме" и о нелепом предсказании, связанном с ним.

Внимательно слушал Корвинус; что-то шаловливое, словно веселая выдумка, засверкало в его глазах.

И торопливым шепотом он сделал своим друзьям предложение, встреченное с ликованием.

Некоторые из них так расшалились, что стали танцевать на одной ноге и в своем задоре не знали пределов.

............................................................................ ...................................................................

Старцы остались одни.

Корвинус со своими приятелями поспешно отпросился на полчаса; он хотел заказать скульптору отлить свое лицо из гипса, дабы успеть привести эту, как он говорил, веселую проделку в исполнение до полночи, прежде, чем начнется великое торжество.

............................................................................ ...................................................................

"Забавна эта молодежь", - пробормотал лорд Кельвин...

"Странный это должно быть скульптор, если он работает так поздно", сказал кто-то вполголоса.

Баал Шем играл своим перстнем: "Чужестранец, Иранак-Эссак его имя, они недавно говорили о нем. Говорят, он работает только ночью, а днем спит; он альбинос и не выносит дневного света".

..."Работает только ночью?" - повторил рассеянно Ариост, не расслышав слова "альбинос".

Потом все замолкли на долгие минуты.

"Я рад, что они ушли - эти молодые," - измученно прервал молчание Ариост.

"Мы, двенадцать старцев, являемся как бы обломками той прошедшей жизни, и нам нужно было бы держаться друг за друга. Тогда, быть может, наш орден опять пустит свежий зеленый росток!

Да! Да, я- виновник распадения ордена.

Запинаясь, он продолжал: - Я с удовольствием рассказал бы вам историю и хотел бы облегчить мое сердце, прежде, чем они вернутся - те, другие - и прежде, чем наступит новое столетие".

Лорд Кельвин на тронном кресле взглянул на него и сделал движение рукой, а остальные сочувственно кивнули.

Ариост продолжал: "Я должен говорить кратко, чтобы сил моих хватило до конца. Внимайте же.

Тридцать лет тому назад, как вы знаете, гроссмейстером был доктор Кассеканари, а я был его первым архицензором.

Управление орденом было в наших руках. Доктор Кассеканари был физиолог - большой ученый. Его предки происходили из Тринидада, - я думаю, что они были из негров, - оттуда, может быть, его внушающее ужас экзотическое уродство. Но все это вы, вероятно, еще помните.

Мы были друзьями; но так как горячая кровь смывает самые крепкие преграды, то, короче говоря, я обманул его с его женой Беатрисой, прекрасной, как солнце, и любимой нами обоими превыше меры.

Преступление между братьями ордена!! ...Двое мальчиков было у Беатрисы, из них один - Пасквале - был мое дитя.

Кассеканари узнал о неверности своей жены, привел в порядок свои дела и покинул Прагу с двумя маленькими детьми, так что я не мог воспрепятствовать этому.

Мне он не сказал ни единого слова, даже ни разу не взглянул на меня.

Но месть его была ужасна. Так ужасна, что я и сегодня не понимаю, как я пережил это".

На одну минуту Ариост умолк, тупо уставился на противоположную стену, затем продолжал:

"Только такой мозг, соединявший в себе мрачную фантазию дикаря с пронизывающе острым умом ученого, глубочайшего знатока человеческой души, мог создать такой план; он выжег Беатрисе в груди сердце, у меня коварно украл свободу воли и медленно заставил меня стать соучастником преступления, ужаснее которого трудно было что-нибудь придумать...