Дан Маркович - Vis Vitalis Страница 45

7 - Душа, душа... космосу на нас начхать, может, и создал, да бросил, выкручивайтесь, как можете, - усмехается Аркадий. Они как-то вечером после диспута заговорили о душе, о тонкой субстанции. Марк только-только примерился к простым ощущениям, как вынырнули американцы, навалились на душу... и стало ясно, что никакой особой материи, а только удивительная структура, напоминающая запутанный клубок шерсти - настолько переплетена и взъерошена, что стоит потянуть за один из концов, как весь ком съеживается, стягивается, и чем больше стараешься, тем меньше надежды размотать, не разрезая, конечно. - Я-то думал, под ложечкой найдут... - задумчиво молвил Марк, он переживал свое отставание, - иногда чувствую там что-то странное... А они из аденомы - чушь собачья! - Совсем не чушь, - -засмеялся Аркадий, - чудесно, что из аденомы, там наибольшая концентрация души: представьте, старик, угасающая сила тела, а жажда жизни многократно возрастает - воспоминания, мечты, унизительные поражения каждый день... Кто еще острей чувствует жизнь, чем теряющий ее старик? Американцы практики, а вы фантаст, недаром ваши труды фантастическими называют. Марк был уязвлен, это он-то фантаст? - идущий мелкими шажками, да все от печки... - Я исхожу из простого ощущения, к примеру, хватаю кролика, когда он жует, поглощен самым важным процессом - фиксирую, выделяю, разлагаю... - Не огорчайтесь, - утешает его Аркадий, - они далеко не продвинутся своими безумными скачками. Им не дано понять, что главное в душе. Пустота! То есть, способность чувствовать, и воспринять еще, еще... Остальное - простые воспоминания. Так что работайте спокойно своим путем. 8 Мы снова в зале. Ипполит только что начал завывать как яростный кот, перед ним теплится свеча на карточном столике, весь зал в темноте. Он с большим старанием произносит хрипящие, вырывающиеся с мокротой слова, раскачиваясь при этом как старый еврей. В детстве, Марк помнил, сидели за длинным столом, ждали, пока стихнут завывания, ели яйцо, плавающее в соленой воде, намек на давнюю историю... Мать усмехалась, визит вежливости к родне, соблюдение приличий. Ахнула восприимчивая публика, гул по рядам, грохот падений со стульев, у некоторых иголки в пятках - появилась тень. Ипполит торжественно возвестил: - Его Величество Последний Император. Благоговение жирным пятном расползлось над головами. Ипполит, смиренно склонясь, подкидывает кукле вопросики, тень на хриплом немецком - "йя,йя... нихт, нихт..." После телечудес со страшными рожами, цветных голографических фокусов это было скучно. Марк не знал, откуда взялся свет в колбе у Шульца, он надеялся, что гений стал жертвой ошибки. Здесь же... он вспомнил фокус с монетой... Его мысли прерваны грохотом, зал встает, и первыми сопящие и хрюкающие, они как огурчики, а за ними почти все остальные, и в едином порыве толпа затягивает нечто среднее между "союзом нерушимым" и "Боже, царя храни..." Дождавшись апогея, Ипполит ставит многоточие, вспыхивает свет, тень растворилась, объявляется перерыв. После него фокусник, улыбаясь, обещает поп-звезд, в том числе недавно скончавшуюся Мадонну, естественно, без ничего. Нет, вперед выпрыгивает Шульц, он взбешен, требует обсуждения, вопросов, ответов, сопоставления точек зрения, обещает разоблачение мошенничества, жаждет справедливости, Мадонна ему ни к чему. - По-моему, ясно, мы в практике продвинулись несколько дальше, чем вы в теории... при всем уважении к вашей пионерской миссии... отвечает Ипполит. И зал одобрительно - "конечно дальше, конечно!" - Дурак он, - сообщает Марку пробравшийся из задних рядов Аркадий, зачем только вылез со своими скромными перышками? Что у него там в колбе разгорелось, ума не приложу. Может, плюнул в натрий?.. или, действительно, поле... - Мадонну, мадонну! - ревет зал, и никакого обсуждения не хочет, тем более, разоблачения. 9 Граница науки в данном вопросе, как я понимаю, довольно размыта: одни уверяют, что передвижение предметов силой воли - дело обычное, другие с пеной у рта доказывают - никогда этому не бывать!.. кто верит в парящих иогов, кто не признает даже возможности, на дух не выносит, кто знает про действие нервных узлов, концентрирующих энергию с далеких звезд, кто и знать не хочет, кто считает себя истинным пришельцем, а кто смеется, пальцем крутит у виска... Марку, как истинному ученому, мало видеть глазами, ему факты подавай! Может, гипноз или химический какой-то фокус... да мало ли пудры для наших мозгов!.. - А что твердил этот манекен? - Аркадий имел в виду императора. Старик не знал ни единого иностранного слова и не желал учить их. - О своей гибели, все по журналу "Огонек". Стало ясно, что диспута не предвидится, а будет Мадонна без ничего. Глеб в перерыве исчез, пропал и Шульц, научная часть закончилась. Истинные ученые, их оказалось немного, разочарованные, потянулись к выходу; остальные, нервно зевая, ожидали раздетую звезду. 10 Через пару дней, найдя предлог, Марк отправился к Шульцу. Он застал мистика в глубоком кресле. Шульц яростно грыз ногти и выходить из прострации не желал. Наконец, он обратил в сторону Марка затравленный взгляд и пробормотал: - Каков подлец!.. Марк понял, что маэстро глубоко уязвлен. - Кто, Ипполит? - Жалкая пешка! Глеб все подстроил, а обещал - будет присто-о-йно, новые данные, пульсации космоса... Как не участвовать, это же моя тема - пульсации. А оказалось - балаган! Как можно вызвать душу, когда ее после смерти просто нет! Душа при жизни нужна, потом опять вливается в общий источник, теряется в нем, я знаю! - Простите, почему колба лопнула? - Марк задал прозаический вопрос, чтобы разрядить обстановку. - Наверное, стекло с дефектом, - пожал плечами Шульц. - А что за тексты вы читали? - Какая разница! Я притягиваю центр, оттуда свет, смотрите! Маэстро ставит на стол обычный чайный стакан, пустой, грязный, со следами пепла на дне. Сел поглубже, погрузился в себя, через минуту "видите?" Марк смотрит - ничего. Шульц снисходительно смеется: - Чувствительности маловато, понятное дело - десять процентов... Берет руку Марка своей длинной кистью, приближает к стеклу - и стенки засветились! на дне курится дымок... - Все. - Шульц отпустил руку. - Сплошное опошление! Этот император фантом, пустая оболочка. Нельзя вернуть земную форму. Знахарство, колдовство, безграмотность, издевательство над людьми, не отличающими сна от истины. И, внезапно сжавшись, устало опустил руки: - Мне холодно здесь, хочу исчезнуть, сгореть, уйти из ледяного плена, вернуться к смыслу... Блики, пепел, треск поленьев... Дано мне тело, я жил... хочу обратно... И далее уж совсем непонятное, бормочет, уставившись в угол, впалые глаза печальны. Марку стало жаль его, хотя так и не понял, что светилось, то ли фокус, то ли химия разыгралась от совместного тепла... - Жалко Шульца, - говорила одна лаборанточка другой. - ну, и что, если отстал, он все равно симпатичней этой бледной поганки. 11 - Довольно, - говорит Марку Фаина. После очередной размолвки был и привычный звонок, и призыв... Но он уже не бежит - подождав, идет не спеша, обдумывая по дороге свои проблемы. Явился, наигранная страсть... И вдруг вспоминает - не запер колонку! Значит, все снова?.. Нет, слишком много неожиданностей истреблено, слишком много обстоятельств зажато в кулаке, когда еще схватишь момент! Надо смыться! Он осторожно уходит от объятий. Она не отпускает, требует объяснений. Он чувствует - устал упрашивать, ловчить, объяснять... Лопнула струна, и стало ясно: свободен. Он молча одевается. Она чувствует новое в нем, и понимает, что конец. Давно ждала, готовилась, и все равно обидно - как это ему, раз плюнуть?.. За это вслед за ним вылетела мятая рубашка и старые кеды, которые он одевал у нее, чтобы не портить ковры. 12 Примерно в те же дни его догоняет начальник тайного отдела. Он давно на пенсии, но подрабатывает месяц-два в году не прежнем месте. Является, снимает запоры, смахивает отовсюду пыль, наполняет графин... Начальник встречает Марка как своего - "заходи, друг..." Все здесь по-старому, графин на месте, стол, ручка-фонарик-магнитофон ждет исповеди. Только дверь постоянно приоткрыта. - Тайн больше нет, - добродушно сообщает полковник. - Времена-то какие... - сел, локоть поставил на живот, - керосином пахнет!.. Марк промолчал, про керосин он слышал всю жизнь. Раньше удобней было, он подумал, а теперь от двери дует, сил нет. - Ты, говорят, с Альфредом дружишь? - У нас совместная работа. - Во-о-т, так ты внимательней смотри, понял? Он не из этих ли? - Из каких? - Из тех самых... - Тех, кто раньше? - Кто позже. - У нас работа, а вы чем занимаетесь? - Мы на страже. - внушительно отвечает полковник. Налил полный стакан, выпил, две капли сорвались с мясистой губы. - Если что, зайди. - Не обещаю. Начальник нахмурился, но тут же разгладил брови: - Как знаешь... но мы учтем. И это "учтем" долго крутилось в голове. Как ни вывертывайся, они у нас в крови - и появился в Марке новый центр мыслей и тревог. Даже дома стало не так, как было - исчезло чувство пленительного, если высоким языком, пленительного спокойствия, оторванности, заброшенности какой-то, которые он так ценил... Но прошло время, и это "учтем" исчезло из сознания, ушло в глубины, и только иногда, по ночам возвращалось - "мы учтем..." 13 Что касается Фаины... Как говаривал мой приятель, он давно в Израиле пенсионер, -" не все так просто..." Она была нужна ему, он был привязан, зависел, может, даже любил?.. - кто знает... Может, она ему немного как мать? - та же сила, решительность?.. Он хочет все вернуть! "Нельзя, совсем другой человек" - он уверяет себя. Но очевидная истина не убеждает. Его ощущение жизни, чувство устойчивости, неустойчивости, чувствительность к каким-то носящимся в воздухе флюидам - они вступают в спор с его же тягой к ясности, к точному слову, разумной жизни... Раньше он с интересом и сочувствием следил за своими качаниями между полюсами, не подозревая внутреннего разлада. Теперь же он все чаще чувствует себя растерянным, беспомощным перед миром, который не преемлет многозначности. Внутренняя стихия пугает неуправляемостью: чем упорней он стремится в страну разума, тем сильней его тянет к хаосу и сумятице чувств, к неразумным поступкам... Жизнь идет не так, не так, как он мечтал!