Татьяна Росс - Кама с утрА. Картинки к Фрейду

Кама с утрА

Картинки к Фрейду

Татьяна Росс

«Есть только один вид путешествия,

которое возможно – в наш внутренний мир.

…нельзя убежать от себя самого…

Путешествие по всему миру – это только символическое путешествие.

И куда бы ты ни попал, ты продолжаешь искать свою душу».

Бытие определяет сознание.

Либидо определяет бытие.

© Татьяна Росс, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

От автора

Они не хотели быть такими…

Они не хотели так жить…

Они пытались жить иначе… Мечтали о счастье…

Они меняли свою жизнь, переезжая в другие города и страны…

Но все случилось, как должно было случиться…

Они не сумели изменить себя…

То, что в глубинном детстве проникает в подкорку, червем проползает в мозгу дорожками, ведущими нас по жизни. Именно они, въевшиеся в подсознание «уроки детства», диктуют нам наши взрослые поступки. Мало кому удается проникнуть в собственное Я, перекрыть ненужные, гадкие, низменные ходы и лазы, изменив тем самым течение жизни.

А поэтому… мы, как и они, так же, как все… живем так, как диктует подкорка… Увы, нередко она ложится на яркое полотно жизни черными тенями подсознания…

Вера

1.

– Кама с утра выглядит как жеваный пряник, но не надо огорчаться, еще пять минут. Дольку ледяного огурца на веки и горячий кофе внутрь, и буду в норме… – ритуально повторяю я ежедневно, разглядывая себя в зеркале. Ежедневно расстраиваясь и ежедневно успокаивая себя.

Отражение не радует. Возраст проглядывает. Там морщинка, тут намек на складку, здесь легкая отечность. Пока еще легкая. Лет десять назад всего этого не было и в помине, даже если не спала всю ночь. Не просто не спала, ворочаясь с боку на бок, не спала, забыв про сон, кувыркаясь в безумном ритме дурных привычек. Теперь не пью, не курю, всю энергию пустила на мирные цели, но видок все равно уже не тот:

«Эх, Кама, бедная Кама… особенно с утра…»

Кама – прозвище со времен школы. Производное от фамилии Каманина. Нормальная фамилия, нормальная кличка. Кто-то, не помню, кто, когда-то, не помню, когда… сократил мою фамилию до этого короткого слова. Так делали все. Зайченко стала Зайкой, Шурафетдинова звали Шуркой, с годами напрочь забыв его настоящее имя Борис, ну а я, вот, стала Камой. С тех пор утекло много всего прочего, с одноклассниками я давно не общаюсь, и мало кто в моем сегодняшнем окружении знает, что я – Кама. Как, впрочем, мало кто знает, кто я вообще…

Я и сама иногда забываю. Вернее, стараюсь забыть. Но прошлое выползает из под самых дальних залежей подсознания, и черными кляксами проявляется в моих снах. Воспоминания не спрашивают, хочу ли я их помнить и видеть. Пережитое когда-то является ко мне сегодняшней в сновидениях принудительным порядком. Сны снятся по собственному сценарию. Рисуются в голове, задурманенной ночным морфием, независимо от желаний. Ты гонишь неприятные воспоминания, пытаешься не думать об этом днем, но ночными кошмарами они пробираются в мозг и копошатся, разрывая голову нестерпимой болью.

Многое из памяти я вычеркнула толстым фломастером так густо, что невозможно угадать даже часть картинки. Стерла, как ненужные файлы из памяти компьютера. Но Камой я люблю себя называть. В этом есть что-то по-детски трогательное. Особенно хорошо это имя успокаивает, когда становится жаль себя, а пожаловаться некому. Мне ведь совсем некому жаловаться. Некому…

– Кама, бедная Кама, – говорю я сама себе и становлюсь еще более беззащитной, более несчастной.

2.

В то утро было все, как всегда…

Тишину резанул судорожный звонок будильника. Круглый, допотопный металлический монстр, неизвестно откуда взявшийся в нашей современной квартире, буравил сонные мозги. Максим спал как убитый, то ли на самом деле не слыша трезвона, то ли делая вид, что не слышит. Я же слышала трель даже из своей спальни. Мы давно спали с Максом в разных комнатах.

Я встала и прямо в ночной рубашке зашла к нему. Лежа на боку, натянув одеяло на голову, он сопел, не шелохнувшись. Будильник бился в истерике, дрыгаясь в конвульсиях всем своим пышнотелым корпусом, словно в бешенстве, что на него не обращают внимания. Хлопнув по железному колпачку ладошкой, я вырубила трель и, тронув мужа за плечо, пробурчала:

– Вставай, не слышишь? Труба зовет…

Максим непонятливо захлопал глазами, как слон ушами в минуту смертельной опасности. Наклонившись к его лицу, я почувствовала неприятный запах изо рта.

– Да нет, это не слон… это Змей Горыныч! И что только пил вчера? – подумала про себя, а вслух сказала, – вставай, черт возьми… как ребенок, в самом деле. Каждый день одно и то же.

С трудом разлепив веки, Максим посмотрел на меня. В глазах мелькнуло легкое понимание, хотя взор еще туманился предутренними видениями. Продолжая хрипеть и скрипеть, он оставался лежать, не пытаясь приподняться. Блаженное выражение лица, полусонный взор в никуда и своеобразные стоны, а также легкое шевеление под одеялом в районе паха навели на мысль:

– Дотрахивает недотраханную во сне очередную телку, – не зло подумала я.

Максим потянулся. Потом резко сунул руку под одеяло и яростно стал чесать низ живота.

«Как бы не принес в дом заразу, – пронеслось в голове. – От этого любителя секса всего можно ожидать».

Вернувшись к себе, я накинула на голое тело любимый шелковый халатик цвета бирюзы, шедший к моим глазам, уселась на пуфик перед зеркалом и занялась утренним макияжем – всматриваясь в отражение, заработала пальцами, размазывая крем по белой коже.

«Вечером в постель не загонишь… а утром валяется, не добудишься, – с раздражением думала я, продолжая кончиками пальцев утрамбовывать влажную массу на висках».

В глубине души я понимала, что злюсь напрасно. Злюсь просто так. Потому что ночью опять пришлось видеть то, о чем вспоминать не хотелось. На самом деле, Максим не страдал безответственностью и, хотя подъемы по утрам давались ему с трудом из-за его «совиной» натуры, обычно поднимался без подталкивания с моей стороны. Повода ругаться на нежелающего вставать с кровати супруга не было. Но была причина…

Последнее время наши отношения вконец испортились. Мы заводились с полуоборота буквально на пустом месте. Если когда-то для скандала требовались веские основания, то теперь мы могли разораться из-за сущей ерунды. Я прекрасно знала, что Максим встанет и пойдет на работу, а уж если у него по плану важная деловая встреча или совещание, то поскачет, как миленький. Выпьет кофе, возьмет папку с документами и в момент включится в рабочий ритм. Макс умеет врубаться «на автомате», одним щелчком переключаясь с состояния «сон» в состояние «работать». Иначе, видимо, он не стал бы таким успешным.

Тем не менее, я злилась и выходила из себя. Стоило Максиму сказать что-нибудь не то, посмотреть на меня не так или просто-напросто промолчать… В любом случае, каждую секунду из искры могло возгореться пламя – из неверного слова, недоброжелательного взгляда или молчания мог возникнуть скандал. Про себя я нередко называла нашу квартиру горячей точкой, как называют телекомментаторы территории, где идут военные действия. У нас все было на грани. Порой казалось, что вот-вот, и кто-то из нас схватится за нож.

«Настоящая семья. Все как положено. Холод, граничащий с ненавистью. Никакого секса, одни телодвижения раз в год, – продолжала размышлять я, с остервенением втирая крем в свои несчастные щеки, – все, к чему стремилась: муж, ребенок, дом… что еще? Господи… все прекрасно, господа присяжные…»

Я снова взглянула в зеркало и снова пожалела себя.

«Кама, бедная Кама… А ведь думала, что буду счастлива, выйдя замуж за Максима. Кто знал, что все закончится так плачевно…»

Молодые девушки мечтают выйти замуж – строят планы, в роли женихов воображая «принцев» и всенепременно на белом коне. И, что удивительно, принцы находятся. Однако стоит сходить в ЗАГС, все переворачивается с ног на голову – прекрасные принцы быстро превращаются в чудовищ. Улыбки женихов, светлые и радостные, после регистрации в госучреждении деформируются и становятся саркастическими, в лучшем случае, и пренебрежительными, в худшем. А то и откровенно издевательскими. Говорят, на Западе мужчины после брака относятся к жене с большим вниманием и пиететом, чем до этого. Вроде как она становится ему дороже. Не знаю, ничего сказать не могу. Но вот то, что наши делают все наоборот, вполне могу засвидетельствовать.