Владимир Александров - Акука

Акука

Владимир Александров

© Владимир Александров, 2016

© Лидия Александрова, дизайн обложки, 2016

© Акука, иллюстрации, 2016

Редактор Лидия Александрова

ISBN 978-5-4483-5900-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К читателям

Владимир Александров, чью книгу вы держите в руках, за свою недолгую жизнь (он умер, когда ему было всего 58) написал немало хороших, интересных книг, признанных и занявших свое достойное место в нашей литературе. Был он и прекрасным журналистом – публицистический дар, интеллигентность и высокая образованность не давали его очеркам, статьям о литературе, театре затеряться в море массовой прессы.

Но две его повести, которые, я уверена, доставят вам редкую сегодня радость чтения светлой, искренней прозы – нечто для него особенное, неожиданное. В свое время они немало удивили друзей и всех тех, кто хорошо его знал. А знали его как человека совершенно городского, ощущавшего себя в столице, как рыба в воде – театры, библиотеки, выставки, конференции, бесконечное общение со множеством интересных людей… Любимые площади, фонтаны… И вдруг – тонкое, ясное, пронзительное и чуткое повествование о жизни лесного хутора, окруженного природой и органично живущего её простой и непростой жизнью. Обо всём, что вокруг этого хутора встречается и случается он написал так, словно всегда был частью той жизни. А произошло вот что. Однажды мы приехали в отпуск в Литву, на хутор Шилишки. Он увидел землю, небо, поле, луга, лошадей, услышал звон отбиваемой косы и стук молотка, песни птиц, гул пчелиного роя, шуршание колосьев, скрип половиц, вдохнул ошеломляющие запахи хлеба, свежего сена, сушеных грибов, малинового листа… С тех пор, до конца отпущенных ему дней, на несколько месяцев в году он покидал городскую жизнь, поселялся в Шилишках. Здесь и родилась его неожиданная проза.

Он увидел жизнь хутора зорким, добрым и понимающим взглядом человека, знающего цену каждого часа, прожитого на земле. А потом судьба подарила нам внука. И внук, этот малыш, возрастом чуть больше года, был с нами в Шилишках. И тоже внимательно глядел вокруг. Он ещё не знал цену времени, но уже чувствовал необъятность пространства, в котором открывал ось ему множество удивительных вещей. И Бог дал Владимиру Александрову мгновенья, когда он видел этот огромный, восхитительный неведомый мир глазами ребёнка, недавно пришедшего на землю, ещё не знающего зла, а только любовь и добро. И они вместе, дед и внук оба мудрые и открытые всему, что вокруг, удивлялись, радовались. узнавали, принимали всей душой и всем сердцем.

Бог дал автору талант написать о тех мгновениях так, что читаешь и видишь всё ясно, пронзительно, и душа словно омывается чистой водой прозрачных речек и озер, озаряется добрым светом гармонии первозданной природы, не закопчённой причудами цивилизации, но обогащённой и украшенной трудами людей, работающих на земле.

«Акука» – первое слово, которое произнес наш малыш. Этим словом он называет всё, что есть вокруг. Все разнообразие познаваемого маленький Антоша объединил одним словом в цельный, неделимый мир. И в этом огромный потаённый смысл.

Автор назвал время, которое он проводил на хуторе, «зрячим временем»: «Мне кажется, теперь я вижу все». Он видит всё ещё и потому, что в этом времени присутствует ребёнок, познающий мир. И привычное, примелькавшееся предстаёт необыкновенным, разнообразным и ярким. И посещают прозрения.

Надеюсь, и вы, прочитав книгу, станете зорче, увидите привычное по-новому, острее ощутите запахи и звуки природы, и вас посетят прозрения о мире вокруг вас и внутри вас.

Лидия Александрова

АКУКА

Утро

Душистый сосняк на горке.

Большой черный блестящий муравей спускает по травяному откосу крупную красную земляничину. Горка крутая. Трудное дело затеял. То снизу подопрёт собою земляничину, чтобы не укатилась. То снова сверху на неё наседает: через сосновую иголку-двойчатку перекатывает, камушек обходит.

К вечеру, пожалуй, прикатит. Вот только куда?

А как узнаешь. Не катить же с ним до захода солнца. Ещё помешаю, дело испорчу.

Пойду-ка домой. Подумаю про муравья.

Сколько же надо ему уметь, терпеть, напрягаться! Для чего? Да чтобы смысл жизни почувствовать. Чтобы и завтра работать и надеяться на послезавтра. А можно и так сказать: чтобы и завтра жить. Потому и заметил народ: «Без пригляду одни только муравьи плодятся».

Труженики земле нужны. Чего же тут приглядывать!

Пока думал про муравья, сосны расступились и дом мой показался у лесной дороги. Радуюсь дому своему, а всё про муравья думаю. Как он там, катит ли, не упустил ли ягоду землянику, не оплошал ли?

Дома хлеб лежит на столе. Неправильно лежит – нижней коркой вверх. Я перевернул хлеб. Зачем? Так надо. Как в печку сажали, как пекся, да как вынимали из печи, так пусть и живёт, пока человека кормит. «Каравай хлеба починай с головы».

Положил хлеб правильно и снова муравья своего вспомнил. А мимо окошка идет соседкин зять Михал. Идет с севальником. Это лукошко для семенного хлеба, его вешают через плечо.

Сегодня Михал севец, сеятель. А не успеет засеять поле сегодня, значит, он и завтра сеятель.

Теперь про Михала думаю. Сколько же надо ему уметь, терпеть, напрягаться. Для чего? Да чтобы жить хорошо и красиво на своей земле. «На счастье мужик и хлеб сеет». А счастье – это всё, что делает человека довольным и покойным. Счастье «доволит и покоит», – говорят старики.

Где этому учатся? Да на той же земле и учатся. Где же ещё. Была бы охота. Выходит, все мы, и люди, и муравьи, – братья. Как хлебные зёрна.

Мне пора

Последним апрельским утром звонит мне знакомая – тетя Зоя:

– Ну, как, собираешься?

– Собираюсь, Зоечка, пора!

– А как там Акука?

– Носится по квартире.

– Ну, ладно, мои дорогие, я ещё позвоню.

Через час звонит подруга жены тетя Люся:

– Вы когда в Литву-то уезжаете?

– Я с вещами – завтра, остальные недели через три.

– И Акука?

– Конечно. Куда же его девать?

– Акуке будет там хорошо, – одобряет тетя Люся.

К обеду приходят старинные приятели дядя Леня и тетя Лера. Увидели Акуку – рассмеялись.

– Иди ко мне, иди! – зовет его тетя Лера.

Навстречу ей катится дробный топот, будто бегут сразу пять щенков.

Дядя Леня берет Акуку на руки, треплет его голову.

– Аку-ка! – звонко катится по квартире.

– Счастливого вам пути! – говорят старинные приятели. – Нам пора: надо еще успеть в кондитерский.

– Спасибо, что зашли, – говорю я.

Дядя Леня спускает Акуку на пол, снова треплет его рыжеватую головенку.

– Аку-ка! – несется вслед гостям.

– Ребята, продолжаем сборы! – приказываю я.

…На хутор путь не простой. Поездом до Вильнюса, а дальше как получится. Может кто из друзей на машине довезет 90 километров. Может, еще на одном поезде – до станции Жеймяна, а там на лошади встретят. По разному бывает.

Вещей всегда много. На всю семью да на всё лето и осень. На полгода получается. А потом прилетят Акука, жена и дочь. Самолётом проще, меньше хлопот с Акукой. Правда, ещё не известно, как Акука перенесёт свой первый полёт. Но по-другому не получается: или вещи или Акука.

Я всегда приезжаю на хутор первый. Дом обжить-обогреть, хозяйство небольшое развернуть-наладить. Вещи зимовавшие просушить. Постирать кое-что. Мало ли дел в лесном доме и вообще на хуторе, где не был с октября минувшего года.

Как все это вспомню, так на пословицы тянет, на поговорки: «Дом невелик, да лежать не велит».

…Вот и наступило мое «завтра»

Ждем такси. И тут, конечно, звонит дядя Эдик. Он муж тети Зои, но немного ухаживает и за моей женой.

– Собрался? – беспечно спрашивает Эдуард.

– Выходим уже, а ты звонить затеял! – нервно отвечаю я.

– Ну, ты там смотри, не балуйся! – смеётся дядя Эдик.

– Сам смотри! – грубовато говорю я.

Такси ждёт под окном.

– Присядем на дорожку…

Жена и дочь проходят в мою комнату. Плотно закрываем двери.

Жена берёт на руки Акуку. Багира – наша чёрная красавица-кошка давно разлеглась в кресле. Акука вертится, крутит головой, вырывается на пол.

– Сели… – мрачно говорю я.

Молчим.

– И поехали, – объявляю я в пространство комнаты.

Обнимаю женщин, глажу Багиру, треплю головёнку Акуки.

Багажник такси забит под крышку.

До встречи через три недели!

Первый час

Вот я и в лесу.

Открыл дом, вошёл в свою комнату. Я работаю здесь с весны до поздней осени. Сел к столу перед окном. Примерился. Поёрзал на стуле. Стол в какой-то трухе. Потрогал ее, понюхал, сгрёб в ладонь и вспомнил! Осенью, перед отъездом в Москву я оставил на столе тыкву. Думал дождётся меня, перезимует в нетопленой хате.