Татьяна Беспалова - Вяземская Голгофа

Татьяна Олеговна Беспалова

Вяземская Голгофа

Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.

Мы все уже на берегу морском,

И я из тех, кто выбирает сети,

Когда идет бессмертье косяком.

© Беспалова Т.О., 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

Пролог

Тимофей не спеша досчитал до пяти. Заложив плавно левый вираж, оглядел результаты трудов «девятки». Изумрудный, испещренный белыми пятнами заснеженных полян массив острова украсился шапками серых грибов.

– Один, два, три, четыре, пять… – внятно произнес Генка. Он тявкал, как собачонка, стараясь голосом превозмочь слитный гул двигателей.

– Грузди, – проговорил Тимофей. – Все мимо цели.

Тимофей глянул на Генку. Тот вертел ушастой кожаной головой. В летных очках и застегнутой наглухо летной куртке он походил на китайского мишку из Московского зоопарка. Только морда у «мишки» бритая до синевы да рот не закрывается, бормочет без умолку. Тимофей умел угадывать по губам неглубокий смысл Генкиных бормотаний. Но сейчас не до того. Небесная черепаха – четырехмоторный ТБ-3 – кружил в небе над Ладогой. Внизу, избиваемые зимними штормами, пестрели бело-зеленым камуфляжем острова Валаамского архипелага. Высотомер показывал шестьсот метров. С такой высоты и сам Валаам, и ближайшие к нему островки были как на ладони. Над островом ползли густые дымы. Синие купола собора выныривали из них, подобно пловцам, силящимся побороть бурную воду. Волны дымов накрывали их, пытаясь лишить дыхания, но купола упрямо боролись, снова и снова вырываясь из небытия, чтобы глотнуть пропахший пожарищем воздух. Сейчас настанет их черед разгрузиться.

Но «семерка» их опередила. Лейтенант Ивашин заходил на бомбометание в своей, тщательно выверенной манере. Шел низко, чтобы ни один «подарок» не упал мимо цели. «Семерка» также несла пяток легких бомб. Ивашин всё ещё имел право промахнуться и это право использовал. Два дымных гриба взметнулись в овражке севернее синих куполов. Одна бомба угодила в воду, взъерошив взрывом и без того неспокойную поверхность залива. Четвертая упала где-то рядом с берегом, проткнув каменное брюхо острова. В воздухе завертелись, рассыпаясь, огромные куски серого гранита. На один лишь миг Тимофею показалось, что пятый «подарок» угодил в цель. Серая шапка разрыва накрыла купола. Тимофею почудилось: вот сейчас они, словно задыхающиеся в дыму великаны, зайдутся в кашле, согнутся в три погибели, рухнут на колени, рассыплются, погибнут. Ан, нет же! Дымы взрывов рассеялись, являя взорам экипажа «восьмерки» синие шапки Свято-Преображенского собора.

– Всё мимо! – услышал Тимофей голос Анатолия. – Вот дьявольщина!

Тимофей заложил левый вираж, опустил книзу руль высоты. Самолет пошел на снижение. Неспокойная, перепаханная бурунами поверхность Ладоги быстро приближалась. Тимофей выровнял самолет. Лесистые склоны Валаама оказались прямо перед ними, внизу. Высотомер показывал сто пятьдесят метров.

– Командир! Рискуем! – рявкнул Генка.

Тимофей огляделся. «Семерка» и «девятка» кружили возле линии горизонта, чуть выше их. Тимофей поднес к губам раструб переговорного устройства.

– Приготовиться!

– Готов, товарищ капитан! – отозвался Геннадий.

Тимофей повел самолет, в точности повторяя траекторию движения «семерки».

– Сильный порыв ветра с северо-запада, – голова Анатолия просунулась между створками двери. – Оттуда идет густая облачность. Сделай поправку на ветер, командир.

– Не советуй мне, – прошептал Тимофей. – Отправляйся на место. Нам пора опорожняться.

Когда Анатолий нажал на рычаг, бомбардировщик дрогнул, будто возжелал взмыть к небесам. Свободный от полуторатонного бремени смертоносных зарядов, он рванулся вперед и вверх. Тимофей слегка увеличил скорость, одновременно готовясь к повороту. Очень уж хотелось оценить результаты. Он помнил, как выглядел монастырь при первом, пробном, заходе. Тогда стрелки только сбрызнули свинцом тусклое золото храмовых крестов. Тимофей видел, как забегали по монастырскому двору перепуганные черноризцы, похожие на раскормленных домашних птиц. Потом «семерка» и «девятка» облегчились, а теперь пришел и их черед. Тимофей почувствовал странную дурноту, снова узрев лишь слегка посеревшие от копоти стены, купола и колокольню центральной усадьбы монастыря.

– Лед в заливе взломали, – проговорил Генка. – Посмотри, командир. Вода чистая, будто оттепель настала…

– Заткнись! – прошипел Тимофей.

– Наверное, вся рыба в округе всплыла, – не унимался Генка. – Как же так? Стоит мать его монашью. Стоит как ни в чем не бывало! Будто мы беспартейные! Будто не учила нас советская власть вражью силу бомбить.

Наградило же командование соратничками! Одни имена чего стоят! Анатолий Афиногенович и Геннадий Вениаминович! Характеры подобны именам, такие же заковыристые, сложные, неудобоваримые. Вон Афиногенович снова просунул личико в дверь, смотрит на товарищей, не налюбуется, шевелит усами, ехидничает.

Тимофей сбросил скорость, снизился до ста метров, ещё раз прошел над крестами, едва не задев стойками шасси золоченые маковки, с удовольствием представляя себе смятение и ужас чернецов. Наверное, валяются в пыли, уткнувшись сизыми носами в половые щели… Наверное, ползают в монастырских погребах, наливнись брагой, полируют рясами плесневелые половицы, наслаждаются ароматами мышиных отходов, уповают на любимого Боженьку. Тимофей кружил над островом, созерцая результаты тяжелых трудов: вывороченные стволы, дымящий, занявшийся еле живым огнем подлесок. При малой скорости на бреющем полете можно рассмотреть всё. Вот плети обнаженных корней торчат, будто простертые в мольбе руки окоченевших мертвецов. Вот наполовину ушедший под воду, развороченный прямым попаданием причал. Вот перевернутые вверх днищами лодки, похожие на трупы огромных рыбин. Вот изрытый воронками высокий берег. Вот дымящиеся руины деревянных домишек. Над вселенским разорением, высоко в сером небе вознеслись яркие, голубые цветки храмовых куполов, торжествуя победу над смертью.

– Не всё впустую… – прокричал Генка, но Тимофей не хотел слушать его.

Внизу, за голыми кронами яблонь, за высоким забором, там, где крутая тропка стекала по камням к воде залива, тихо тарахтел мотор ботика. Братия грузилась на судно в страшной спешке. Накануне, поздним вечером, на центральную усадьбу монастыря прибыли насельники дальних скитов.

– Не убоишься демонских прикосновений?

Фадей осторожно перемешивал толстой щепкой вар в чугунном котелке.

– Что молчишь? – настаивал отец Гордий.

– Видишь, отче, яблонька от бомбежки пострадала. Ветки обломаны, но то небольшая беда. А вот кора посечена осколками – это плохо. Буду её врачевать и надеяться, что по весне расцветет.

– Антихристы жизни могут лишить. Или хуже того – повелят от веры отречься. Слышал я, в России наших братьев лишают всех прав, если те от веры не отрекаются.

– Со смирением всё приму, брат. Если из сада прогонят, в лесу стану жить, подобно старцу Серафиму. Этого-то права, чай, не отнимут.

Фадей не стал смотреть вслед Гордию, не подошел к ограде сада. Не хотелось ему видеть, как братия бежит из монастырской бухты. Закончив работу в саду, он полез наверх, туда, где на фоне светлой голубизны ярко горели синие купола. Он пересек монастырский двор. Толстые подошвы сапог ступали по битому стеклу, и Фадею казалось, что земля стонет у него под ногами слишком шумно, слишком громко. У ворот храма его окликнула Сохви.

– Куда? – по своему обыкновению, коротко спросила она.

– Помолиться. Может быть, в последний раз. Говорят, будто большевики не разрешают молиться в Божьих храмах. Устраивают в них казенные учреждения, склады, ещё Бог знает что.

– Самолеты, – насупилась Сохви. – Там!

Она махнула рукой в сторону Скитского острова.

– Что же это? Опять налет?

К счастью, вероломную слабость в ногах удалось быстро преодолеть. Он поплелся обратно через Святые врата, в обход келейных корпусов на старое братское кладбище. Сохви неотлучно следовала за ним, шла след в след, прошла за кладбищенскую ограду и потом стояла рядом и смотрела.

Вдали, над верхушками леса, в том месте, где на Скитском острове располагался скит всех святых и часовня крестных страданий, медленно, на низкой высоте кружили три больших самолета. Вокруг них рвались зенитные снаряды, наполняя пустые небеса белыми округлыми облачками. Слышался отдаленный тихий стрекот. Финские зенитчики вели огонь из множества орудий, но всё безрезультатно. Самолеты кружили и кружили, будто заговоренные. Фадей успокоился, заметив на горизонте тёмно-серые высокие облака. Ладога нагоняла на Валаамский архипелаг непогоду, а это значит, что Спасо-Преображенский собор сегодня бомбить не будут. На Скитском же острове не осталось никого, кроме солдат зенитного дивизиона.