Сергей Новиков - Дегустатор. …и другие истории

Дегустатор

…и другие истории

Сергей Новиков

© Сергей Новиков, 2017

ISBN 978-5-4485-7644-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ночь в опере

Наталье Подберёзной ко дню рождения

– Я тут женюсь на днях, – сказал мне школьный приятель после литра на четверых. – Щас вот последний раз один в Твери, на госэкзамены в техникум приехал. Надо пользоваться моментом, в общем. Короче, свёл бы ты нас к бабам.

С приятелем мы не виделись лет семь – с тех пор, как вместе окончили школу в райцентре. А час назад он внезапно возник на пороге квартиры, которую я, дважды недоучившийся студент, неудавшийся коммерсант, в настоящий момент – безработный, снимал под честное слово в столице области. Одноклассник привёл какого-то паренька допризывного возраста, который оказался первокурсником техникума и нашим земляком.

Денег на выпивку не было. Вечер встречи, тянущийся под чай и хлеб, начал катастрофически провисать, когда внезапно появился Майоров с упомянутым выше литром. По жизни Майоров успел побывать участником боевых действий в составе ограниченного контингента советских войск, токарем, автослесарем, продавцом в первом открывшемся в городе коммерческом магазине и «лунатиком» (так называли электриков из троллейбусного парка). На нынешнем отрезке биографии он мелким оптом продавал привезённые из Турции китайские люстры, и дело шло. Услышав про баб, Майоров невозмутимо заметил, обращаясь ко мне:

– Мирон, если что, деньги есть.

Две подходящие барышни (обе торговали в ночном ларьке) жили буквально через дорогу. Подружки всегда были рады симпатичным кавалерам. Щедрость приветствовалась, но обязательным условием не была – возраст, внешность и доходы позволяли барышням проявлять разборчивость.

Приняли нас более чем радушно (повышенный энтузиазм был реакцией хозяек на взятый по пути представительский литр «Absolut Kurant» и предназначавшийся для кавалеров литр попроще).

Первые полчаса мы с Майоровым помнили, зачем мы здесь, и свято чтили законы гостеприимства. То есть молчали и не отвлекали внимание на себя.

Но и мои земляки как-то не торопились блеснуть обаянием. Их участие в вечеринке ограничивалось тем, что они очень серьёзно и обстоятельно выпивали рюмку за рюмкой.

Вскоре за столом утвердилось тягостное молчание. Пришлось вступать нам с Майоровым.

Через несколько минут у одной из подруг заблестели глаза. Барышня начала переодеваться. Её домашний халат (мужчины символически отвернулись) сменился на чёрную эластичную водолазку, которая, едва не взорвавшись на груди, жадно облизала стройную талию. Ниже талии взгляд гипнотизировали белые трусы, ослепительная яркость которых была слегка приглушена светлыми колготками – юбку барышня надела рюмки через три. Уловив намёк, мы с Майоровым переглянулись и задумались над текстом приглашения, но нас опередили.

– У вас есть стиральная машина? – неожиданно спросила барышня.

– Да, – обрадовался я, – есть, но…

(У меня на квартире действительно имелась машина «Малютка», правда, неисправная, но закончить ответ и сообщить о поломке я не успел).

– Так мы… (вопросительный взгляд в сторону подруги) …так я у вас постираю?

– Базаров нет! – восторженно выдохнул Майоров.

Давно сломавшаяся «Малютка», которая по прибытии должна была доиграть роль приличного предлога и сойти со сцены, после включения в сеть несколько раз подпрыгнула и вдруг завелась. Гостья, не проявив ни малейшего интереса к прихваченным по дороге двум литрам, распотрошила принесённый узел с грязным бельем и натурально принялась стирать. Правда, между делом она всё-таки забегала в комнату выпить. Сначала забегала в юбке. Потом как-то незаметно на ней снова остались водолазка, колготки и трусы.

– Душно!.. – оправдывала стриптиз барышня, обмахиваясь только что выстиранной юбкой.

Сплясав с нами под «’39» и «Seaside Rendezvous», гостья избавилась от колготок и водолазки. Колготки изодрались об пол и полетели в форточку, а пропитавшаяся потом водолазка была отправлена в «Малютку». Под водолазкой обнаружилась белая майка с бретельками. Как и водолазка, майка изумительно обрисовывала талию. Однако выше талии майка растягивалась куда соблазнительней водолазки.

Зрелище произвело впечатление. Земляки плотоядными взглядами впились в литые тяжёлые выпуклости. Или скажем иначе: уставились на выдающуюся грудь барышни. Явленный нам бюст был примечателен не только размером, но и тем, что положив на закон тяготения, задорно стремился вверх. Благодаря этой феноменальной физике, майка приподнималась и обнажала полоску живота над трусами. На ощупь, не отрывая глаз от не стеснённого лифчиком бюста, земляки с горкой налили себе по стограммовой рюмке и медленно, глотками выпили. Потом школьный приятель встал, и, в упор не замечая барышни, попрощался со мной и с Майоровым. Молодой земляк в точности повторил все его действия.

– Пойдём мы, наверное, – сказал приятель.

– Счастливого пути! – Майоров лучился обаянием и сердечно тряс руки гостям. – Заходите! Рад был познакомиться..!

…«Малютка» перегрелась и остановилась. Гостья набрала в ванну прохладной воды и занялась полосканием. Впрочем, к тому моменту мы уже воспринимали её не как сексуальный объект, а как часть пейзажа, и вопросами вроде кто это, как она сюда попала и зачем она здесь, не задавались – может, человек и правда постирать зашёл.

Мы с Майоровым продолжали выпивать, прибавляя звук магнитофона после каждой рюмки. Когда регулятор громкости дошёл до предела, а кассета с сорокатрёхминутной «A Night At The Opera1» поехала на реверсе то ли по третьему, то ли по пятому кругу, мы созрели для интеллектуальной беседы. Я ни к селу ни к городу напел: «Один Жан-Поль Сартра лелеет в кармане и этим сознанием горд». Майоров цитату не узнал, но Сартром заинтересовался крепко. Я принёс сборник. Напыжился и попытался вспомнить определение экзистенциализма, которое никогда не знал. Майоров моим экспромтом не удовлетворился и попросил почитать Сартра вслух. Слушал очень внимательно. Время от времени рассеянно улыбался. Иногда почтительно кивал. Выказав почтение Сартру, наполнял рюмки.

Мои завывания (я старался читать экзистенциально) под громкокипящую музыку «Queen» напомнили Майорову школьные годы – радиоточку, театр у микрофона и пьесу «Ревизор». Решили воссоздать. Я сходил за Гоголем, а когда вернулся, Майоров уже сидел за столом не один. Компанию ему составляла наша гостья, которая весьма вольно расположилась в кресле. (Вольно – это закинув ноги на подлокотники; правую ногу на правый подлокотник, а левую, соответственно, на левый). Из одежды на ней по-прежнему были только трусы и майка.

– Я хочу спать… Мне что, домой идти? – с вызовом произнесла она.

– Конечно нет, – с удивлением поднял брови Майоров. – Посиди с нами. Побеседуем. Вот Мирон Гоголя принес. Знаешь такого? Знает… – Майоров заметно огорчился и выпил. – А этого… Мирон, скажи.

– Сартра? – опознанного Гоголя я за ненадобностью положил в кресло. Туда, где должны были бы находиться колени красавицы, будь она чуточку скромнее.

– Да нет, ты хуже говорил.

– Художественную прозу французского философа-экзистенциалиста, лауреата нобелевской премии по литературе за 1964 год Жана-Поля Сартра?

– Его. – Майоров налил ещё. – Его знаешь?

– Нет.

– Так сиди и читай! – Майоров ткнул барышне в грудь раскрытую книгу и обратился ко мне с риторическим вопросом:

– По пятёре?

Гостья, которую пятёрой обнесли, насупилась. Сняв ноги с подлокотников, она сомкнула колени и приняла уютную девичью позу (про такую обычно пишут «забралась в кресло с ногами»). Потом налила себе стакан водки, чуточку отпила из него, положила Сартра на тугое гладкое бедро и начала читать «Слова».

Допив, мы с Майоровым отправились спать. Кажется, светало.

Мы удивились, когда не смогли улечься на диване. На нём, строго по центру, лежала гостья. Майки с бретельками на ней уже не было. Зато на животе, слегка прижатые резинкой трусов, располагались Сартр и Гоголь. Услышав нас, барышня, не открывая глаз, закинула руки за голову и потянулась, чуть выгнув спину в изящном мостике. Мелькнули плоский живот, загорелые рёбра, хорошо выбритые подмышки. Над Сартром и Гоголем упруго качнулся обнажённый бюст.

Майоров слегка оживился; я тоже. Бросили жребий. Жребием определяли не очерёдность, а спальное место – кому у стены, кому с краю. С краю оказался Майоров. Он спросил:

– Нет ли у тебя немецкого порно? – и, получив кассету, утешил:

– Ты спи, спи, я звук включать не буду. – После чего повернулся к нам с барышней спиной.

Внезапное самоустранение Майорова и старательность, с которой наша красавица изображала спящую, вызвали у меня паническое чувство непосильной ответственности. Говоря проще, я занервничал. Увидел сборник Сартра, выглядывающий из трусов барышни, и осторожно положил руку ей на живот. Под моими пальцами кожа ниже пупка резко вздрогнула, напряглась и покрылась мурашками. А я начал аккуратно вытаскивать книгу. Красавица старательно зевнула, перекатилась на бок и ловко обняла меня за шею. Прохладный бюст обжёг прикосновением мою грудь, в живот острым углом упёрся Сартр. Пришлось брать томик Гоголя, который выпал из её трусов сам – Гоголь был потолще Сартра, и при резком движении барышни резинка его не удержала. Поэтапно, будто бы ворочаясь во сне, я принялся выползать из кольца сомкнутых на моей шее рук. Манёвр удался. Эффектно всхрапнув, я резко развернулся лицом к стене и открыл книгу.