Владимир Козлов - Хвост фюрера

Хвост фюрера

криминальный роман

Владимир Козлов

© Владимир Козлов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

В первой книге Наследство генерала КГБ, читатель узнает, о временах сучьих войн в местах заключения, которые произойдут между ворами в законе и отступившимся от воровской веры контингентом, так называемыми суками. После освобождения из тюрьмы, вор в законе по кличке Таган знакомится в Риге с очаровательной – дочкой генерала НКГБ Натальей Каменской, ранее тоже работавшей в этом ведомстве, которая дарит ему костяную фигурку Пифагора, из-за которой на грани мистики произойдёт ряд невероятных и трагических событий.

Вторая книга этого романа «Звездопад Марты», значительно отличается по характеру сюжета, от первой книги. Жизнь внесла значительные коррективы не только наших персонажей, но и всего общества и написана книга в другом ключе, более современном. Долго лежавший в забытье загадочный Пифагор, вновь всплывёт на горизонте. К этому раритету потянуться щупальца одного из хищников современной России и как на это отреагирует ситуация вместе с античным философом и математиком читатель узнает, когда прочитает эту захватывающую книгу

Книга 1. «Наследство генерала КГБ»

Пролог

Из Владимирского Централа, где Глеб Кузьмин досиживал последние годы своего многолетнего срока, его встретил вор в законе Вася Краковяк и передал ему подъёмные деньги от лучшего друга Глеба – Петра Амбы, не смогшего присутствовать при его освобождении. Город Владимир – старинный город, с множеством церквей и монастырскими комплексами и других исторических памятников и конечно самой известной и суровой своими порядками крытой тюрьмой, озаряло жаркое летнее солнце. Все эти достопримечательности остались стоять позади на высоком берегу реки Клязьмы. Глеб через четыре часа был уже во владении реки Волги. Стрелки часов на стенах Московского вокзала в городе Горьком показывали ноль часов пятнадцать минут. Душа рвалась домой, но как назло в этот день из-за профилактического ремонта мост был перекрыт и автотранспорт по нему начинали пускать только с шести утра. Первая электричка так – же отправлялась только в пять утра. Деваться было некуда, и он решил прикорнуть на вокзале. Пристроившись на жёстких облезлых скамейках, он закрыл глаза в надежде уснуть, но сон не шёл. Так с закрытыми глазами он и просидел до самого утра. Когда рассвело он, прихрамывая, последовал к пригородным кассам.

Вскоре он сидел уже в электропоезде. Сидевшая напротив его тётка с сумкой и корзиной смотрела на него подозрительно, ни на минуту не выпускала из рук свой багаж. Относительно его прошлого у неё не было никаких сомнений. Острижен наголо, большой шрам на лице, выдавало его, как человека прошедшего огни и воды. Он не обращал на тётку внимания. Глеб был полностью поглощён просторами, которые простирались за грязными стёклами окна электрички. Через полчаса он доехал до своего города и последним вышел из вагона.

«Домой, только домой!..», – пронеслось у него в голове. Сойдя с электрички на единственную платформу железнодорожного вокзала своего родного городка, в единственной ноге почувствовал нервное подёргивание. Глеб сразу ощутил, что произошло это от крайнего перевозбуждения. Он подошёл к ограждению платформы, где стояло деревянное сиденье, и опустил на него своё тело, чтобы немного передохнуть. На самом деле он просидел неподвижно, не меняя позы почти три часа, пока не почувствовал, что летнее солнце так пригрело его, словно с ног до головы окутало жарким одеялом. Очнувшись, он похлопал себя по карманам. Туго набитые деньгами карманы брюк заметно оттопыривались, и он безбоязненно прямо на перроне, переложил деньги из брюк в карман пиджака, который был, перекинут через руку. Глеб начал воодушевлённо осматриваться по сторонам. Потом вдруг тяжело задышал и, устремив свой взгляд вперёд, опираясь на изящно вырезанную трость, осторожно начал спускаться с перрона по выщербленным бетонным ступеням. Дойдя до вокзальной площади, он почувствовал сильное головокружение и бешеное сердцебиение. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Взмокшая от сильной жары и трепетного волнения рубашка, неприятно прилипала к голому телу и вызывала нежелательный зуд. Всё тот – же небольшой деревянный вокзал, – фасад которого больше был похож на сельский клуб, отдавали отголосками окончания войны. На этот вокзал он приехал после дня победы на товарном составе в сорок пятом году. Рядом зелёный сквер, обнесённый штакетником, где по центру виднелся поставленный ещё до войны памятник герою гражданской войны Василию Чапаеву. Всё было по старому, кроме заасфальтированной вокруг площади и электрички, на которой он справлялся до родного уголка впервые в жизни. Захотелось крикнуть во всё горло: «Ну, вот я и дома!..»

Двадцать лет Глеб Кузьмин не был в родном городе. По – разному возвращаются люди в родные края. С безудержным и неуправляемым восторгом. С важностью и хвастовством те, – у кого звезда во лбу засветилась. С поникшей от стыда головой и прощением, в надежде найти утешение у родных и близких. Но все возвращаются туда, где они родились, и где прошло их детство и молодость. У Глеба же в этот миг не было ни стыда, ни раскаяния и тем более хвастовства и важности. Была только одна радость, которая приятно мутила голову и растерянная поступь. Ему до сих пор не верилось, что позади его не шествует вооружённый конвой с овчарками и что он запросто без всякой команды может идти туда, куда его многострадальная душа пожелает.

Он сделал глубокий вздох и пересёк привокзальную площадь. У большой бочки с квасом за шесть копеек утолил жажду, – залпом выпив кружку квасу. Не напившись, – повторил. Закурил сигарету и не найдя поблизости урны засунул обгоревшую спичку в коробок. Не петляя по улицам, – боясь запутаться в новых строениях и обходя кирпичные дома, – ориентир взял на свою улицу Южакова. Зная, что это самая крайняя улица в городе. Позади неё, только две реки Славка и Весёлка, а чуть дальше матушка Волга с её красивыми берегами. Спустившись по многоступенчатой лестнице на улицу Суворова, Глеб очутился на площади Победы, которой раньше и в помине не было. Высоко в ослепляющее солнцем небо взлетел обелиск с гигантской чашей, из которой, совсем без трепета и, не колышась, показывался еле заметный синеватый язык горящего газового пламени, – вечный огонь в память о павших воинах. И живые цветы, – много цветов, на постаменте. Впечатление такое было, что возложили их только сегодня. Недалеко от площади, словно стиснутая по сторонам кустарниками канадского дерна, протянулась аллея героев, с портретами участников Великой Отечественной войны. У Глеба сразу перед глазами встали эпизоды кровопролитной войны. Увидав около газона – треугольника тётку, продававшую цветы, – направился к ней. Сунув ей, пять рублей, – тётка отдала от радости ему все цветы и, схватив корзину, исчезла за зеленью кустарников. С влажными глазами он положил все цветы перед обелиском, не замечая, что обращает на себя внимание прохожих. После возложения цветов он, молча, постоял минуту под газовой чашей, затем зашагал на свою улицу. Дома своего не узнал, – отыскал по номеру. Калитка была открыта настежь. Поднявшись на крыльцо, он взволнованно дёрнул дверь. В нос ударил запах ситных пирогов и жареного лука с мясом. Натруженные руки старшей сестры Дарьи обвили его шею, – громкие рыдания и слезы радости добавили мокроты на его рубашке. Из сада в дом вбежали уже взрослые племянники – погодки, которых он помнил мальчишками в коротких штанишках.

До сумерек они вчетвером сидели за богатым столом, после чего Глеб, окутанный заботой близких родственников, уснул на белоснежной постели.

Несколько страниц истории

Про Глеба Кузьмина – Тагана давно уже забыли, так, как он исчез незаметно из города через месяц после окончания войны и появился только в тысяча шестьдесят пятом году в начале лета. Посадили его тогда за бандитизм. Так прокурор им с фронтовым другом Николаем Кораблёвым квалифицировал налёт на мельзавод. С трофейным оружием они, напугав сторожа, вывезли со склада на подводе 4 мешка муки. Кораблёв во время следствия будет застрелен при попытке к бегству, а Глеба приговорят к двадцати годам лишения свободы. Суд не посмотрит на его воинские награды, которые он получил во время Отечественной войны, и никакого снисхождения от вершителей людских судеб не последует. И надо сказать, что ему повезло. За такие преступления в трудные времена для страны до 1947 года приговор был один – расстрел. Именно в этом году расстрельную статью отменили, хотя в 1955 году её обратно вернули в уголовный кодекс.