Анастасия Михалева - По ту сторону

По ту сторону

Анастасия Михалева

Иллюстратор Дарья Унучакова

© Анастасия Михалева, 2017

© Дарья Унучакова, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-3993-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Даррен раздраженно захлопнул книгу и, отложив в сторону полустертый карандаш и уже изрядно заляпанные очки, устало потер виски. Беглый взгляд на электронный циферблат часов, появившихся на подсвеченном нажатием пальца экране мобильного, вызвал у него лишь вздох разочарования: прошло всего полчаса, а ведь у него было такое чувство, будто он читает уже целую вечность. Роман, если можно было его так назвать, уже казался непомерно затянутым, а ведь прочитана была только одна из шестнадцати глав. Наверное, все дело в изобилии, вернее, в переизбытке деталей. А может, всему виной жуткая головная боль, донимающая Даррена с того момента, как он раскрыл книгу. Или тяжелые тучи, скопившиеся в небе. Даррен долго смотрел в окно, решая, стоит ли выпить обезболивающее и продолжать ли чтение. С одной стороны, мысль о том, чтобы взять перерыв и отвлечься от этого литературного апокалипсиса по абсолютно веской причине, не давала ему покоя. С другой, дедлайн неумолимо приближался, а материала для рецензии было непозволительно мало.

Взяв себя в руки, думая о родине и долге перед читателями, Даррен принял лекарство и, сев перед выключенным телевизором, ждал, когда уйдет боль. В голову тут же полезли мысли, от которых он так хотел избавиться с помощью чтения. Именно поэтому Даррен был так рад получить должность литературного обозревателя в одной из газет города, тогда еще совсем крошечной, но теперь занимающей свою нишу среди крупнейших издательств и перешедшей на журнальный формат. Работа эта была хороша, кажется, всем: его рабочее место находилось там, где ему самому того хотелось, а значит, не нужно было ежедневно вставать по будильнику, тащиться сквозь ярость час пика и весь день сидеть на месте, погрузившись в монотонную давно надоевшую работу или только симулируя активную деятельность. Он мог работать когда захочет, где захочет и, по большому счету, с чем захочет. Выбор книг для прочтения и рецензирования на следующий месяц он всегда обсуждал с главным редактором, но в целом право на принятие окончательного решения оставалось за ним. Ему не нужно было отпрашиваться с работы в случае необходимости, и выходным у него мог быть любой день на выбор. Да и платили ему весьма и весьма неплохо. Однако больше всего Даррена привлекала возможность полностью отгородиться от реальности и уйти в вымышленные, полные чужих эмоций, миры, созданные незнакомцами за много километров от него. Это если книга хорошая. А если не очень, и чтение, как сегодня, никакого удовольствия не доставляло, можно было перенести свое негодование, недовольство нерадивым автором и прочие, никак не связанные с его работой, но спровоцированные ею, негативные эмоции на тонкие глянцевые листы журнала. Во втором случае, конечно, далеко в своих возмущениях было не зайти, но для всего, что не проходило дальше редакторского стола, существовала блогосфера.

Так, на смену мрачным мыслям о человеческом предназначении и скоротечности жизни пришли язвительные, готовые вот—вот разлететься по миру замечания относительно очередного литературного провала современности. И неважно, что книга еще не дочитана. Что уж там, она едва начата. Угрюмый настрой Даррена усугублялся гнетущей погодой за окном, а потому он посчитал, что его едва сформировавшееся мнение должно быть увидено как минимум той частью населения планеты, у которой имеется доступ к интернету. Он уже мысленно блуждал среди эпитетов, метафор и сравнений, когда раздался звонок, вернувший его к реальности.

– Да? – ответил Даррен, еще не до конца стряхнув с себя задумчивость.

– Все читаешь, умник? – раздался в трубке вечно бодрый и (возможно, именно поэтому) ужасно раздражающий голос его младшей сестры Марты.

– Приходится стараться за двоих.

– А ты все шутишь! Как у тебя дела? Как работа? Представляешь, Стива повысили! Мы так рады!

«Права была Дейзи», – подумал Даррен, – «нет для девушки в наше время ничего лучше, чем быть хорошенькой дурочкой».

Как только он услышал в трубке голос сестры, ему сразу стало ясно, что особо к ее монологу можно не прислушиваться. В зависимости от количества и важности накопившихся у нее за время ее отсутствия в его жизни новостей ближайшие десять, а то и все тридцать минут будут посвящены исключительно ее персоне и тому, что ей кажется жизненно важным. Конечно, самые увлекательные детали она оставит для личной встречи, которая как раз должна была вот—вот состояться, иначе разговор затянулся бы на несколько долгих часов. По телефону она давала только общую сводку, подкрепляя ее своими чересчур эмоциональными комментариями. Ему оставалось только стиснуть зубы и бормотать бесконечные слова согласия и удивления. «Ага», «конечно», «ясно», «правда?», «ничего себе». Они врывались в ее речь абсолютно хаотично, без какой—либо привязки к контексту, но она, кажется, этого вовсе не замечала. Ей достаточно было слышать голос собеседника, дававший ей знать, что связь не оборвалась и она по—прежнему на связи. Хотя даже если бы Даррен вовсе молчал, она продолжала бы радостно тараторить что—то, лишь изредка прерываясь, чтобы спросить: «ты меня слышишь?» или «ты еще здесь?». Слышал ли он ее? Это спорный вопрос. Периодически, когда Марта в порыве эмоциональности повышала голос, вспышки еще не утихшей головной боли пробуждали Даррена и впускали в его сознание обрывки казавшихся ему совершенно бессмысленных фраз. Цепляясь за них, Даррен выстраивал диалог с сестрой, плавно перетекающий в монолог, которому не суждено было покинуть пределы его воображения.

…Как чудесно, что у Полли все в порядке. Кем бы она не была. Эта та твоя школьная подруга, которая уезжала учиться заграницу, а вернулась 2 года спустя с ребенком на руках и без гроша в кармане? Или твоя бывшая соседка, сбежавшая от родителей к мужу, а потом от мужа обратно к родителям? Нет. Но как же ее звали?.. Они еще потом собаку завели… Или не они…

…О нет! Ну какое мне дело до цветов у тебя на свадьбе? Ставь ты хоть кактусы, только не ори так. Свадьба! Точно. Когда же она? Если спрошу, обидится… Ладно. Может, сама как—то напомнит.

…Июнь? Что в июне? Ах, свадьба! Ну да. Лето, туфли, трава. Только какого числа? Неважно, еще успею купить подарок, времени полно. Или нет? Сейчас март, значит, у меня еще примерно 3 месяца. Нужно еще придумать, что дарить, выбрать день, объездить кучу магазинов и не сойти с ума. Надеюсь, что успею. Это еще нескоро, конечно, но я так люблю все откладывать.

…Что миленькое? Какие занавески? Ты переезжаешь куда—то? А, мама купила домой новые занавески. Мне бы такие заботы. Про занавески мне рассказывает… В нашей деревне этими занавесками только пыль собирать.

Все эти мысли проносились в его голове, сменяясь волнами злости, вызванными очередным пронзительным воплем, но не заглушая окончательно давящее раздражение. Ужасно хотелось сказать что—то язвительное, пожалуй, даже откровенно злое. Лишь бы замолчала. Все, до мельчайших деталей, присущее его младшей сестре, как и практически всем остальным членам семьи, действовало Даррену на нервы: их провинциальные нравы, привычки, манера одеваться и говорить, традиции и обычаи, давно превратившиеся в глазах цивилизованного общества в смехотворные пережитки прошлого. Но больше всего он терпеть не мог в них то, что они так напоминали ему самого себя шесть лет назад, когда он уехал из родного захолустья и отправился искать то, что обычно называют «лучшей жизнью», в большом городе. Эти 6 лет изменили его почти до неузнаваемости. Почти. Этот сохранившийся налет примитивности, незаметный для окружающих, но вызывающий порой диссонанс в его ощущении мира, жизни и самого себя не давал ему покоя. Так человек в ходе эволюции научился контролировать животные инстинкты, руководящие его предками, но они все так же живут в нас, выжидая подходящий момент, чтобы вырваться наружу. Порой им это удается. А бывает и так, что они лишь маячат на периферии нашего сознания, напоминая о своей власти над нами. Подобным образом, стараясь уйти от прошлой жизни и стереть прошлое, мы можем только запрятать их как можно дальше, запереть на прочный засов и оставить их там покрываться паутиной времени. Но нам никогда не уничтожить их.

Поэтому сейчас, слушая совсем не похожий на городской и до тошноты, как ему казалось, дикий говор сестры, порождающий сомнения в его собственной маленькой эволюции, Даррен уговаривал себя не нагрубить ей и не бросить трубку. Он напоминал себе, как они были близки в детстве: как вместе удирали по ночам искать клад, желательно в саду у соседей; как после этого он всегда брал удар на себя, пряча ее, плачущую, у себя за спиной, будто так она становилась невидимой для разозлившихся родителей; как он учил ее пускать камешки по воде и лазать по деревьям; как он отгонял от нее дворовых собак, которых она до смерти боялась в детстве. Как же все было просто тогда. Ему казалось, что лучше и быть не может, и он никак не мог понять, чего вечно не хватает этим снобам – как называл их отец – в больших городах…