Александр Образцов - Русский крест. Первая книга. Архангельск-Новосемейкино (сборник)

Александр Образцов

Русский крест. Первая книга. Архангельск-Новосемейкино

Архангельск – Самара – Астрахань. Петербург – Москва – Ярославль – Пермь – Тюмень – Новосибирск – Красноярск – Иркутск – Чита – Свободный – Хабаровск – Владивосток.

Первую книгу Архангельск-Казань составить. Казань-Астрахань собрать. В первой части из Архангельска подумать о метраже соответственно с городом, поселком.

От Иркутска – «неутешные опыты»

Станций – 720, городов 147

НА ОДНУ КНИГУ: 2 большие пьесы, 5 малых, 35 рассказов, 30 эссе, 22 стихотворения = 92 названия = 350 страниц

Здесь все мое имущество.

Бесхитростность оборачивается самой сложной и результативной интригой. Хотите доказательств? Начните в семь лет жить исключительно внутри себя и через полвека поймете преимущества этого тренинга.

Каждый город в моей любимой и единственной стране тайно соответствует какому-то из моих текстов. Это также мои подарки полустанкам и кустам.

Когда даришь, не ждешь протянутых рук.

Никогда не понимал проникновения в чужие мысли. Это вероломно. И зачем? У себя самого так много этого добра.

Число десять в данном случае безупречно.

Архангельск, раскинувшийся на берегах Северной Двины и островах ее дельты, основан по указу московского царя в 1584 году, но существует как поселок со времен новгородских, с 12 века. Глубже посмотреть просто невозможно. Хотя и глубже, наверное, что-то было. Сегодня полмиллиона человек живут в границах Архангельска. Все население России при Петре было около 10 миллионов. Россия вся, целиком, не была завоевана ни разу. Она – единственное государство в мире, которое целиком никогда и никем не было оккупировано. Единственное государство, правительство которого не подписывало акт о капитуляции. Хотя об этом почему-то никто не задумывался. Вот и Архангельск всего лишь краткое время был под оккупацией Антанты – в 1918-19 годах. Весенний ледоход на Двине начинается в первых числах мая. Лед встает в конце октября.

Иван Полуэктов

У Ивана Полуэктова отдельная однокомнатная квартира в хрущевском доме. Он ее получил, как инвалид войны. Левой ноги у него нет с сорок четвертого года.

Но обычно квартира пустует, потому что Иван живет у жены. Жену зовут Анна Степановна Грязнова. Она так же, как Иван, на пенсии, и подрабатывает зимой в больнице. Медсестер постоянно не хватает, а у Анны Степановны большой стаж, с сорок второго года.

Правда, набирается в общей сложности месяца два в году, когда Иван переезжает жить к себе. Конечно, не от хорошей жизни. Иван пьет довольно регулярно, и у Анны Степановны иногда лопается терпение.

Когда Иван перебирается к себе, его навещает средняя дочь Анны Степановны, Люда. Люда – большая, красивая женщина, любимица Ивана. Когда он впервые появился в семье Анны Степановны, то первой из пяти детей, выходивших по одному из комнаты на кухню, где сидел Иван, была Люда. И она сразу забралась ему на колени. Это было в пятьдесят четвертом году, в Кунгуре.

Ивану тогда еще ничего не стоило отмахать по хорошей дороге километров пять-семь. А от вокзала до дома, где жила Анна Степановна, было около этого. Поэтому, выпив стакан водки, он пришел в какое-то смешливое настроение.

– Это что за птица, а? Отвечай. Как тебя зовут?

– Люда.

– Так, – сказал Иван. – Это, значит, не моя. А где моя?

– Хорошо, что ты не сердишься. Чего теперь сердиться? – Анна Степановна впервые улыбнулась. Зубы у нее были ровные, белые, как будто литые.

– Сердиться-то че ж сердиться. Плакать надо.

– Плакать. Здоровый мужик и – плакать. Это, может, мне плакать нужно, а я, смотри, улыбаюсь… Может, макаронов отварю?

– Не надо, Анна Степановна, к чему макароны, если есть водка? К водке лучше картошки.

– Можно и картошки.

Анна Степановна встала, с неохотой открыла крышку подполья и, свесившись туда, оставшись наверху неожиданно раздавшимся задом, начала набирать картошку. И здесь Иван во второй раз после улыбки Анны Степановны ощутил толчок крови, разливающейся от груди вверх – так она овладевала им.

Начали выходить дети – Света, Гоша, Гена и, держась за стеночку, годовалая Аня.

– Это что за батальон? – засмеялся Иван. – Соседские?

– Мои, – коротко ответила Анна Степановна, начиная чистить картошку.

– Когда ж ты их успела…

– А это уж мое дело, когда успела. А ну-ка, все отсюда! – прикрикнула она.

Тем же порядком дети удалились.

Иван замолчал. Продолжалась чепуха, глупость, которая началась полмесяца назад в Ленинграде.

Капитан из военкомата по-хозяйски уселся тогда за его столом, разложив бумаги.

– Так-с, Иван Михайлович Полуэктов… – начал он, передвигая бумаги. – Двадцать первого года рождения… Родился в Петрограде… Так-с… так?

– Так, – сказал Иван.

– В сорок третьем году служил в двести пятой стрелковой, Первый Белорусский… Так-с… так?

– В сорок седьмой.

– Может, и в сорок седьмой. И в двести пятой… Чем сейчас занимаетесь?

– Портной.

– Портной… Так-с… Ну вот, Иван Михайлович, нашлась ваша жена. И дочь.

Иван, как только увидел капитана, почувствовал: что-то будет. Но этого он не ожидал. Тупо переспросил:

– И дочь?..

– И дочь, – сказал капитан, переводя взгляд на жену Ивана.

– Пошел ты на хуй, – неожиданно сказал Иван.

– Ты! – обиделся капитан. – Я не посмотрю, что инвалид, – и врезать могу! Держи письмо! – он встал, ребром ладони проверил кокарду на фуражке и с порога комнаты сказал жене Ивана: – Безусловно, надо сознательно рассчитываться за свои дела. Справедливость диктуется обстоятельствами действий! Так-с!

И ушел.

Через полчаса из своей комнаты ушел Иван.

…Несколько ночей на Витебском вокзале он пытался объяснить жене, что никаких других жен у него не было. Он объяснял, а она сидела и не верила ни одному слову. Он доставал из чемоданчика бутылку, отхлебывал и снова объяснял. Она снова не верила. Появлялся милиционер. Иван начинал объяснять ему. Милиционер слушал, садился рядом, на место жены, которая сразу исчезала, и – верил. Потом Иван засыпал, просыпался, брел по городу и еще кому-то объяснял. Деньги были.

Через неделю он догадался пойти в военкомат. Нашел капитана.

– Ты капитан, чего, – сказал Иван, – тебе откуда знать? Я вообще двести пятую не слыхал. А ты сразу: двести пятая… Я всю войну, до сорок четвертого, в сорок седьмой стрелковой, полковник Воропаев… А ногу отрезали в Куйбышеве. Ты думаешь, так они и падают на безногих?..

– Зайдите за стойку! – приказал капитан.

– Думаешь, портной… Она тоже говорит: портной… Бабы, деньги с неба сыпятся… Ну и что? Деньги… Я за эти деньги ночь сижу… Ты мне скажи…

Иван достал письмо.

– Что, комендатуру вызвать? – сказал капитан.

– …что это за блядство? – продолжал Иван. – Вот, – он хлопнул ладонью по бумаге, – напишет, что я Геббельс переодетый, и ты поверишь? Ну хоть бы я имя-то знал! Хоть бы… по пьянке когда!.. Да сроду у меня Нюр не было!

– Закусывать надо, – сказал капитан…

Вечером они сидели за мохнатым растением, у низкого окна, и Иван продолжал:

– Да вот клянусь, веришь? Ну вот… ну, что? Если б было… В госпитале – нет. Нет! – Иван сдернул кепку. – Перекрещусь!

– Не… – сказал капитан и покачал пальцем. – Не-е… В бога – никогда! Не имею!.. И ты! Молчи…

– Я знаю… – сказал Иван, надевая кепку. – Знаю… Она ждет – да. Да! Такая! Темная ночь!.. Тогда пожалуйста, пару раз по морде – и все в порядке… Ты где служил?

– Я? – капитан поднял голову и сосредоточенно посмотрел на Ивана. – А г-где мы находимся?

– В «Лондоне».

– Где? Как? – капитан хлопнул себя по карманам гимнастерки и, успокоившись, быстро огляделся исподлобья. – Давно?

– На Восьмой линии мы находимся, – сказал Иван. – Чего мне делать-то сейчас?

Капитан глубоко вздохнул.

– Чего?.. Чего… – сказал он. – Ехать тебе надо… в Кунгур. Не верю я тебе, ни одному слову… Полуэктов? Полуэктов… Иван? Иван… И – все. И умрешь Полуэктовым. И не докажешь…

Поезд «Москва-Хабаровск» давно скрылся, платформа опустела. В телеграмме Иван не написал номер вагона. Одна женщина прошла мимо него раз, другой…

– Анна Степановна? – спросил Иван.

Она остановилась.

– Не узнаешь, Анна Степановна? – сказал Иван и вздохнул: – Елки-палки…

– А… Иван? – спросила Анна Степановна.

– Я – Иван. Я Иван. Я Михайлович. И Полуэктов я. Похож?

– Да разве…

– Когда видела-то последний раз?

– В госпитале…

– В госпитале… Десять лет ждут, потом пишут. В Ленинграде Полуэктовых полторы тыщи человек!.. Едь сюда за свои деньги!

– Да я-то откуда…

– Откуда! А я – оттуда! – Иван показал пальцем на запад. – Все оттуда же!.. Жена осталась, детей двое! Ты вот едь да им расскажи, что я – это не я!..