Леонид Васильев - Седьмого не стрелять (сборник)

Леонид Михайлович Васильев

Седьмого не стрелять

© Л.М. Васильев. 2015

Терентий

1

Сразу за глинистой просёлочной дорогой начинается заброшенное поле, поросшее бурьяном, крапивой и разными кустами пород никуда не пригодных.

У одинокого дома пропавшей деревеньки, прижавшись спиной к изгороди палисадника, на скамеечке сидит пожилой человек с такой же старой у ног собакой.

Терентий Петрович помутневшими, как мокрый жемчуг глазами, посмотрел на своего Дружка, ласково погладил его по голове. А Дружок, подняв седую в шрамах морду, благодарно лизнул хозяину руку и зевнул, показав пожелтевшие с годами, источённые клыки.

Старик одет по-осеннему тепло, с годами он стал ко всему чувственным, слезливым от прожитых лет и потерь. Его жена умерла при родах, а будучи однолюбом, с тех пор Терентий Петрович больше не бракосочетался. Взор старика устремлён в сторону густой рощи посреди поля, где плакучие ветки вековых берёз на ветру скрипят над могильными крестами старого кладбища.

В последнее время Петрович с какой-то особой любовью стал поглядывать и прислушиваться ко всему, что окружает его: к шуму деревьев, пению птиц, течению речки за деревней, которая уже потеряла былую резвость, к печальной красоте осени. Иногда, подставляя солнцу и ветру лицо, он забывает о своей старости, оживает, словно по жилам его растекаются живительные весенние соки. Со щемящей тоской он теперь ценит жизнь и любит окружающий мир, который в молодости оставлял его равнодушным.

«Как было бы мудро и прекрасно, – с волнением думал Терентий Петрович, – если бы все люди на земле, узнав о моей любви к природе, вместе со мной постигли бы красоту земли и сладостный вкус жизни».

В такие минуты Петровичу кажется, что вся природа ему говорит о чём-то сокровенном, неведомом, о чём он раньше и не догадывался. Будто теперь окружающий мир стал для него значительным, полным глубокого смысла. Что-то в душе творится, словно мелодия старой виолончели поёт, рассказывает о жизни: тихо грустит и стонет, а то вдруг, громким форте, зальётся радостным смехом…

Не отводя глаз от старой рощи, Терентий Петрович, обхватив свою седую голову, восклицает: «Боже, как время-то бежит! Кажется, совсем недавно мальчишкой был, а уж сам превращаюсь в старика. Родители-то и родственники давным-давно на погосте».

2

Как-то среди старых немногочисленных фотографий Терентию Петровичу попалось послевоенное семейное фото, где на снимке отец Петр Иванович, мать Василиса и подросток Терентий.

Снимок сделан заезжим мастером. Раньше в деревне фотокамера для многих была в диковинку. Вглядываясь в родные лица, Терентий Петрович прослезился. Память воскресила рассказы отца и матери.

До войны отец работал механизатором, пахал и засеивал колхозные поля. Любил охоту и рыбалку, слыл хорошим стрелком. Поэтому на фронт его призвали в качестве снайпера, хотя кадры танкистов были не менее важны.

Во многих случаях смертельной борьбы с врагами охотничий опыт и навыки помогали нашим разведчикам, снайперам, партизанам и десантникам бить фашистов и побеждать. Охотники легче других переносили все тяготы и невзгоды походной жизни, спокойнее и увереннее ориентировались на местности, а главное – были находчивее в минуты опасности.

После войны Пётр Иванович вновь управлял трактором. Бывало, на деревенских гуляниях подвыпившие мужики приставали с вопросом:

– Иваныч, ты бы рассказал – скольким фашистам в черепах дырок насверлил?

Не хотелось Петру ворошить былое, страшное и он уклончиво отвечал:

– Дак, фашист он хуже змеи ядовитой, она хоть уползает, а этот – прёт и прёт! Бей его гада – не жалей!

С войны Пётр Иванович привёз трофейное ружьё – системы Зауэр и в свободное время, в сезон охоты, бродил по знакомым местам.

За то время – пока местные охотники воевали, по всей округе развелось невиданное количество волков. Зимой в опустевшем лесу становилось холодно, и волки бродили повсюду. Хищники подходили к деревне и начинали «собачничать». Невдалеке заводил старый волк тягучую песню. Из деревни отвечали ему псы. Иная шалая дворняжка храбро выскакивала с заливистым лаем за околицу, и волки, вынырнув из темноты, отрезали ей дорогу назад. Испуганный визг собаки, короткая свалка – и звери уже уносили из деревни добычу. Покончив со смельчаками, серые разбойники хватали собак со двора, а цепных утаскивали с цепью. Разобрав гнилые крыши, резали домашний скот в хлеве. По ночам заглядывали в окна крайних домов.

После войны на волков объявили всеобщую охоту. За каждого серого разбойника стали давать награду и деньгами, и мясом колхозных животных. Охотники, имеющие ружья, занялись делом. Промышляли волков красными флажками, ловили капканами, стреляли на привадах.

В зимнее голодное время кладбищенскую рощу с давних пор посещают стаи лесных петухов и куриц. Тетерева с жадностью склёвывают с веток мороженые почки, набивая ими полный зоб так, что сторонний мусор и шелуха сыплются на могилы.

– Кладбище хорошее кормное место для лесной птицы – святое место, – говорил охотникам Пётр Иванович. – Нельзя эту птицу убивать, может, в них души наших предков!

Знакомые охотники, знавшие о контузии Петра, меж собой рассуждали:

– От контузии в голову Петру и не такое взбредёт. По его мнению, получается, что лесные петухи и курицы питаются через древесную связь мертвечиной из могил. Факт, действительно, корни вековых берёз уходят за питанием глубоко. Неужели они проникают до могил?.. Недаром сборщики лесных даров ягоды и грибы на кладбищах не собирают. Так рассуждая, мужики неоднозначно качают головами…

Однажды Терентий спросил отца:

– Папа, скажи, а почему меня назвали странным именем – Терентий?

– Почему странным? – удивился отец. В нашей деревне такое имя не первое. С таким именем есть почтенные старики. Вполне приличное имя, я полагаю, оно придумано ещё в древности от названия птицы – тетерев. Этот лесной петух силён и красив. На его голове брови густые и красные, перья чёрные с синевой, а хвост – просто чудо, раздвоенный, как усы у гусара!

Сын Терентий, представив себя военным гусаром, заливисто засмеялся:

– Так значит я – это Терентий – гусар?..

– Так точно! – хохотали родители Пётр и Василиса.

Как-то к отцу заглянул взволнованный сосед Макар, возбуждённо рассказывал:

– Ну и дела, Пётр Иванович?!..

– А что случилось, Макар?

– Собрался я в лес за дровами, накидал полные дровни чурбаков. Сам на дровах сижу, а собачонка за санями бежит.

Еду, лошадь погоняю, на морозе полозья скрипят, далеко слышно. Откуда ни возьмись возле саней оказались два волка, схватили собаку и разорвали на глазах. Лошадь в страхе бежит, вся в мыле. Слава Богу – хоть с приключением, но до дому добрались.

– Повезло тебе Макар, если бы не жертва собакой, звери занялись бы лошадью. С возом-то далеко не убежишь. А пошто ты в лес без ружья поехал?..

– Дак, дело-то было белым днём и дрова недалече, тут не до охоты было. Как-то в голову не пришло, что волки днём нападут!

Пока Макар горевал по собаке, у Петра возник план охоты. Он похлопал соседа по плечу и сказал:

– Накорми, Макар, свою лошадку досыта, поедем бить волков.

3

Сытая лошадка без понукания, похрапывая, с охотниками в санях и волочившимся на длинной верёвке мешком со свиным навозом, бодро бежит по дороге, минуя поле, в сторону леса. Мешок оставляет пахучий след для приманки зверей. Охотники одеты в овчинные полушубки. В санях полно душистого сена, мужикам вполне комфортно и тепло.

Для настоящей приманки желательно бы взять с собой маленького поросёнка, прищемив ему ухо, тот громко визжит, волки на этот аппетитный крик сразу же прибегут на ужин. Но поросят нужного размера в хозяйствах не нашлось. Конечно, в хлеве был годовалый боров, но куда-то ехать в санях он не пожелал. Насильно вытащить этого упрямого кабана, у мужиков не хватило силёнок. Да и неизвестно ещё как бы повёл себя в дороге этот упрямый поросёнок. И было бы нежелательно, что при непредсказуемых обстоятельствах весь этот «шпик» достанется на съедение волкам.

На ходу в санях, выпив по стакану самогона, мужики по очереди принялись изображать поросячий визг. В этом деле музыкальной подготовки не требуется, здесь вокал не нужен – визжат и хрюкают всегда без нот. И, когда Макар начинал изображать невинно обиженного поросёнка, Пётр Иванович зажимал уши, уж больно правдоподобно получалось:

– Ну и глотка у тебя, сосед – будто лужёная! – удивлялся Пётр.

– Ага, – соглашался Макар, – это мы могем.

Проезжая на почтительном расстоянии от кладбища, охотники залюбовались огромной стаей сидящих на берёзах тетеревов.

– Глаза радуются при виде этих птиц, – бормотал Петр.

– Да, много их развелось в нашем краю, – поддакнул Макар.

Вскоре дорога пошла лесом. Лошадка, похрапывая, легко тянет дровни с охотниками, а за ними мешок с навозом. Морозно скрипят деревянные полозья.