Олег Колмаков - Зона отчуждения, или Жуткие игры славянского бога

Зона отчуждения, или Жуткие игры славянского бога

Олег Колмаков

© Олег Колмаков, 2017

ISBN 978-5-4474-8438-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1991 год

Ночь с 9 на 10 июля 1991 года

Юрий Александрович Громов ещё не знал, что видел последний сон в этой жизни. Он проснулся среди ночи, в тот самый момент, когда кукушка настенных часов, висевших в коридоре, только-только «откуковала» положенные ей три раза. Сердце сжимала неизвестная доселе боль. Держась рукой за правую сторону груди, мужчина тихо вышел на кухню. Прикрыв за собой дверь, Юрий Александрович настежь отворил одну из больших оконных створок. В лицо пахнуло прохладой и сердце Громова, как будто, немного отпустило.

Там, за кухонным окном, в темноте улицы стрекотали сверчки, а со стороны железнодорожного вокзала, доносился шум уходящего вдаль поезда. Ночная тишина и лёгкий ветерок, воздействовали на Громова, лучше любого успокоительного.

Не включая свет, Юрий Александрович нащупал на подоконнике пачку сигарет и спички.

Присел на табурет. Закурил.

Сейчас, ему очень хотелось, хоть с кем-то поделиться своими впечатлениями, оставшимися от только что приснившегося, чрезвычайно реального, а потому и такого пугающего, кошмара.

Привиделось Громову, будто стоит он в длиннющей очереди за разливным пивом…

Люди постарше, наверняка припомнят лихие времена, конца восьмидесятых – начала девяностых. То был период сухого, горбачёвского закона, когда водка отпускалась, исключительно, по талонам (точнее, в магазинах, её вовсе не было), а очередь за пивом приходилось занимать с предыдущего вечера. Чуть позже, на смену ему, придёт эра финансовых пирамид, рэкета, Лёни Голубкова, спирта «Роял», Кашпировского и сумасшедшего роста цен. Но всё это, ещё впереди. А пока, Юрию Александровичу – ни с того, ни с сего – вдруг увидел себя, стоящего в очереди с бестолковой толкотнёй, матерными и недовольными ругательствами.

Вереница хмурых, обрюзгших мужиков с опухшими, тёмно-красными лицами, двигалась очень медленно. И всё же – сантиметр за сантиметром – Громов приближается-таки к заветному окошку. Предчувствуя свершение своих долгих ожиданий, Юрий Александрович уже начинает суетиться: пересчитывает зажатые в потной ладони деньги; принимается заранее доставать и открывать, припасённую для этого случая, десятилитровую фляжку. Как вдруг слышит очень знакомый – будто из своего прошлого – окрик: «Юрка, помоги!». Оглядывается наш герой на тот голос и видит Виктора – своего друга и земляка, с которым восемнадцать лет назад служил на погранзаставе и который погиб в злополучном ночном дозоре.

Витька, как и прежде: молодой и одетый в ту же самую армейскую форму, тех лет – отчаянно отбивался от пьяных отморозков. Тех самых хулиганов-алкашей, которых Юрий Александрович не однократно видел здесь, близ этой самой стационарной «точки» розлива пива. Они «крутились» тут постоянно: вымогали деньги у мирных граждан и жестоко били всех тех, кто им в этом отказывал. Увы, но таковы были (в сугубо рабочем посёлке – некогда преуспевавшего, а ныне бедствующего крупного металлургического предприятия) порядки, таковой была суровая правда жизни. Воспитанная улицей и предоставленная сама себе, безработная молодёжь постепенно спивалась, наглела и, вот таким, примитивным способом, пыталась выжить и утвердиться в посёлке.

Пьяная свара уже успели, в кровь, разбить другу нос и порвать армейский китель. Юрий, бросившийся было на помощь туда – в самую гущу событий – тут же осёкся. Заметив, что подошла его очередь – он не сдвинулся с места. Право, не мог же он – вот так запросто – бросить то заветное, ради чего отстоял здесь битых шесть часов. Выкрикнув: «Витёк, обожди немного – я сейчас!» – Громов скоренько сунул свою тару, в чёрное окно непреступной пивной «амбразуры».

Уже через минуту холодная фляжка, с поднимавшейся над самым горлышком пеной, вернулась в руки Юрия Александровича. Захлопнув крышку и перепрыгнув через бордюр, он незамедлительно ринулся к товарищу. Да только тот, к которому так спешил Юрий Александрович, уже недвижимый лежал в серо-красном месиве крови и пыли – лицом вниз, раскинув руки в стороны.

Громов растерянно присел на землю, опустившись над бесчувственным телом друга.

«Ты что, Витюха?» – он повернул на себя товарища. Однако, вместо знакомого с юности лица – Громов в ужасе, вдруг увидел его истлевший череп, сквозь чёрные зубы которого послышался укор, дескать: Юрка, как ты живёшь? В ту же секунду, тело Виктора, превратившись в лёгкий пепел, ссыпалось сквозь пальцы Юрия Александровича на землю.

«Бессмысленное, а потому, дурное видение!.. Вот интересно: к чему оно?.. К чему может присниться, подобная хрень?..»

Пока Громов задумавшись, смотрел вдаль – его сигарета успела истлеть наполовину. А собственно в чём, мог упрекнуть его армейский товарищ? Жил он, как все живут. Как обычный, среднестатистический обыватель. Как и положено: отслужил в армии, устроился на завод, женился. Двое детей, своя квартира. Куда не кинь, повсюду – ну самая рядовая, рабочая биография. Да, и на предприятии – хоть и был он несколько обособлен от трудового коллектива – всё равно, пользовался доверием и уважением. Даже учеников, ему доверяли. Особо конечно, не выделялся, на рожон не лез – но и среди отстающих, никогда не значился. Он всегда старался быть малозаметным и простым рабочим муравьём, в бурлящем муравейнике завода.

Однако увидев во сне друга – какие-то непонятные, скорее тяжёлые мысли и воспоминания – в одночасье навалились на Громова. Возможно, Юрий Александрович вспомнил, что восемнадцать лет назад – Виктор, сражённый пулей нарушителей государственной границы и фактически умиравший на его руках – просил Юрия, обязательно зайти к его матери и невесте. Рассказать им, как погиб их сын и жених. Что не струсил он в роковую минуту, ни смалодушничал. А так же о том, что ближе и роднее, этих дорогих ему женщин, у него никого и никогда не было.

Однако «гражданка» так закрутила Громова, что не до этих ему было, скорбных визитов. А после, как-то всё само собой и подзабылось. Да и какой был смысл, спустя год или того более, приходить к чужим ему людям, и вновь бередить их, да и свою память – не самыми приятными армейскими воспоминаниями…

Не вставая с табурета, Юрий Александрович открыл холодильник, достал с верхней полки запотевшую бутылку пива и прямо из горлышка – двумя глубокими глотками, опорожнил её до дна. Обтерев мокрые губы, попытался раскурить уже потухшую сигарету. Но после нескольких «холостых» затяжек, бросил окурок в пепельницу. После чего, тяжело вздохнув, покинул кухню – перед грядущим рабочим днём, требовался нормальный отдых…

– Ты чего? – проснулась Лариса – супруга Громова, когда Юрий Александрович вернулся в спальню.

– Да так, ничего!.. Просто, перекурил!.. – залезая под лёгкое покрывало, шепотом ответил муж.

Около четырёх часов утра, сердце Громова внезапно остановилось…

Такого знойного и невыносимого лета, не могли припомнить даже видавшие всякое местные старожилы. Ну, а данная ночь – выдалась в это лето, наиболее жаркой и предельно душной.

Мужчина, постояв какое-то время на безлюдном станционном перроне, вытер со лба испарину и, ковыляя на левую ногу, прошёл в помещение вокзала.

Выглядел тот мужичёк, чрезвычайно скверно. Одет он был в разодранные, давно не стираные брюки и очень грязный, протёртый до дыр пиджачок, накинутый на голое тело. К этому нелицеприятному портрету, пожалуй, стоит добавить и видавшие виды сандалии, найденные на прошлой неделе, в одном из мусорных баков; небритое лицо; воспалившиеся веки и то, что он не мылся в течение последних нескольких месяцев. Потому и источал вокруг себя невыносимый «аромат» мочи, помойки и блевотины. Подобное, антисоциальное явление, в народе именуется просто и лаконично – БОМЖ.

Здесь следует заметить, что привокзальное отрепье – в большинстве случаев, ведёт весьма сплочённый и воинственный образ своего существования. «Вокзальные» – в каком-то роде, это особая (привилегированная, что ли) каста, среди прочего бездомного сброда. Чужаков, случайно просочившихся на их территорию – здесь не то, что не признают – а воспринимают, как злейших врагов и встречают во все оружия. Ведь вокзал, для нищебродов – это некий оазис – на огромной карте города, очень удобное в «стратегическом» плане место. Зимой, здесь всегда можно обогреться; переночевать и подкормиться в любое время суток. Ещё, тут всегда многолюдно, а значит, есть реальная возможность затеряться в толпе, выпросить милостыню и, в конце концов, собрать стеклотару, оставленную спешащими пассажирами.