Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях

Александр Холин

На краю вулкана. Сказки для взрослых или Неадекватные мысли об адекватных событиях

Сказка про соловья

Посвящается Сергею Соловьёву

Старинный парк уже оделся листвой, ещё не успевшей покрыться сизой городской пылью и заманивал свежим весенним ароматом всех окрестных перелётных и не перелётных птиц.

На ветках старой раскидистой липы, также молодящейся в эти ласковые дни, примостилась неприметная соловьиная пара то ли обсудить какие-то свои птичьи проблемы, то ли просто отдохнуть. Соловьиха сидела, нахохлившись, не обращая внимания на прихорашивающегося рядом соловья, и была похожа на сердитую квохшу. Казалось, ни тёплый майский вечер, ни вновь зазеленевший парк, играющий весёлой листвой, не радуют её.

Соловей пытался растормошить свою подружку лёгким пощипыванием в крыло, но она только фырчала в ответ, совсем как свернувшийся в клубок ёжик.

– Ну, что на тебя, право, нашло сегодня? Может быть, я что-то не так сделал? – размышлял Соловей вслух, поскольку ничего кроме фырканья не смог добиться от Соловьихи.

– Вот именно! – встрепенулась та. – Вот именно! Не так сделал! Конечно, не так! Вон, полюбуйся, даже бродяга Воробей увёл для своей Воробьихи скворечник со всеми удобствами из-под самого носа у скворцов!

– Но я же…

– А Щегол для Щеголихи импортный пух достал!

– Но…

– А у Малиновки муж в саду американского посольства работает!

– Так ведь…

– Даже Пеночка пенки со сливок снимает, а я? – всхлипнула Соловьиха.

– Дорогая, я ведь тоже для тебя стараюсь что-то сделать. Ты же знаешь…

– Стараешься, стараешься. Да что ты вообще в жизни сделал? – не унималась Соловьиха.

– Но ведь я же певец, – защищался Соловей.

– Кому нужно твоё пение, идиот? Да и поёшь-то ты хуже Ворона!

– Ну, знаешь!..

– Знаю, знаю, – распушила хвост Соловьиха. – Дура я была, что на твои уговоры согласилась. Вон Ворон давно в жёны зовет. У него и дупло свое есть, и даже часы золотые. Говорит, заморский раджа подарил.

– Часов у меня нет, но ведь пение мое всем приносит радость, – пытался объяснить Соловей. – Все люди и даже Ворон с удовольствием слушают мои песни. Радость – это такое состояние души, когда любое существо на земле превращается в истинного творца!

– Вот и живи со своей радостью, – Соловьиха вспорхнула с ветки и исчезла в сгущающейся над парком темноте.

Соловей некоторое время сидел, молча, не шевелясь, но вдруг поднял к заполнившим вечернее небо звёздам свою грациозную головку и над Сокольниками полились необычайно прекрасные трели соловьиного плача.

Внизу, под липами, тьма казалась гуще и там, на скамейке, прикрываясь этой темнотой, как плащом, сидел человек. У его ног белело множество окурков. Видимо, он расположился на этой лавочке довольно давно и, выкурив очередную сигарету, бросал окурок себе под ноги, не обращая внимания на стоящую неподалеку урну.

Однако необычайная соловьиная трель отвлекла его от собственных вязких, как болотная топь, дум и он, прислушиваясь, пытался высмотреть певца в тёмных кронах дремучих лип.

– Ишь ты, что вытворяет, – еле слышно произнес человек, – можно подумать, в царстве Печали петь обучался. Только откуда ему знать про печаль? Такого знатного певца подруга не бросит, не то что… Эх, ладно, – досадно сплюнул человек, загасил башмаком очередной окурок и побрёл по вечерней аллее к дырке в заборе, за которым весело горели разноцветные окна домов, а вслед ему из темноты лились удивительные печальные трели о не нужной никому радости жизни.

Сказка про телефон

…сестре Галине

– Алё. А, это ты? Слушай, я с тобой хотела посоветоваться по одному очень важному делу, но это лучше потом, когда увидимся, а то по телефону, да еще и по сотовому, такие вещи не решают. Между прочим, я за сотовый телефон жуткую арендную плату вношу, так что если по телефону говорить, да ещё и по мобильнику, то только по делу. Кстати, о деле: я тебе давно хотела сказать, но это лучше потом. Ты мне потом позвони на работу по обычному телефону, и я тебе всё расскажу, а то по сотовому слишком дорогое удовольствие разговаривать даже по делу, пусть даже важному, пусть даже нужному. Тем более, что заехать ко мне на работу ты всегда можешь, когда я на работе работаю. Или лучше позвони по городскому, и мы обсудим, что там у нас на текущий момент накопилось. Нет, ты меня не перебивай, я тебе ещё не всё сказала. И вообще, перебивать не вежливо. Я в твои-то годы всё терпеливо выслушивала. Тем более, что я тебе по делу звоню. Кто? Ты звонишь? Это не важно. Важно другое: я с тобой сейчас разговариваю по мобильнику, между прочим, а знаешь какие деньги за абонентную плату дерут? Ужас! Тем более, что мне всё же ещё что-то кушать надо и на транспорт, и на мелочи всякие. А я ещё не слишком старая женщина и мне хочется себе иногда тряпочку какую-нибудь купить, а тут ещё и за мобильник плату вносить надо, так что вообще караул получается. Но я ведь ничего не говорю, я говорю, что по мобильнику лучше всего решать только важные вопросы. Или нет, важные вопросы не всегда важными бывают. Это ведь не неотложные дела, про которые действительно надо договариваться по сотовому. А по сотовому лучше всего договариваться на время, чтобы встретиться там-то и там-то и во столько-то, столько-то. Потому что если долго по мобильнику разговаривать, то можно на такую сумму наговорить. Ужас! Вот я и говорю. Да не ты, а я говорю про дела, что ты меня всё время перебиваешь, слова не даешь сказать?! И вообще, что такое срочное тебе хочется сообщить, чего я не знаю? И даже если не знаю, то я скоро приду на работу, а ты приезжай туда, и там поговорим, а то по мобильнику всякие там проблемы обсуждать – слишком дорогое удовольствие. Но я слушаю тебя, чего ты молчишь или вопрос сформулировать не можешь? Так ты лучше сначала подумай, что сказать хочешь, а то говорить соберёшься пока, так у меня уже все лимиты на разговоры закончатся, потому что по мобильнику говорить – это довольно дорого, разориться можно…

Сказка про чай

Сразу за нитяными вспышками прозрачного бабьего лета на город навалилась холодная ветреная непогодь, подкрашенная крапчатым дождливым небом с небольшими просветленными перерывами.

По мостовой, не особенно обращая внимание на всхлипывающие под ногами лужи, чуть ли не строевым чеканил человек в кожаном – до пят – пальто с поднятым по случаю непогоды воротником и надвинутой на глаза шляпе. Судя по всему, он шёл к особняку, перегородившему жёлтым оштукатуренным боком добрую половину кривой худосочной улочки, за что и прозвище получил благозвучное: «Камень преткновения».

Надо сказать, что в «Камне преткновения» частенько собиралась литературная братия отнюдь не христианского толку, поскольку богоборческую политику партии и правительства надо было донести в темные народные массы самым светлым и светозарным образом при помощи идеологически подкованных прорабов стройки, недостройки, перестройки и перекройки человеческих душ, а большинство писак малого, среднего и не крупного пера готовы были даже свои души «перековать на орала», лишь бы вовремя да поближе пустили к сытному Литфондовскому корытцу. И ковались будущие перековщики душ, в этом самом писательском вертепе уча и поучая друг друга за рюмкой чая, кулаками вышибая истину из пыльных толстовок товарищей и витийствуя зело при этом.

Банкетный зал «Камня преткновения» привычно зудел на разные голоса, так что вновь прибывший быстро вписался в тему, ничем особым не выделяясь и не обращая на себя внимания окружающих. Он примостился за свободным столиком, покрытым аляповатой заляпанной скатертью, на который водрузил принесенный с собой картонный планшет, размером превышающий столешницу.

Развязав тесёмки и высвобождая свою ношу от картонных вериг, незнакомец поминутно отдергивал руки, будто обжигаясь от чего-то раскалённого, но снял-таки и благополучно отправил в угол не нужный уже планшет.

На столе осталась лежать… алтарная икона с изображением Николы Мир Ликийских чудотворца.

Пришелец давно уже растворился в надвинувшемся облаке табачного дыма, сверкнув на прощание озорными глазами из под обтрепанных полей видавшей виды необъятной шляпы. Но никто из присутствующих, занятых исключительно своими гениальными произведениями и не менее гениальными мыслями, не обращал на икону внимания.

Возможно, выходка незнакомца так бы и окончилась ничем, поскольку кто-то из классиков уже оставил, походя, на иконе кружку недопитого пива, кто-то уже об угол доски загасил папироску, но…

Но без женщины и тут не обошлось: ведь должен же кто-нибудь крутоумным и туполобным мужикам подбросить яблоко раздора.

– А-а-а-а! Глядите, гадость какая! – заверещала довольно мясистая модно раздетая корова, – кто сюда это приволок?!

Накуренный монолит атмосферы «Камня преткновения» качнулся в одну сторону, в другую… Мирный ход мирной истории был нарушен. К столику стали собираться маститые и не очень, но каждый на глубину своей масти считал возможным резюмировать происшествие.