Инна Тронина - Дух неправды Страница 26

А вот Индира обязана как можно дольше оставаться невредимой. И зря она до сих пор упрямится, отказываясь убрать сикхов из числа своих охранников. Разумеется, это не пойдёт на пользу её имиджу, будет на разные лады обыгрываться врагами, выставляться ими как доказательства неравенства индийских общин, дискриминации по религиозным признакам – пусть! Лояльные сикхи всё поймут. А те, кто постоянно ищет повод для свары, и без того найдут его. Нельзя ручаться ни за кого из охранников, даже самых преданных и проверенных. Наоборот, именно на таких, скорее всего, убийцы и сделают ставку.

«Я не найду себе покоя до тех пор, пока она жива!» – ничуть не стесняясь заявил в микрофон «Би-би-си» доктор Чаухан. «Твой конец близок!», «Десаи не сумел, мы справимся!» Эти и другие послания подобного содержания Индира не раз показывала Кальпане, когда они вместе пили кофе или чай с молоком. «Индусские собаки, мы сумеем постоять за чистоту своей веры! Да здравствует Кхалистан!», «Дрожи, твоя смерть рядом!»

Прочитав всё это, Индира спокойно раскладывала бисквиты по тарелкам. Кальпана, наблюдая за ней, понимала, что и сама не может вести себя иначе. Вот только удалить сикхов из охраны, пусть на какое-то время, не есть признак трусости или религиозного изоляционизма. Индира должна сделать это не для себя лично – для страны, которая стоит сейчас на пороге великих потрясений.

Летом Кальпана посещала верховья Ганга, о чём мечтала уже давно. Для неё это событие было сродни хаджу в Мекку для мусульманина и паломничеству в Иерусалим – для христианина. Она поднялась на головокружительную высоту, на ледник, из которого вытекает священный Ганг, и говорила там с высокими йогами. За Ганготри[105] кончалась дорога, по которой разрешалось ходить туристам, и дальше путь продолжали только паломники, в основном индусы.

Они все шли по горнолесной тропе, забираясь всё выше и выше. Ни один не обращал, внимания на закутанную в покрывало маленькую женщину, хотя все знали, кто она. В Змеиной деревне, где в качестве домашних животных крестьяне держали кобр и питонов, Кальпана тоже надела змею на шею и поговорила со стариками. Те сообщили, что в последнее время под видом паломников, «философов», фанатов йоги и просто увлечённых Востоком, в страну прибыло гораздо большее, чем обычно, количество белых, по виду англичан или американцев. Потом они проследовали на юг, к столице.

Некоторых старики видели сами, кое про кого слыхали от родственников, знакомых и других верующих, жаждущих духовного самосовершенствования. «Это неспроста, Кальпана-джи, их никогда здесь столько не бывало! Даже когда ходили хиппи и другие молодые люди. Что им здесь нужно? Как бы не вышло плохого. Расскажите об этом в Дели Индире-джи, потому что мы очень боимся…» Один из этих стариков, здешний уроженец по имени Мадхупа, когда-то сидел в английской тюрьме вместе с Рамом Бхандари. При каждом удобном случае он информировал Кальпану о происходящем в горах и предгорьях.

Побеседовав со стариками и немного отдохнув, Кальпана продолжила свой путь к Таповану.[106] Паломники пересекли ледник, потом целый день снова шли по камням и, наконец, оказались в долине, окружённой горами. В многочисленных пещерах и жили те люди, с которыми хотела встретиться Кальпана. Особенно её интересовал один человек, живший уже долгие годы с чёрным платком на глазах. Он ориентировался лишь по слуху и запахам, а потому умел очень точно предсказывать будущее. О нём говорили разное, называли его бессмертным, как христиане Агасфера.[107]

Когда-то, много лет назад, он спускался в Змеиную деревню и там передал Кальпане нерукотворный лингам – камень, найденный в горной речке. Теперь она несла лингам с собой и не знала, заберёт его отшельник или оставит. Аскет лингам Кальпане оставил, хотя перед этим долго держал его в руках и как будто раздумывал, стоит ли возвращать священный предмет. Потом заговорил тихо и медленно, словно наблюдая за тем, что видел сквозь свою чёрную повязку.

– Живущий в вечности, не боится сиюминутного. С Запада находит ночь, за которой наступит утро. Когда схлынут волны тьмы, многих недосчитаются. С этим ничего не поделаешь. Чтобы прорастали зёрна, должны лить дожди. У тебя есть, сильный враг, вы скоро встретитесь. Он даст тебе выбор между жизнью и смертью. Чтобы победить его, тебе нужно умереть. Твоё оружие – не меч, а правда. Пусть лингам будет с тобой в огне…

Опять огонь! И на сей раз, похоже, пророчество сбудется. Кто этот враг? Человек или дух? А, может, он уже проник под видом философа в Гималаи? Или прибыл на самолёте, пересёк границу легально, под собственным именем? Какая разница?.. Это реальность. Нити судьбы, сплетаясь причудливым узором, выводят на давно уже предсказанный конец. Будь, что будет. Она сделали всё, что могла…

Кончался жаркий сезон, приближалось время дождей. Уже наползали, клубясь, тяжёлые серые облака. Кальпана долго смотрела на зелёное волнующееся море за окном, на толстые белёные стены, огораживающие дом со стороны проспекта. Джиотти Сингх сидел в кресле перед столом и смотрел на диван, застеленный пёстрым покрывалом. Там лежали выкройки, а рядом, в резной шкатулке, катушки цветных ниток, игольница, вязальный крючок и прочие мелочи, необходимые для занятия рукоделием.

Шанта развалилась на ковре у ног хозяйки, высунув язык от жары. Время от времени она настороженно поглядывала на окно, как будто вспоминая о недавнем визите стаи обезьян, которые утащили с собой и старую шкатулку, и очки Кальпаны. После этого на окна поставили защитные жалюзи, которые сейчас хозяйка закрыла и повернулась к мужу.

Тот словно обратился в статую – смотрел на три узкогорлых старинных кувшина в золотых прожилках. Меркло тонущее в тучах солнце. Оно пробивалось через другое окно, выходящее во внутренний дворик и потому не закрытое. Ветер гонял пыль и песок по каменным плитам дворика, и громко шуршали жёсткими листьями две растущие у окна пальмы.

Джиотти приехал неожиданно, без предупреждения, и Кальпана не смогла послать за ним машину. Она обучала трёх своих внучек вышиванию, когда личный секретарь Сумит, кстати, тоже сикх, доложил о прибытии Джиотти. Кальпана немедленно отослала девочек и отодвинула шкатулку, но закрыть её не успела. Муж вошёл в комнату, заслонив собою широкие двери – в тюрбане и защитного цвета костюме, смуглый и вспотевший. Белки его продолговатых, тёмных, как сливы, глаз набухли красными жилками.

Он не поздоровался с женой, как обычно, а обессиленно рухнул в кресло, Браслет, гребень и кириан он положил перед собой на стол. Секретарь вышел, и его шаги затихли вдали. Джиотти, против ожидания, всё ещё молчал, его горло непрерывно дёргалось, как будто он хотел и не мог проглотить застрявший в пищеводе камень.

Шанта насторожилась, привстала с ковра. Но потом, успокоившись и узнав Джиотти, улеглась обратно. Кальпана не начинала разговора – немного постояв у окна и опустив жалюзи, она села напротив мужа. Она, как всегда, тщательно протирала свои очки, и от линз по потолку метались зайчики. Потом тучи окончательно закрыли солнце, и зайчики пропали.

– Дождь будет сильный, судя по всему. – Кальпана всё-таки нарушила молчание. – Как бы наводнения не случилось. Почему ты не позвонил?

Джиотти повернул к себе вентилятор, и его ухоженная борода тотчас же разлетелась на пряди. Кальпана мельком взглянула в зеркало и убедилась, что к домашнему, коричневому в жёлтый цветочек, сари очень идёт густо-вишнёвая помада. Оба её запястья украшали золотые браслеты, а пальцы – три таких же кольца.

– Я еле успел на вертолёт, задержался на митинге.

Джиотти говорил с Кальпаной не так, как всегда, и она сразу заметила это.

– Ты чем-то огорчён? Тогда объясни мне…

– Объяснить?!

Джиотти коротко, резко рассмеялся, как будто ударил бичом, и тут же страдальчески оскалил свои великолепные даже в шестьдесят лет зубы.

– Тебе ли это нужно объяснять? Ты разве тёмная деревенская женщина? Ты – родственница и подруга премьер-министра, и об этом в Пенджабе знают все. Кроме того, люди помнят, что я – твой муж. И на том самом митинге, что кончился не так давно сегодня, народ Пенджаба просил меня ещё раз обратиться через тебя к Индире-джи, к центральному правительству, которое должно показать свою силу! Мы в Пенджабе больше не можем так жить, киннари![108]

Джиотти называл Кальпану этим именем и всегда говорил, что глаза у неё столь же прекрасные, как у сказочной полуптицы, полуженщины.

– Да пусть нам только прикажут, только позволят – мы сами вышвырнем эту нечисть из «Золотого храма»! Наши братья уже боятся там молиться, дом бога стал домом сатаны! Четыре года нет никакого покоя. Каждую ночь стреляют, мосты взрываются, поезда идут под откос. Но, похоже, злодей Бхиндранвале[109] обладает поистине страшной силой. Он ведёт за собой толпы народа на неправое дело, а я даже любимой жене ничего не могу доказать.