Юрий Колесников - Занавес приподнят

Юрий Колесников

Занавес приподнят

Глава первая

Воскресный день в Берлине выдался на редкость пасмурным. Свинцово-серые облака повисли над городом, словно готовые осесть на крышах домов, расстелиться по тротуарам, по мостовой. Дул резкий, пронизывающий ветер. Однако погода не помешала третьему рейху, опьяненному новой победой вермахта, пышно праздновать ликвидацию польского государства. Центр столицы напоминал густую рощу плакучих ив от бесконечных рядов свисавших с балконов и крыш кроваво-багровых полотнищ со скрюченной в мутно-белом кругу свастикой. Фонарные столбы были увенчаны пучками флагов. Рекламные тумбы, витрины магазинов, цоколи зданий и заборы на окраинах города пестрели большими плакатами, на которых рейхсканцлер Адольф Гитлер застыл с широко открытым ртом… Под этим изображением стояла выведенная жирным готическим шрифтом подпись:

«Они захотели войну? Они ее получат!»

По улицам сновали празднично одетые берлинцы. Мощные радиоусилители разносили захлебывающийся гортанный голос имперского министра пропаганды доктора Геббельса.

Заглушая его истерические вопли, со стороны Шарлоттенбургского шоссе все чаще и сильнее доносились звуки медных труб и барабанного боя…

Недавно объявленная Англией и Францией война Германии явилась поводом для новых парадов войск, крикливых слетов коричневорубашечников. Австрия была аннексирована, Чехословакия оккупирована, Польша разгромлена… Национал-социализм был в расцвете!

Черной автомашине, подкатившей на бешеной скорости к проезду через Ландверский канал, преградила путь маршировавшая под барабанную дробь колонна парней с коротко подстриженными волосами и свисающими, как у фюрера, прядями. Несмотря на осенний холод и пронизывающий ветер, юнцы были в шортах выше колен и рубахах с засученными по локоть рукавами.

Шарфюрер СС — водитель громоздкого «адлера», оснащенного множеством поблескивающих никелем фар и мощным опознавательным прожектором сбоку передней дверцы, — терпеливо ждал, пока пройдет колонна. Как это полагалось при наличии в машине высокопоставленных пассажиров, он не выключал мотор. Изменить маршрут, двинуться в объезд он тоже не имел права…

Едва барабанщики прошли вперед, до сидевших в автомобиле Хории Симы, руководителя легионерского движения в Румынии, и сопровождавшего его штандартенфюрера СС Пуци Штольца донеслась знакомая обоим песня:

И если весь мир в развалинах будет лежать,К черту! Нам на это наплевать…Мы все равно будем дальше маршировать,Потому что сегодня нам принадлежит Германия,А завтра — весь мир!Завтра — весь мир!..

Хория Сима подался всем корпусом вперед, прильнул к стеклу, подчеркнуто восхищенным взглядом провожая каждую шеренгу горланивших юнцов, надменно косившихся на прохожих зевак. Высшим идеалом этих молодцов была война. О ней они мечтали как о верном пути к почестям, наградам, известности, карьере.

Штандартенфюрер СС Штольц уловил восторженное состояние почетного гостя. На ломаном румынском языке эсэсовец пояснил:

— Это ест хитлерюгенд!

— Я… догадался, герр штандартенфюрер! — заискивающе поспешил ответить Сима. — У нас тоже есть молодежь, готовая идти в ногу с этими восхитительными юношами!

Высокий, худой, с вытянутым желчным лицом, напоминавшим традиционный облик Мефистофеля, штандартенфюрер СС Штольц неприязненно поморщился, но тут же, в знак одобрения, слегка кивнул. Его задело, что зарубежный гость столь смело позволил себе сравнить каких-то молокососов с отборными молодцами «высшей расы», которым самим провидением предопределено править миром.

Пуци Штольц не ответил. Так он поступал всегда в подобных ситуациях, стремясь показать собеседнику несравненность всего немецкого, арийского… Но, вспомнив, что недавно назначен «советником по особым делам Балканских стран», а щупловатого соседа с опущенными полями темнозеленой шляпы должны принять высшие чины абвера, а рейхсфюрер СС Гиммлер якобы даже намерен устроить ему аудиенцию у самого фюрера, эсэсовец торопливо посмотрел на часы и состроил недовольную мину. Этим он хотел показать гостю, что раздражение его вызвано исключительно непредвиденной задержкой.

Шествие юнцов продолжалось, одна за другой следовали колонны со штандартами впереди. Они направлялись в Спорт-палас на слет представителей семи миллионов членов «Гитлерюгенд», чтобы в очередной раз выслушать внушения о величии фатерланда из уст имперского руководителя национал-социалистской молодежи Бальдура фон Шираха.

— Досадная остановка… — наконец-то процедил сквозь зубы штандартенфюрер СС.

Хорию Симу это не огорчало. Наоборот, он с удовольствием смотрел на шествие, на чеканный шаг и стройные шеренги юнцов и предавался давней мечте о том дне, когда и его зеленорубашечники будут вот так же маршировать по улицам румынских городов, а он, «верховный главнокомандующий легионерским движением», будет принимать парад… «Когда, когда же, бог мой, настанет этот час?!» — думал Сима, отчетливо представляя себя с вытянутой вперед рукой на огромной трибуне крупнейшего бухарестского стадиона.

Хвост последней колонны уже миновал перекресток, и шофер, быстро набирая скорость, направил черный лимузин вдоль Ландверского канала, по прилегающим к нему улицам с уютно разместившимися иностранными миссиями и посольствами, потом свернул на Тирпицуферштрассе и почти тотчас же за поворотом резко затормозил перед темносерым, исполосованным в целях маскировки зелеными и коричневыми красками четырехэтажным зданием.

В сопровождении штандартенфюрера СС Штольца маленький и щупленький Хория Сима предстал перед недурно сохранившимся для своих пятидесяти двух лет адмиралом Канарисом. Невысокий, не очень плотный, со слегка выступающим животом, он даже в черном адмиральском мундире с широким аксельбантом, свисавшим с плетеных серебристых погон на покатых плечах, выглядел подчеркнуто простым, почти домашним. Такое же впечатление производило и его продолговатое смуглое, отнюдь не чистокровно арийское лицо с прямым мясистым носом, большими умными глазами и нависшими над ними пушистыми, седеющими бровями. Все в этом лице казалось мягким, приветливым: и открытый взгляд, и без напряжения сомкнутые губы, и округлый подбородок, и высокий лоб, и чуть мешковато свисающие щеки.

Еще издали — окинув оценивающим взглядом гостя из Румынии, адмирал медленно приподнял руку, доброжелательно улыбнулся и едва слышно, как человек, далекий от всяких формальностей, приветствовал вошедшего. Мельком взглянув на эсэсовца Штольца, начальник абвера сдержанно ответил и на его звонкое «хайль Гитлер!», затем, указывая на лиц, находившихся в кабинете, коротко, называя только воинские звания, представил каждого зарубежному гостю. Делал он это неторопливо, даже флегматично, но не упускал случая снова и снова взглянуть на Хорию Симу.

Впрочем, он и сам, знакомясь, не назвал ни своей фамилии, ни звания, ни тем паче должности, которую занимал здесь уже много лет. Спокойным жестом руки адмирал Вильгельм Канарис пригласил легионерского вожака сесть и сам степенно опустился в большое кожаное кресло напротив гостя, по другую сторону продолговатого округлого стола, на котором красовалась замысловатая пепельница: скульптурная группа из пяти лягушек, приготовившихся выпрыгнуть из круглого бассейна. Вряд ли мастера саксонского фарфора, создавая эту изящную вещь, подозревали, насколько изобретательно используют ее специалисты ведомства смуглолицего адмирала… В открытых лягушечьих пастях они установили миниатюрные, но весьма чувствительные микрофоны, скрытно, через доску стола и его ножки, подсоединенные к мощному аппарату звукозаписи…

Несколько в стороне от стола расположились заместители Канариса: начальник отдела кадров абвера и большой друг адмирала полковник Ганс Остер; рядом с ним всегда невозмутимый полковник Эрвин Лахузен, ведавший вторым отделом и слывший одним из крупнейших специалистов в рейхе по организации саботажа и диверсий за рубежом. Его люди непосредственно осуществляли руководство разведывательной агентурой за границей через различные филиалы отдела, координировавшего всю шпионско-диверсионную деятельность против Советской России и еще совсем недавно — против панской Польши. В той мере, в какой это касалось Бессарабии и Буковины, отдел этот занимался и Румынией.

К главе абвера подсел приглашенный специально для данного случая личный переводчик Гитлера — широкоплечий детина Пауль Шмидт.

На душе у Канариса было тревожно и пасмурно. И, конечно, не погода была в этом повинна. Были к тому иные причины. Однако внешне это его душевное состояние ни в чем не проявлялось. Он начал беседу с гостем с расспросов о положении в Румынии, о настроениях легионеров и перспективах движения в целом, уточнял, какие оппозиционные правительству партии разделяют программу легионеров и политику фюрера, что представляют собою отдельные лица, занимающие ответственные посты в правительственных учреждениях и в армии. Интересовали Канариса взаимоотношения короля Кароля Второго с окружающими его людьми, и с особой тщательностью он старался выяснить, насколько серьезно наследник престола молодой Михай поддерживает легионерское движение.