Сергей Семенов - По стальным путям
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Автор: Сергей Семенов
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 4
- Добавлено: 2018-12-11 23:28:27
Сергей Семенов - По стальным путям краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Сергей Семенов - По стальным путям» бесплатно полную версию:Сергей Семенов - По стальным путям читать онлайн бесплатно
Сергей Александрович Семенов
По стальным путям
Я, доктор Николаев, закрываю глаза плотно, с усилием, и вот:
– пригвождено ко кресту огромное истерзанное тело. Это тело моей родины. Дымится оно миллионом кровавых язв. Но радостно приемлет она крестные муки, и вера живая сияет в ее голубых глазах. Ибо на кресте надпись:
– радуйтесь, народы земли, через меня спасется род человеческий.
А две тысячи лет назад, и тоже во имя спасения рода человеческого, распял себя Христос, и сказано о том великим русским провидцем:
– Была минута: среди земли стояли три креста и к ним были пригвождены три человека; один из них до того верил, что сказал другому: завтра ты будешь со мною в раю. И умерли оба и не нашли ни рая, ни ада.
(Из записной книжки доктора Николаева, – интеллигента.)
I. Небо и земля.В ночи – бледная равнина. По бледной равнине – поезд. Над поездом несется небо, глухое, пустое, огромное – несется как исполинский провал, как глухая впадина и небытие. Из глухой впадины сползает, свисает грузная тьма. Давит на поля, на города, на мозг, на сердце. Во всей глухой впадине – ни одной звезды. Тьма без начала, без конца.
А на земле иное!
В мартовскую ночь тысяча девятьсот двадцать второго года скорый "Петроград-Москва" глотает шестьдесят верст в час. Шестьдесят верст! На середине перегона – семьдесят!! Мутно, как видения, несутся бледные поля в снежных плащах. Бледные поля бледно отблескивают. И тьма над ними другая: синеватая и живая.
Земля не похожа на небо!!
Паровоз ревет железным ревом. Паровоз, обезумев, несется по бледной равнине сквозь ночь и ветер. От паровоза несутся крупные красные искры. Искры с налету бьются в снег, долго не тухнут. Во тьме глухо свистят телеграфные столбы, одиночки-деревья, сторожевые будки с зелеными огоньками в окнах. На снежных плащах туманятся силуэты лесов. Где-то между ними притаились деревни, села, – тысячелетние, упорные, корявые, теперь переваривающиеся в реторте Революции.
Земля не похожа на небо!!!
Поезд ревет железным ревом. Поезд, обезумев, несется по бледной равнине. Вагоны рвет, бросает, кидает. Под вагонами – железный вихрь колес, треск, грохот, лязг, удары железа о железо. У поезда миллион железных мускулов и каждый мускул разгорячен. Поезд обезумел.
А на соединительных щитах между двумя вагонами – человек. О кожаную куртку бьются крупные красные искры – человек не видит; мимо несутся бледные поля в снежных плащах – человек не видит. Руки человека впились в железные поручни, как впиваются в горло. Под пальцами поручни извиваются судорожно. Под ногами судорожно извивается железный щит. Человека бросает, кидает, срывает. А человек сопротивляется, – сопротивляется бессознательно, инстинктивно, упорно, и в сопротивлении костенеет. В лицо бьет ветер. Снизу из-под вагона рвется железный вихрь колес. Сердце человека от непосильной борьбы растягивается, – растягивается, как кусок резины. Изнутри поднимается стихийное. Стихийное галопом несется в грохочущей крови, заволакивает глаза, слепит мозг.
Полтора часа назад человек вышел на площадку из купэ. В купэ было уютно, светло, тепло. На диване сидел сорокалетний доктор. Сорокалетний доктор вел с человеком в кожаной куртке, – товарищем Борисом, едущим по служебной командировке из Смольного, – пьяные, долгие, бестолковые, русские разговоры.
II. Разговоры– пьяные, долгие, бестолковые, русские, о Революции, о мужиках, о попах, о хлебе насущном. За окном – ночь. Поезд идет глухо и быстро. За окном идут снежные поля в бледных плащах. В купэ ровен свет электричества. В ровном свете все ровно и мягко зыблется. Слова доктора Николаева пьяны и искренни, а жесты не ровны и быстры. Доктора Николаева беспокоит ошибочка. – Ошибочка в революции нашей, – так выражается доктор Николаев.
– Их-хе-хе, ошибочка, говорю вам, непременно ошибочка произошла в революции нашей…
– Какая? какая? Говорите же толком.
И товарищ Борис, едущий по служебной командировке из Смольного, покойно смотрит на доктора.
Доктор не отвечает. Доктор беззвучно шевелит губами и бессмысленно смотрит в пол. Товарищу Борису хочется спать.
Поезд идет глухо и быстро.
Спросил доктор:
– В Москву?
Товарищ Борис открывает глаза. Доктор перегнулся к нему с дивана и смотрит в упор. Странный взгляд… Глаза – узкие и острые, как новое перо, и наполнены искрами. Товарищ Борис умышленно сидит неподвижно: фигура откинута на спинку дивана, плечи – распяты.
– Не в Москву…
Ответ сух и отдаленно насмешлив.
Товарищ Борис опять закрывает глаза.
Доктор же вдруг становится весел. Лицо глупеет.
– А куда?
"Бесцеремонен, однако", мелькает у товарища Бориса. Не раскрывая глаз, отвечает:
– В Поволжье.
– И я в Поволжье, – еще веселее заявляет доктор.
– Чему радуетесь? – спрашивает Борис, открывая глаза опять и разглядывая доктора внимательнее и с усмешкой. Усмешка та не над доктором: над самим собой. "Чего я трачу с ним время? работать или спать?" – думает товарищ Борис и косится на свой портфель, лежащий сбоку. – Революция его с'ела… интеллигент… слякоть".
Доктор, хихикая, прерывает:
– Чему радуюсь?.. не радуюсь, любезный товарищ, а скорблю, скорблю… Об ошибочке вашей скорблю… Их-хе-хе… ошибочка…
Молчание.
– Та-та-та, – выстукивают колеса. Холодный свет электричества падает на четырехугольную лысину доктора. Четырехугольная лысина раскачивается в холодном свете, по-пьяному, близко-близко перед глазами товарища Бориса. Товарищ Борис не может спать: маячит белым блеском четырехугольная лысина, в тени – узкие и острые, как новое перо, глаза, уши нудит бормотанье: "ошибочка, ошибочка-с". И товарищ Борис злится. Товарищ Борис с досадой восклицает:
– Да какая же ошибочка? Будете толком говорить или нет?
Доктор бормочет мелким голосом:
– Ай-яй-яй, узнать хочется… Приятно, весьма приятно поговорить… Какая?! – вдруг свирепеет доктор. – О, мудрецы с минусом! Архитекторы мировые! Самим надо знать, самим…
– Не знаем, – вяло перебивает товарищ Борис и встает с решительным видом, приготовляясь спать.
На лице доктора изображается страх. Кроме страха, товарища Бориса поражает какой-то странный разброд в выражении отдельных черт. Товарищ Борис крепко стоит перед доктором, расправляя крутые каменные плечи. Лицо покойно и выражает сонную скуку. Доктора же взгляд – лихорадочен, пьян, неподвижен. Вдруг доктор замахал руками, беспокойно завозился на диване.
– Да стойте же, стойте! Экая вы горячка! Поверьте, три года искал эту ошибочку… Вы вот сердитесь, не верите. А сердце болит. Чуяло оно, есть, есть ошибочка…
Румянец ярче вспыхивает на докторских щеках. Притягивает яркий румянец. Товарищ Борис уставился в этот румянец. Поймав себя на этом, переводит глаза товарищ Борис в глаза доктора и прерывает очень сухо:
– Вы пьяны, доктор.
Доктор осекается и садится.
Доктор с'ежил худые плечи и зыблется в ровном свете электричества. Грудь у него – клетка для воробья, обтянутая ветошью. Товарищ Борис курит – напротив – и думает: "маньяк, что ли? Чорт знает! Какая ошибочка?" – неприятное ощущение бежит по спине и плечам товарища Бориса. У него рафинированный мозг марксиста – и ощущение вдвое неприятнее. Товарищ Борис сердито расправляет каменные плечи. Он много крупнее доктора, – грудь, руки, плечи – все оковано кожаной курткой. Доктор все еще молчит, – сутулый и тощий.
Наконец, говорит тихо, без хихиканья, как долбит:
– Пьян? Верно, пьян! А только не мог бы я сказать другому так же. Русский я, жалею человека. А вы вот не такой. Вы все не такие… А впрочем, не от силы это, а от слабости вашей.
Товарищ Борис молчит. Ему не хочется задавать доктору никакого вопроса. Ждет, когда доктор скажет сам. Доктор же, не дождавшись ответа, весело хихикает и кладет свои руки кошачьим движением, как лапы, на колени товарища Бориса.
– Пьян? да?.. А как вы, дорогой товарищ, предполагаете? Революция совершилась в России какая? Ккклассовая, рррабочая? прролетарская? Скажите-ка…
Мысль доктора ясна. Товарищ Борис ловит ее мгновенно и невольно усмехается. С усмешкой и отвечает:
– Так, так… А знаете, доктор, то, что вы думаете – ерунда.
Доктор прискакивает на диване и раздраженно шипит:
– Ерунда!.. Хорошо-с, очень хорошо сказали. Только разрешите не поверить: по обязательству-с это сказано! Должны были! Наперед мне известно! Да-с! Разрешите наивно осведомиться: сколько годочков имеете за плечами?
Товарищ Борис строит серьезное лицо, отвечает:
– Годочков – двадцать восемь.
– Двадцать восемь! – лихорадочно кричит доктор. – Двадцать восемь, а за моими сорок! Не в осуждение подчеркиваю. Нет! Обязательство понятнее. Пьян? ерунда? Жестокие вы, страшные! И хоть бы от силы, а то ведь от слабости. От слабости, от слабости обязаны вы принять свою революцию, как рабочую! Обязаны! И одобряю. Чувствую, понимаю, что уперлись лбом в ошибочку… тпру… жалею… вот…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.