Джонатан Троппер - Все к лучшему

Джонатан Троппер

Все к лучшему

Моим братьям, Илайше и Амраму, и сестренке Дэсси

С любовью

От автора

Спасибо вам.

Моей семье: жене Лиззи, которая стоически переносит мои сумасбродства и с невероятным терпением относится к социальным последствиям проявлений моей «творческой натуры»; моим чудесным детям, Спенсеру и Эмме, чья жизнерадостность и любовь не дают мне надолго погружаться в грустные мысли.

Саймону Липскару, моему волшебному агенту, подливающему масла в огонь всякий раз, как пламя моей писательской страсти начинает затухать, и даже тогда, когда горит ярко, потому что у Саймона не забалуешь. Отдельное спасибо Дэну Лазару, Майе Николика и прочим замечательным сотрудникам агентства Writers House.

Кэсси Эвашевски, моему не менее хитроумному агенту на Западном побережье, которой создать книге рекламу — раз плюнуть. Она всегда знает минимум человек тридцать из разных издательств, которым понравится роман.

Джекки Кантор, моему неутомимому заботливому редактору, чье невероятное остроумие превращает сотрудничество с ней в истинное удовольствие. Если бы Дайан Китон безоговорочно поверила Вуди Аллену в конце «Энни Холл», получилась бы Джекки, единственный человек из всех, кого я знаю, способный битых десять минут спорить с моим автоответчиком.

Ирвину, Ните, Барб, Сьюзен, Синтии, Бетси и остальным сотрудникам «Бантама», которые приложили массу усилий, чтобы эта книга дошла до читателя. Итану Беновитцу: он, сам того не ведая, посеял зерно, из которого выросла эта книга. Я бы никогда в этом не признался, но тебе, дружище, наверняка придется найти этому какое-то объяснение.

Роберту Фейлеру — за дружбу и вдохновение, которые, сколько бы ты об этом ни говорил, все равно не дают тебе права на часть гонорара.

Моим фантастически невезучим, пропащим друзьям, а также моим нормальным друзьям, чьи близкие окончательно запутались в жизни, — за то, что каждый день питают мое воображение.

Глава 1

В ночь перед тем, как все изменилось, я просыпаюсь от подземного толчка и инстинктивно тянусь к Тамаре, но, разумеется, никакая это не Тамара, а Хоуп. Это и не могла быть Тамара. И все же последнее время спросонья я каждый раз надеюсь, что в постели рядом со мной Тамара. Наверно, в моих снах — не одном-двух, которые помню, но в мириадах тех, что улетучиваются, словно мотыльки, едва успеешь протянуть к ним сложенную ковшиком ладонь, — в тех снах она снова и снова моя. Поэтому каждый раз, просыпаясь, я испытываю тревожное чувство, словно каким-то образом перенесся в параллельную вселенную, где моя жизнь свернула не вправо, а влево из-за, на первый взгляд, ничего не значащего, но на деле судьбоносного решения, которое я принял, — связанного с девушкой, поцелуем, свиданием, работой или в какой «Старбакс» пойти… чего-то в этом роде.

А между тем в реальном мире Верхний Вест-Сайд дрожит, как платформа подземки, дребезжат стекла и мусорные баки на углу, над Бродвеем поднимается пронзительный многоголосый вой автомобильных сигнализаций, разрывая самый тихий, предрассветный час ночи.

— Зак! — верещит Хоуп и хватается за меня. От ее громкого голоса я вздрагиваю, как от подземного толчка, а ее наманикюренные ногти впиваются мне в плечо. Хоуп, не Тамара. Да-да. Красавица Хоуп.

Я открываю глаза и бормочу: «Что стряслось?» — это максимум, на что я сейчас способен. Мы смотрим в потолок; кровать под нами чуть-чуть качается, и мы поскорее встаем. Мои старые добрые трусы с котом Феликсом и ее атласная пижама от «Брукс Бразерс» выглядят так невинно, словно мы перед так неожиданно прервавшимся сном и не занимались сексом. Мы стремительно спускаемся по лестнице в гостиную, но толчки уже прекратились; у окна мы видим голого Джеда, моего соседа по квартире, который с любопытством таращится на улицу.

— Что случилось? — интересуюсь я.

— Понятия не имею, — рассеянно отвечает Джед, почесывая подтянутый живот. — Похоже, землетрясение. — Он отходит от окна и плетется к дивану.

— Ой! — взвизгивает Хоуп, отворачивается и закрывает глаза.

— А, это ты, — произносит Джед, который только сейчас заметил Хоуп. — Привет.

— Ты не мог бы ненадолго одеться? — от имени Хоуп говорю я.

— Я же не знал, что она здесь, — отвечает Джед, даже не пытаясь прикрыть свою восставшую наготу.

— Теперь знаешь, — тянет Хоуп в своей аристократической манере, которая не перестает меня раздражать.

Я люблю Джеда, но что-то он повадился разгуливать в чем мать родила. Не помню, когда последний раз видел его в рубашке. Один из немногих недостатков соседства с безработным миллионером в том, что ему больше нечем заняться, кроме как смотреть телевизор и маяться дурью. Зато я живу в недавно отремонтированном особняке в Верхнем Вест-Сайде и вот уже три года не плачу за квартиру. И это на Манхэттене. А значит, я просто счастливчик. Если разобраться, я с лихвой вознагражден за то, что время от времени приходится видеть чей-то болтающийся член. Я хватаю подушку с огромного кожаного дивана, гигантским полумесяцем опоясывающего нашу просторную гостиную, и бросаю Джеду.

— Прикройся, Джед. Ради всего святого.

Джед протирает слипшиеся глаза, а меня тошнит при мысли о его голой заднице на бежевой итальянской коже. Он скрещивает ноги, с забавным видом прижимает подушку к гениталиям и посылает мне свою фирменную безмятежную ухмылку. Хоуп театрально вздыхает и отходит к окну. Джед разбогател, Хоуп же родилась в богатой семье, а это совсем другое дело. Поскольку я не могу похвастаться ни тем, ни другим, мне остается лишь вздохнуть, словно хочу сказать: «Вот так и живу», — покорно, но не без удовлетворения. Джед — мой лучший друг, хотя и бывает сущим засранцем. Хоуп — моя невеста, я не считаю ее снобкой, но понимаю, почему так может думать Джед. Они полные противоположности, сошедшиеся благодаря мне в одной точке. Правда, внешне они похожи, как близнецы. Оба красивы от природы: высокие, худые, с густыми волосами и тонкими чертами лица. Выпуклый лоб и крупный нос придают Джеду легкое сходство с европейцем, моделью Кельвина Кляйна; стрижется он коротко, чтобы не причесываться. У Хоуп густые послушные волосы, а прическа частенько подозрительно напоминает последнюю укладку Гвинет Пэлтроу, хотя моя невеста ни за что не признается в таких обывательских симпатиях. По сравнению с этими двумя красавцами я выгляжу простецки, как парень, который выставляет свет во время фотосессии, я удивительным образом связан с ними обоими и при этом вопиюще зауряден. Обыкновенный середняк.

Мы с Джедом познакомились в Колумбийском университете, а после выпуска вместе сняли четырехкомнатную квартирку в развалюхе на углу Сто восьмой и Амстердам-авеню. Он тогда работал аналитиком в «Меррилл Линч», а я писал длинные занудные пресс-релизы, битком набитые юридической информацией, для одной компании, специализирующейся на пиаре в сфере фармацевтики. Потом Джед уволился из банка, устроился в хедж-фонд, инвестировавший интернет-стартапы, и, как все, кроме меня, к юоо году стал миллионером. Когда мыльный пузырь лопнул, Джед уже обзавелся собственным особняком и пригласил меня пожить у него, да к тому же успел продать акции и положить в банк несколько миллионов. Какое-то время он подумывал вернуться на работу в финансовый сектор или создать собственный хеджевый фонд, но потом погиб наш друг Раэль, и Джед, позабыв о прежних планах, заявил, что хочет какое-то время просто сидеть дома и смотреть телевизор. Было это без малого два года назад, и, насколько я могу судить, он нашел свое истинное призвание. А разгуливать голым по дому — всего лишь хобби.

Раэль, мой лучший друг с третьего класса, не справился с управлением, когда мы возвращались домой после ночи, проведенной в казино в Атлантик-Сити. Машина покатилась под откос на шоссе Гарден-Стейт-паркуэй, врезалась в дерево, перевернулась и свалилась в овраг. Это случилось в два часа ночи, на дороге не было ни души, поэтому помощь подоспела не сразу, Раэль к тому моменту был уже мертв. Впрочем, едва ли бы его удалось спасти: от удара он налетел на руль, который порвал ему все внутренности. Было бы спокойнее думать, что Раэль скончался на месте, но на деле вышло не так. Я это знаю, потому что сидел рядом с ним.

— Неужели правда землетрясение? — по-детски удивляется Хоуп, глядя на перекресток Восемьдесят пятой и Бродвея. Голос ее звучит естественно, и я снова ее люблю.

— Похоже на то, — подтверждает Джед.

Он включает один из местных телеканалов, а мы таращимся в окно, гадая, уж не теракт ли это. После 11 сентября мы понимаем: случиться может все что угодно. Вопли сигнализаций стихают, немногочисленные смельчаки выходят на улицу, чтобы посмотреть, в чем дело. По пятьдесят пятому передают старый фильм с Клинтом Иствудом (городским, не потрепанным, как в вестернах), спустя минуту внизу экрана появляется бегущая строка с сообщением, что да, действительно, произошло небольшое землетрясение. О жертвах и разрушениях пока сведений нет.