Рэй Брэдбери - Поберегись!

Рэй Брэдбери

Поберегись!

Как только солнце стало садиться, из-под деревьев вышли тени, которые с каждой минутой становились все длиннее и длиннее. Игроки в гольф уложили свои клюшки в сумки, собрали мячи, сняли темные очки и направились к автостоянке. Когда солнце совсем скрылось за горизонтом, вместе с ним скрылись и машины. Стоянка опустела, на площадке для гольфа никого не осталось. Вернее, почти никого.

Гленн Форей сидел за компьютером в своей конторке, находившейся неподалеку от стартовой позиции, когда он услышал звуки ударов по мячу. Удар, второй, третий.

Хорошие такие удары. Не совсем обычно для этого времени.

Гленн Форей выглянул в окно.

Возле крайней слева стартовой метки он разглядел знакомую фигуру в шапочке, надвинутой по самые брови, со старомодной металлической клюшкой в руках. В последние годы этот человек заглядывал на площадку не слишком часто, но сейчас как будто вознамерился наверстать упущенное. Вот он положил на траву три мяча, выпрямился, взял клюшку поудобнее и произвел еще три сильных удара.

Гленн Форей посмотрел в сторону стоянки и увидел, что на ней осталось всего две машины: одна из них принадлежала ему, вторая — одинокому игроку в гольф. Он поднялся из-за стола и встал у открытой двери, наблюдая.

Процедура повторилась. Три новых мяча. Три удара. Мужчина собирался все повторить еще раз, когда Гленн Форей приблизился к меткам и встал рядом. Ничем не выдав, что присутствие наблюдателя замечено, тремя сильными ударами мужчина послал и эти мячи далеко вдоль зеленой трассы.

Проводив мячи взглядом, Форей повернулся к игроку и сказал:

— Добрый вечер, господин Гингрич. Удары один другого лучше.

— Вы полагаете? — отозвался Гингрич, которого, похоже, вообще не интересовало, куда падают его мячи. — Да, конечно. Вечер добрый. Пора кончать?

Гингрич положил на землю еще три мяча.

Форей помедлил с ответом. Было в выражении лица мужчины и в том, как он двигал руками, как сжимал клюшку, что-то такое, что удержало Форея от утвердительной реплики.

— Пора кончать? Пока еще нет.

Гингрич не отводил от мячей глаз.

— Рад слышать. Стало быть, у меня еще есть время?

— Да сколько угодно, — ответил Форей. — Можете особенно не спешить. Мне нужно закончить расчеты. Я пробуду здесь не меньше получаса.

— Отличная новость. — Гингрич вновь взял клюшку наизготовку. Первый, второй, третий. Три удара подряд. — Я знаю, что это не входит в круг ваших обязанностей, но все же… Не мог ли бы вы принести мне еще две-три корзинки?

— Нет проблем, — отозвался Форей и принес три наполненных мячами контейнера. — Возьмите.

— Благодарю вас, — сказал Гингрич, не поднимая на него глаз. Он готовил метки для очередных мячей, щеки его раскраснелись. — Вы очень любезны.

Форей проводил взглядом еще три белых мяча и вернулся в свой кабинет.

Гингрич как одержимый совершал удар за ударом, словно пытался выместить на мячах смертельную обиду. Неприятности на работе? Соперничество? Обман? Форей фыркнул: вот уже и собственные мысли о неприятностях приходят серией по три, как три удара по мячам!

Повторяющиеся раз за разом удары не давали ему сосредоточиться на расчетах. За окном уже горели фонари, заливавшие светом пустую площадку. Был поздний воскресный вечер, единственный вечер, когда площадка для гольфа закрывается рано, а человек со злыми глазами и пылающим лицом все бил по мячам, готовя метку для следующего, пока предыдущий еще не упал.

Форей принес на поле еще два контейнера. Гингрич, воспринявший этот поступок как проявление дружелюбия, кивнул головой в знак благодарности, продолжая махать клюшкой как робот. Раз, два, три; раз, два, три; раз, два, три. Некоторое время Форей стоял молча. Наконец он спросил:

— Все ли у вас в порядке, господин Гингрич?

Гингрич послал в воздух еще три мяча и только после этого поднял на него глаза, в которых стояли слезы.

— Что у меня может быть не в порядке?

Глядя на его покрытое пятнами румянца лицо и горящие глаза, Форей не сразу нашелся что сказать. Проглотив подступивший к горлу ком, он пробормотал:

— Ну, если все в порядке, тогда, конечно…

Гингрич резко кивнул и вновь опустил голову. На траву упало несколько слезинок.

— Знаете что, — сказал Форей. — Работы у меня еще минут на сорок, даже, пожалуй, на час. Вы можете продолжать, пока я не кончу.

— Отлично! — отозвался Гингрич, не поднимая головы.

Раз, два, три.

В воздух полетели не только мячи, но и комья земли вместе с травой. У Форея возникло ощущение, будто он получил под дых — такой силы были удары. И будто в кино быстрее закрутилась пленка — теперь новый мяч взлетал раньше, чем предыдущий успевал подняться до высшей точки. Воздух, казалось, наполнился белыми птицами, порхающими на фоне ночных деревьев.

Форей вернулся в свою конторку, но в дверях вновь оглянулся, озадаченный развитием событий на площадке.

— В конце концов, какое мне до этого дело? — проворчал он, но все же, сев за компьютер, начал просматривать списки завсегдатаев площадки: Гален, Галледжер, Гарнс… А вот и он. Раз, два, три, в полутьме.

«Гингрич, Уильям. 2344 Патриция-авеню, Лос-Анджелес, 90064. Женат (Элеонора). Занятия с инструктором. Повторный курс. Постоянный игрок».

Всю эту информацию забивал в компьютер он сам.

Форей выглянул в окно. Может, принести ему новые корзины? Он вынес на поле еще несколько контейнеров с мячами. На сей раз Гингрич даже не посмотрел в его сторону.

Преодолевая не вполне понятное ему самому сопротивление, как будто он двигался под водой, Форей направился к своему открытому спортивному автомобилю и отъехал, провожаемый звуками ударов и зрелищем белых объектов, проносящихся по небу, на котором уже медленно поднималась луна.

И что же я ей скажу? Госпожа Гингрич, заберите своего мужа с площадки для гольфа?

Он припарковал машину возле большого, выстроенного в георгианском стиле дома 2344 на Патриция-авеню. В некоторых окнах горел свет. Оттуда слышались музыка и чей-то смех.

А ну его к черту, подумал он, и что это я, идиот!

Он вновь завел двигатель и начал уже отъезжать, но тут в его голове опять зазвучали удары. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три. Форей припарковался снова. Некоторое время он сидел в машине, прикусив нижнюю губу, потом выругался и, заставив себя покинуть машину, направился к парадному входу. Перед дверью он постоял еще минуту-другую, прислушиваясь к доносившимся из дома голосам и звукам музыки, потом нажал на кнопку звонка почти с такой же силой, с какой тот одинокий игрок лупил по мячам. Молчание. Он позвонил еще. Никакого ответа. Он нажал три раза подряд. Прозвучали три звонка, один громче другого.

Он долго стоял у двери и ждал.

Дверь наконец отворилась. Он увидел перед собой женщину с покрытым испариной лицом и растрепанными волосами.

— Я вас слушаю.

— Госпожа Гингрич? — спросил Форей.

— Да-да. Кто вы и что вам нужно?

Она оглянулась. В дальнем конце коридора Форей увидел чью-то неясную тень, которая, судя по всему, принадлежала мужчине.

— Так что вам угодно?

Раз, два, три. Удар, удар, удар. Раз, два, три. Форей облизнул внезапно пересохшие губы, прикрыл глаза, вновь открыл их и тихо сказал:

— Я — Гингрич.

— Как вы сказали? — испуганно пробормотала женщина.

— Гингрич. Уильям Гингрич, — произнес он уже громче.

— Вы вовсе не мой муж!

— Вы ошибаетесь.

Он размахнулся и ударил ее кулаком в лицо. Прижимая ладони к разбитым губам, она упала навзничь, а он крикнул: «Выходите! Получите то же самое!»

Тень в конце коридора не пошевелилась. Форей повернулся и, двигаясь как под водой, дошел до своей машины и уехал.

На площадке для гольфа Гингрич все еще запускал в небо белые объекты, механически орудуя клюшкой. Замах — удар, замах — удар, замах — удар.

На сей раз Форей вышел на поле с сумкой для клюшек.

Гингрич прервал свое занятие и взглянул на его сумку:

— Что это вы на ночь глядя?

— Не хотите ли партию напоследок? — предложил Форей.

Гингрич повернулся налево и посмотрел на огороженную проволочной сеткой площадку.

— А не слишком ли поздно?

— Никогда не бывает слишком. Клюшки я понесу сам.

— Чтоб мне провалиться! — сказал Гингрич.

— Все будет в порядке, — заверил его Форей.

— Мы ничего не увидим, — заметил Гингрич.

— Увидим! — ответил Форей, указывая кивком головы на небо.

Из-за горизонта уже вышел полный диск луны, осветившей открытые просторы, холмы и маленькое озерцо. В верхушках дубов шумел ветер.

— Чтоб мне провалиться! — прошептал Гингрич.

Они подошли к первой метке.

— Начинать вам, — сказал Форей, выставив для него мяч и метку. Застыв неподвижно, Гингрич наблюдал за ним.