Александр Мардань - Разгрузочный день

Александр Мардань

Разгрузочный день

«Натощак не принимать»

Художник должен быть голодным… обязательно… до обеда. А после обеда он должен спать. Все звери после еды спят. Художник, бросивший своим творчеством вызов обществу, имеет на это право. После сна он должен гулять по наполненным свежим морским воздухом улицам и думать о написанном. Что-то добавлять, что-то зачеркивать. Вернувшись домой, записать не забытое за время прогулки. Ложась спать, он должен думать о приятном. Приятные мысли усыпляют, как мамина рука на плече. А утром… Утром художник снова должен быть голодным…

Вы согласитесь, что художник — это не только живописец или гравер, а и тот, чьи действия не может повторить большинство братьев по разуму, иначе это большинство не заметит брошенный вызов.

Мне иногда удается складно сочинять. Откуда я знаю? Многие критики дочитывают до конца. А потом долго и злобно ругают. Зверя чуют, голодного. Кому художник, в данном случае сочинитель, должен быть голодным? Не важно кому, а важно, что обещал! Поэтому у меня диета, а сегодня еще и разгрузочный день. Вода, вода, вечером можно пару яблок. Во избежание срыва холодильник пуст, как касса после ограбления. Яблоки куплю вечером, а сейчас — за стол.

Помните, были короткометражки «Кино нашего детства», «Футбол нашего детства»? Я тоже хочу написать о детстве, о его вкусе, точнее, о вкусах. Но не тех, что определяли привязанность к жанру или стилю, а о вкусах в их первоначальном смысле, как реакции пупырышков нашего языка на содержимое ротовой полости.

Тема хорошая. Во — первых, детство. Не все читатели были летчиками и шахтерами, но мимо детства никто из взрослых не проскочил. Во — вторых, вечная история. Многие состояния души, не только любовь, приходят и уходят, а кушать хочется… Особенно сегодня.

Теперь нужен сюжет, события, причем драматургические, когда отношения героев до события одни, а после — другие. Драйв нужен, энергетика по — нашему. Хичкок советовал: «Хорошо, если фильм начинается с землетрясения, а дальше напряжение растет». Вот этот рост и есть драйв. В сюжете нужны завязка, развязка и финал, обязательно счастливый. Иначе денег на картину — трагедию в рыночное время никто не даст. Хорошо, что в плановое успели снять «Лира» и «Гамлета». Так, шуточки в сторону.

Сюжет. Как про бублики по пять копеек с колбасой по двадцать две кино придумать?

Вариант первый. Приезжает в родной город человек, который лет тридцать как окончил школу и уехал учиться в Москву или еще дальше, в Томск. Там поступить было легче. Потом к нему родители переехали и жили они там долго и счастливо. Однажды пришло ему письмо от соучеников, что собираются отмечать 30–летие окончания школы. Наш герой собрался, приехал на день раньше, чтобы по улицам самому побродить, детство вспомнить. Вещи на вокзале в камере хранения оставил, вышел в город, а кошелька нет, потерял или еще хуже… И бродит он по городу голодный, как я сейчас, и вспоминает. И мы вместе с ним эти воспоминания видим через кинохронику или кадры старых фильмов. И еще время от времени он куда-то звонит по мобильному, а там не отвечают. Это будет не текст, а подтекст. Может, он в свое детство звонит, безответно… Мобильный обязательно нужен, так как в счастливом конце ему позвонит честный прохожий, который нашел кошелек, а там были его визитки. Вместе с честным прохожим они идут в ресторан и там заказывают… столько вкусного. Стоп — кадр.

Вариант второй. Учился мальчик в школе в огромной и счастливой стране, а родители его так от этого счастья устали, что уехали за океан и его с собой забрали. Прошло тридцать лет, он прилетел в родной город по делам фирмы, где работает, а багаж его потерялся, временно, до счастливого конца. Но наш герой об этом не знает и очень расстроен, потому что в спешке портмоне с деньгами и кредитками в чемодан сунул. И гуляет по городу, голодный, как я сейчас, и вспоминает, звонит куда-то. В детство, наверное. А потом ему звонят, багаж нашелся. Он сразу в аэропортовский ресторан и там заказывает… столько вкусного. Стоп — кадр.

Вариант третий. Жил — был мальчик, попал в плохую компанию, и что-то они с друзьями натворили. А когда он вышел, опять что-то натворил, потом вышел и снова натворил. В общем, вернулся он в родной город лет через тридцать. Остановился у товарища, с которым вместе творил. Тот ушел на работу, а наш герой вышел на лестничную площадку туфли почистить, дверь захлопнулась, — хорошо, что время летнее, и он в начищенных туфлях гуляет по родному городу и вспоминает, голодный, как я сейчас. А счастливый конец? Он своего товарища на улице встретил до наступления желудочных колик, и они вместе пошли в ресторан и там заказали… столько вкусного. Стоп — кадр.

Сюжет практически есть. Как говорили на партсобраниях, примем за основу. Варианты можно комбинировать, сейчас их нужно наполнить содержанием, эпизодами.

Вот он заходит в казино, в зал игральных автоматов, крутятся на барабанах яблочки, сливки, грушки, а там когда-то был овощной магазин. И на том месте, где стоит стол под зеленым сукном, и стройная барышня — дилер карты сдает, стояла пышногрудая продавщица неопределенного возраста и торговала соками…

В обязательном ассортименте были томатный, виноградный и яблочный. В конусообразных тубах, как три богатыря, они украшали почти все гастрономы в больших городах. К томатному обязательно полагалось два стакана. Один с солью, как правило, крупной, с «кровавыми» следами сока, второй с мутно — красной смесью сока и проточной воды. В нем торчала одна, редко две алюминиевые ложки, которыми размешивали соль. Сок на глазах у покупателей продавщица переливала из трехлитровых бутылей в тубы с краниками в узкой нижней части. Повернет продавщица краник — и пенящийся напиток наполняет граненый стакан, только что вымытый на твоих глазах мойкой — фонтанчиком, этаким мини — биде. Разбавляли соки редко, больше зарабатывали на недоливе, наливая их в 150–граммовые стаканы, куда положенным двумстам граммам поместиться не удавалось. Потом тубы выпускать прекратили. Им на смену пришли графины, из которых наполняли все те же граненые стаканы. Примерно тогда же витаминный треугольник превратился в квадрат — на прилавках появился березовый сок — прозрачная водичка со вкусом свеженарубленных дров.

Моим любимым был томатный, обязательно с солью, долго размешиваемой в стакане, но так и не растворявшейся до конца. Оседавшей сизыми хрусталиками на дне и делавшей последний глоток сока глотком морской воды. Никто не нес тогда в массы информацию о вредности вареных томатов. Никто не писал на трехлитровых бутылях, что их содержимое вредит вашему здоровью, ведет к облысению, импотенции, падежу скота и индекса Доу — Джонса… Впрочем, и сегодня этого никто не пишет…

Обычно я выпивал три стакана в день, растягивая удовольствие, пил по стакану в разных магазинах, пропивая выдаваемые мне тридцать копеек на завтрак. Родители к редкой форме алкоголизма относились снисходительно настороженно.

А как вкусны были с томатным соком пирожки и их старшие братья — чебуреки. Пирожки, почерневшие от многократно пережаренного масла, были с мясом, ливером (т. е. с печенкой), бутером (т. е. с остальными внутренними органами), картошкой, капустой и, наконец, с горохом. Были еще пирожки с повидлом, но с томатным соком они не сочетались. Стоп — кадр.

Хватит о любимом соке на голодный желудок. Я пошел на кухню, выпил литр минералки. Чувство голода захлебнулось и опустилось на дно. Работаем дальше.

Выходит наш герой из казино и заходит в магазин, торгующий золотом. А когда-то на этом месте было кафе — мороженое. Перед ним на улице стояла будка, где продавали завернутые в блеклую обертку стаканчики с пломбиром и молочным. Молочное стоило девять копеек, дешевле было только фруктовое на палочке, за шесть. Это была замороженная сладкая водичка, теперь она называется «сорбет» и подается в дорогих ресторанах между блюдами, чтобы вкус предыдущих не влиял на вкус последующих. Пломбир был разным: и по 15 копеек, и по 19. Линии по производству «эскимо» по 11 копеек в нашем городе не было, зато было «ленинградское» в шоколаде на палочке по 22, а самым дорогим было мороженое по 28 копеек, с орешками. Но это на улице. А в кафе в железные вазочки мороженое отпускали на развес. Двести грамм — четыре разноцветных шарика. Триста — шарики еле помещались в вазочке. Как правило, эта доза заканчивалась ангиной для тех, у кого еще были гланды, или фарингитом, у расставшихся с ними. Иногда это делалось умышленно, чтобы недельку поваляться дома и не писать контрольную по математике. Уберечь от простуды должна была теплая газировка, которой нужно было запивать съеденный шарик.

Стоя в очереди, многие не отрываясь смотрели на мини — половник, который опускался в теплую воду, перед тем как добыть из железной банки шарик клубничного, шоколадного или ванильного пломбира. Многим уставшие от ангин и ОРЗ родители запрещали есть мороженое на улице и в кафе, предлагая в качестве замены подогретое дома, «жареное», как мы его называли. Жалкое подобие.