Милорад Павич - Тунисская белая клетка в форме пагоды

Павич Милорад

Тунисская белая клетка в форме пагоды

Человеческие мысли как комнаты. Бывают роскошные дворцы, а бывают и чердаки под крышей. Есть солнечные, а есть и темные. Одни смотрят на реку и небо, а другие на вентиляционный люк или подвал. А слова как вещи, они могут перемещаться из одной комнаты в другую. Наши мысли, то есть наши комнаты, составляют анфилады дворцов или казарм, а могут быть и чужим жилищем, в котором мы только снимаем угол. Иногда, особенно ночью, мы оказываемся перед закрытыми на замок дверями и не можем выйти наружу. Мы заточены в темнице, до тех пор пока сны не избавят нас и не выпустят на свободу. Но снов, как и сватов, надо еще дождаться. А пока их нет, владычествует бессонница. Говорят, есть две бессонницы, они словно две сестры. Одна приходит, когда ты не можешь заснуть, а другая, когда просыпаешься среди ночи. Первая — мать лжи, вторая мать правды.

С тех пор как я живу один, меня все чаще мучают приступы бессонницы, и я борюсь с ними с помощью тщательно разработанного метода. Все совершается мысленно, когда я лежу в кровати. И все это имеет отношение к моей профессии дизайнера по интерьерам. Сначала я выбираю в городе дом, который мне больше всего подходит. Например, такой, который поставили на овсяную солому, чтобы злая энергия не могла подняться из-под земли в комнаты. Когда я нахожу что-нибудь подобное, я начинаю каждый вечер мысленно перестраивать и обставлять этот дом. Населять его мебелью, которую сам придумал. Но я занимаюсь домом не просто для того, чтобы он лучше выглядел. Я предназначаю его определенному лицу. Исключительно определенному лицу. Это дом для Я. М.

Началось это так…

Как-то во время вечерней прогулки я остановил свое внимание на одном особняке и постарался узнать о его истории все, что было возможно. Дом находится в самом начале улицы Кралевича Марка, которая поднимается от Савской пристани к улице Зелени Венац и отклоняется в сторону, для того чтобы по ней не гулял ветер. Фасад здания украшают окна в форме креста, такие, каких больше не делают. Дом поставлен на «живой девятке», которая, в отличие от других девяток, не является нулем. Здание известно как «дом Луки Челича». Оно построено, как утверждают справочники (Г. Гордич, Б. Вуйович), в 1903 году по чертежам инженера Милоша Савчича в стиле Нового Возрождения с элементами необарокко. Это «угловой объект делового и жилищного назначения с подвалом, тремя этажами и чердачным помещением. Главный фасад оживляют большие проемы первого этажа, где сейчас расположены магазины, и массивные тимпаны над окнами второго этажа. Здание венчает профилированный карниз с консолями и аттик с классическими чердачными окнами…» Над входом виден герб с переплетающимися буквами Л. Ч. Т. и плита, на которой написано, что здание принесено в дар Белградскому университету. Владелец этого дома, известный белградский коммерсант Лука Челович (1854–1920), был долгие годы председателем Белградской торговой палаты, что располагалась в красивейшем соседнем здании, которое выходило на площадь, называвшуюся Малый Рынок. Недалеко отсюда на углу многоэтажного дома на улице Караджорджева стоит бронзовый бюст Человича. Он смотрит на юго-запад, в сторону города Требинье, откуда Лука в 1872 году приехал в Белград, купил себе землю и построил несколько самых красивых домов на пристани. Он был одним из основателей повстанческо-четнического движения Сербии, занимался операциями на белградской бирже и делал пожертвования научным учреждениям. О нем говорили, что он отгадывает по скрипу пера, что пишут его счетоводы.

Вместо того чтобы подсчитывать количество той обуви, которую я себе когда-то купил и которая мне так и не подошла, я решил во время бессонницы переделывать и обставлять дом Луки Человича. Я знал, что он нравился Я. М., а это имело для меня решающее значение. Я. М. особенно тонко чувствовала «зоны» позитивной или любой другой энергии. Часть города между Соборной церковью и Савой она считала несомненно благоприятной зоной. Здесь, на низком берегу реки, где зима пахнет осенью, а весна — зимой, Я. М. начинала носить свое настоящее имя. А как только уходила из этой зоны, она звалась по-другому и становилась кем-то другим. Короче говоря, выбор пал на фамильный особняк Луки Человича.

Мысленно войдя в это здание, я прежде всего шепотом, как заклинание, произнес в каждой из семнадцати комнат по одному из семнадцати звуков имени Я. М.

Могу признаться, что к этому времени я проделал большие подготовительные работы особого рода. Когда я мог ежедневно наблюдать за Я. М., я видел, как движутся ее руки, ее узкие ладони, я видел, как она ходит, причесывается, держит голову, как двигает красивыми плечами и бедрами, как колышется ее грудь, когда она садится, как при этом изгибается ее тело, что делают ноги, когда она, свернувшись клубочком, сидит в кресле или когда бежит, я видел, как застывает в повороте ее голова, когда она раньше всех остальных слышит гул самолета, несущего бомбы… Потом я составил маленький «словарь движений» Я. М. За каждым движением я закрепил свой знак. Особенно трудно было придумывать знаки для неповторимых движений ее танца. Она танцевала всегда только одна, не делая исключения даже для меня, и в танце становилась еще прекрасней. В моем словаре появились знаки, подобные тем, которыми, делая пометки на своих партитурах, пользовались русские мастера балета, такие, как Нижинский. Из знаков я составил словарь, чтобы любое движение было легко отыскать. Получился своего рода каталог жестов, некая тайная азбука. Это напоминало клавиатуру компьютера, которая управляет прыжками, бегом, плаваньем или жестами действующих лиц в компьютерных играх для взрослых, которые мы с Я. М. когда-то называли «романами без слов». Чтобы вызвать эти движения, я выдумывал разные виды мебели, потому что для каждого предмета обстановки было предусмотрено одно движение Я. М. - открывание дверей, выдвигание ящика, опускание доски секретера. Имея за плечами такую подготовку, я взялся за устройство дома, который должен был в полной мере отвечать привычкам и манере двигаться Я. М. Я хотел, хотя бы мысленно, выманить у нее все разнообразие движений, поворотов, жестов, которые она совершает и когда открывает дверь, и когда поднимается по лестнице, и когда выходит из дома…

Раздумывая по ночам над моим проектом, я решил не менять фасад дома. Я только немного умыл его с помощью красок. Такой, как белый бермет, и такой, как одно шипучее итальянское вино с синеватым оттенком. Во время предыдущей бессонницы я уже изучил интерьер дома Луки Человича и теперь принял решение перестроить лестницу. Я вспоминал, как однажды в Вене, во дворце Ауэрсперг, Я. М. шла по лестнице в стиле барокко, которая на площадке верхнего этажа разделялась и шла вниз двумя изящными маршами. Я. М. протянула руку, намереваясь коснуться роскошных металлических перил, но потом вдруг отдернула руку. Я вспоминал, как она повернулась и сошла с закругленного края последней ступеньки. В том здании, где находилась Белградская торговая палата, была подобная лестница, и я подумал, что хорошо было бы воспроизвести ее и в доме Луки Человича. Однажды вечером я мысленно разрушил два магазинчика на первом этаже по обе стороны от входа и получил место для строительства расходящейся надвое лестницы, которую сначала подвел прямо к центральному окну второго этажа, а потом опустил вниз, что было уже гораздо легче. Новая лестница была каменной, с кованой чугунной оградой и перилами из орехового дерева, для того чтобы холод металла не спугнул ее руку, как это случилось в Вене. Я лежал в кровати и во время вдоха ясно видел расходящуюся надвое лестницу, а во время выдоха она исчезала.

В витринах разрушенных мной магазинов я установил витражи с двумя сновидениями Я. М., о которых она мне рассказала. На том, что слева от входа, изображался сон про облака.

«Облака, неподвижные и густые как мох, закрывают все небо. Зеленые, как плесень! — говорит кто-то поблизости. Люди за городом, лежа навзничь на траве или откинувшись назад в своих кабриолетах, смотрят, как облака прилипают к самым высоким деревьям. В больших городах мох прирастает к верхушкам небоскребов, словно панцирем охватывая всю планету. Иногда эти массивные и мертвые ковры из небесного болота прогибаются вниз, и весь покрытый мхом свод Земли в этом месте колеблется и опускается, так что людей охватывает головокружение. Самолеты больше не летают…»

Во время очередных своих бдений я устроил в задней части дома Луки Человича бытовые помещения: две кухни, летнюю и зимнюю, и две ванные комнаты, большую и маленькую. Чердак с тремя окнами я превратил в ботанический сад. Здесь Я. М. могла завтракать и курить свои разноцветные сигареты.

Закончив грубую работу, я начал приводить в порядок внутренние помещения. Не следует думать, что если работа велась мысленно, по ночам, лежа в кровати, то я не делал обычных и необходимых в моей профессии дел. В мастерской Лунича, рядом с Калемегданом, я заказал ручки и замки для дверей. Я всегда именно там покупаю скобяные изделия, когда занимаюсь дизайном объектов. Но в тот раз я заказывал нечто особенное. Не должно было быть даже двух одинаковых ручек. По очень простой причине. Каждая ручка предлагала длинным пальцам Я. М. какое-то свое движение. Готовые ручки я рассматривал с наслаждением. Одна была в форме птицы, и Я. М. должна была браться за нее, открывая двери зала для танцев в верхнем этаже дома, другая была в облике смычка, третья в виде китайского веера. Тут были и стеклянные яблоки, и мраморные мячи, и ручка из рогов козерога, а для дверей спальни я приготовил ручку из елового дерева, которая всегда будет пахнуть заснеженным лесом. Ручка входной двери представляла собой дамский револьверчик ХVIII века. Дверь открывалась, если спускали курок. Все движения руки, необходимые, чтобы открыть все двери, составляли вместе около пятидесяти тактов танца на любимую мелодию Я. М. «Ausencia»…