Евгений Лукин - Память огненных лет

Евгений Лукин

Память огненных лет

— Трудно было? — участливо спросила Светланка.

Высокий, удлинённый залысиной лоб ветерана вновь пошёл морщинами. Явно не знал мужик, что ответить. Узкое серое лицо, впалые виски, малоподвижный взгляд.

— Ну вот ночной налёт… — проникновенно продолжала она. — Ведь если бы не вы со своим прожектором — ведь и зенитчики бы работать не могли, так?

— Так… — не сразу и как-то даже опасливо согласился ветеран.

— А фашисты, наверное, погасить старались… Стреляли по вам… по вас…

— Стреляли…

— Ну, Пётр Иваныч, миленький! — взмолилась Светланка. — Ну хоть что-нибудь! Боевой эпизод там, я не знаю, друзья-однополчане… Были ведь друзья-то?..

Собеседник надолго задумался. Потом сказал, пришамкивая:

— Были… Пашка был Грохов…

— И что он?

— Н-ну… дружили, да…

«Я с ним с ума сойду!» — в отчаянии подумала Светланка.

Дело происходило в «красном уголке» цеха мягкой мебели вблизи фанерного стенда «По ратной славе равняем шаг». В низком окошке нежно зеленела апрельская новорождённая трава. Беседа тянулась уже минут двадцать с гаком, а записывать по-прежнему было нечего.

— Про дальнейшую его судьбу ничего не знаете?

На узком морщинистом лице — недоумение, почти испуг.

— Чью?

— Друга вашего, Паши… Где он, что он?..

Ветеран с тоской поглядывал на дверь. Ничего он не знал о дальнейшей судьбе Паши Грохова. Но тут, к счастью его, дверь отворилась, и появился сменный мастер — улыбчивый живчик предпенсионного возраста.

— Долгонько вы! — бодро заметил он и дружески похлопал рабочего по спине. — Ну что, старый греховодник?.. Увидел молоденькую — и давай разливаться? Небось, все подвиги свои фронтовые расписал? Смотри, Петро, скажу супруге — она тебя живо на цугундер…

— Да мы, собственно… всё уже… — расстроенно сказала Светланка и со вздохом закрыла блокнот.

«Склероз огненных лет», — вот как это называется.

Первая осечка за два месяца. Обидно… Светланка обогнула фанерный «Знак качества» мегалитических размеров и двинулась в растрёпанных чувствах к двухэтажному зданию конторы.

А ведь, казалось, всё было продумано до тонкости. Соврать утром доверчивой редакторше, что статья уже написана, просто нуждается в уточнениях, зайти в цех, поговорить с ветераном, затем выждать, когда начнётся бюро парткома, и, вернувшись в редакцию, за пару часов без спешки накатать обещанные двести строк…

Кто ж предполагал, что попадётся такой ветеран!

Идущая навстречу женщина вежливо с ней поздоровалась. На мебельной фабрике Светланку уже знали в лицо. Не шутка, чай, — корреспондент многотиражной газеты. Почти начальство.

Поскуливали вдалеке циркулярки, пахло свежей стружкой и вообще веяло деревней. Земля припорошена опилками, как хвоёй в сосновой бору. Шум и зловоние издаёт один только увенчанный уродливыми циклонами цех ДСП, куда Светланку, слава богу, не посылали ещё ни разу…

Что ж ей теперь врать-то?..

А вдруг он вообще не воевал? Бывали ведь случаи, когда и документы подделывали, и медали незаконно цепляли… Ну как это: прошёл всю войну — и ничего не запомнил!..

Нет, одна надежда — на Аристарха. Лишь бы он никуда не увеялся. Может, присоветует что-нибудь…

К радости её, Аристарх, вальяжный красавец тридцати неполных лет, был на месте.

Когда Светланка два месяца назад впервые увидела будущего своего коллегу, она мысленно ахнула и с замиранием подумала: «Кобель…» Так оно и оказалось. Даже если разделить на шестнадцать всё то, что об Аристархе, округляя глаза, шёпотом рассказывала Светланке старушка редакторша, картина выходила достойная Рабле.

Умница, талант, но лентяй — редкостный. По традиции раз в месяц его собирались увольнять, однако Аристарх вовремя спохватывался, «шёл в народ» (как он это обычно сам называл) и приносил очерк, настолько блестящий, что даже неловко было публиковать сей шедевр в многотиражке. А на столе редакторши возникала отмытая бутылка, и в ней — белая лохматая хризантема, похожая на мордашку болонки.

Ну вот как его такого уволишь?

Поначалу было страшновато: не дай бог, начнёт приставать! Приставаний, однако, не последовало — и Светланка чуть не взбесилась. К счастью, до неё вовремя дошло, что Аристарх просто положил себе за правило не заводить интрижек на работе. В этом он был подобен лисе, которая тоже, говорят, никогда не крадёт кур рядом со своей норой.

В итоге они подружились…

— Чай? Кофе?.. — Как всегда, Аристарх был со Светланкой виновато-обворожителен («Да я бы хоть сейчас в койку, но… сама понимаешь. Принципы…»).

— Откуда у тебя кофе? — устало поинтересовалась она. — Дамы снабжают?

— Они, солнышко, они… Итак, кофе?

Светланка судорожно вздохнула.

— Можно я в окошко подымлю? Пока Лексевны нет…

— Хочешь — раму высажу? — галантно предложил некурящий Аристарх.

— Да ну тебя!.. — Она открыла форточку и, устроившись на подоконнике, извлекла из сумочки сигареты.

— А что такая мрачная? — осведомился он, наполняя водой из графинчика два гранёных стакана. — Не тот ветеран пошёл?

Светланка нервным взмахом погасила спичку и, затянувшись, выбросила дым из ноздрей.

— Зла не хватает! — сказал она. — Час, понимаешь, час с лишним! И ничего! Ни-че-го… Как партизан!

— Так может, он и был партизан?

— Прожекторист он был! Дошёл чуть не до Берлина!.. И ни одной подробности. Вот так! То ли воевал, то ли… не знаю!

Оба задумались. Затем вода в стакане взбурлила. Аристарх переложил кипятильник.

— Нет… — рассудительно сказал он, аккуратно вскрывая баночку дефицитного продукта — и вскоре по тесной редакции распространился умопомрачительный кофейный аромат. — Это ты зря. Липовый ветеран — существо говорливое, убедительное… А раз молчит, значит, в самом деле воевал… — Аристарх, не спрашивая, добавил полторы ложки сахара и, размешав, поднёс ей стакан на блюдце. — Просто не знает, о чём рассказывать. В атаку не ходил, подвигов не совершал, честно светил из своего прожектора… Осторожно, горячий!

— Спасибо! — Светланка поставила блюдце на подоконник. — Утешил… А что писать?

— Н-ну… налей водицы, как водится… «В грозную годину войны, когда весь наш советский народ…»

— Это рабкоровский материал! Воспоминания ветерана. Там его подпись должна стоять. Его, а не моя, понимаешь?

— Ещё проще!.. «Сейчас, в преддверии годовщины Великой Победы, я вновь и вновь вспоминаю…» Сколько она тебе строк оставила? Сто?

— Двести.

— А… Тогда так: «Сейчас, когда родная страна встречает новыми трудовыми подвигами славную годовщину Великой Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, перед моими глазами вновь и вновь встаёт…»

— Вот так и напишу! — пригрозила Светланка, гася окурок о коробок.

Так она и написала, большей частью, под диктовку старшего товарища. На Аристарха снизошло вдохновение. Плавно помавая левой рукой (в правой у него был стакан со вновь заваренным кофе), он расхаживал по пенальчику редакции и с наслаждением оглашал перл за перлом:

— «Когда мы, не щадя живота…»

— С ума сошёл?.. — сердилась Светланка. — Не пропустит Лексевна «живота»! Вычеркнет и напишет: «жизни»…

— Прекрасно! — восклицал Аристарх. — А иначе она весь материал зарубит… Солнышко, тут психология!.. Предлагая редактору идеальный текст, ты как бы бросаешь вызов. Поэтому нужна пара-тройка «блошек». Пусть правит! Пусть ощущает свою необходимость… Как, ты говоришь, однополчанина звали?

— Паша… — Она заглянула в блокнот. — Паша Грохов…

— Вели-колепно! Пиши: «Не забыть мне однополчанина, Пашу Грохова, задушевного моего друга, с которым мы делили тяготы и невзгоды войны. Эх, Паша, Паша… Где ты теперь?»

— Ну, это уж ты… слишком…

— Пиши-пиши.

Точка была поставлена вовремя, буквально за пять минут до того, как открылась дверь и порог переступила добрейшая Алла Алексеевна.

— И это теперь называется бюро! — с горечью произнесла она. — Три часа воду в ступе толкли… — Насторожилась, повела ноздрями. — Кофе? Богато живёте…

— Товарищ из Москвы привёз, — объяснил Аристарх. — Вам как, Алла Алексевна, с сахаром?

— Не подлизывайтесь, Аристарх, не подлизывайтесь… — ворчливо отозвалась редакторша. — Взяточничество ваше вам на сей раз не поможет. — Она проковыляла к своему столу, и пухлый портфель её казался огромным, поскольку росточку Алла Алексеевна была крохотного. Этакий добрый гномик, полагающий себя драконом. — Впрочем, об этом потом… Светланочка, что у нас с ветераном?

— Вот, — сказала Светланка — и покраснела.

Ей действительно было стыдно. Редакторша взобралась тем временем на стул, приняла протянутый лист и, водрузив очки, приступила к чтению.