Сюсаку Эндо - Скандал Страница 15

– И этот рассказ тоже, как вы изволили выразиться в прошлый раз, избегает проблемы секса, не правда ли?

– Извините. Мне правда было потом стыдно, за то, что я тогда наговорила. Впервые встретилась с человеком – и вела себя совершенно неприлично.

– Нет, я рад, что вы мне тогда это сказали. Именно поэтому у меня появился к вам интерес. Однако такая женщина, как вы… работающая волонтером в больнице… почему вас так интересует секс?

– По-вашему, женщина, работающая волонтером, – она вытерла салфеткой губы, – не имеет права интересоваться сексом? А мне, наоборот, такой взгляд кажется странным. Извините, вы в своей семье совсем не говорите о подобных вещах?

– Да, мы с женой таких вещей практически не упоминаем… А вы с покойным супругом беседовали на эту тему?

– Нет, – она покачала головой, сделав серьезное лицо. – Разумеется, нет. Но именно секс был тем, что крепко связывало нас… Вернее, то таящееся в глубине души, что раскрывается в сексе… Это нас объединяло.

Сугуро почувствовал – наконец-то она подошла к тому, что он хотел у нее выведать. Рыба попалась на крючок! Писатель в нем торжествовал.

– Я не очень хорошо понимаю, о чем вы говорите, – сказал он, разыгрывая невинность, и, взяв с блюда кусочек поджарки, которой славился этот ресторан, переправил его в маленький горшочек.

– Разумеется.

– Наверно, неприлично спрашивать подробности…

– Да, неприлично, – засмеялась она, – это тайна между мной и моим мужем.

Резкий отказ вызвал у Сугуро едва ли не восхищение, эта женщина показалась ему еще более загадочной и с новой силой возбудила в нем любопытство.

– Как писатель я заинтригован, – пробормотал он, как бы про себя, но Нарусэ, не поднимая головы, сделала вид, что не расслышала, и продолжала есть, подхватывая палочками кусочки поджарки. – Помнится, вы сказали, что секс раскрывает в человеке его самую сокровенную тайну.

– Не провоцируйте меня, – засмеялась Нарусэ, широко раскрыв глаза, – все равно не скажу.

– Нет, я не спрашиваю о деталях. Расскажите лишь то, что считаете возможным. Вы действительно верите, что секс выражает самую сокровенную тайну души?

– Да.

– Значит, так было у вас с мужем… Нет, я вовсе не спрашиваю о подробностях вашей супружеской жизни. Я хочу спросить… Это блюдо едят, макая в соус… Я хочу спросить – когда вы с мужем впервые прикоснулись к этой, как вы говорите, тайне?

– Про мужа не знаю, но я до самой свадьбы, нет, даже некоторое время и после того, как вышла замуж, совершенно не догадывалась о том, что во мне есть какая-то тайна.

– Но через какое-то время после замужества вы это поняли?

– Можно и так сказать. Кое-что произошло…

– Это кое-что… Не волнуйтесь. Я не спрашиваю вас о конкретных деталях… Итак, однажды вы поняли нечто, чего раньше не сознавали.

Писательское любопытство заработало, как поршень паровоза, он уже не мог остановиться. Обычное дело.

– Да, у меня открылись глаза на тайну, о которой я прежде не знала, – повторила за ним Нарусэ, аккуратно положив палочки на тарелку.

– Тайна, о которой вы не знали… – Сугуро также повторил ее слова. Попытался что-то представить, но лицо его собеседницы не давало никаких подсказок.

Ловко пользуясь длинными палочками, она отправила в рот поджарку. Послышался сухой хруст разгрызаемого кусочка. Пристально следя за движениями ее рта, Сугуро испытывал живейшее, почти плотское наслаждение. В том, как она ела, было что-то эротическое, наводящее на мысль о половом акте, мысль, которая никогда у него не возникала, когда он ел вместе с женой или какой-либо другой женщиной. В движениях длинных пальцев, когда она двигала палочками или когда подносила к губам чашечку с вином, была грациозная плавность паука, обматывающего нить вокруг жертвы.

– Приятно смотреть, с каким аппетитом вы едите, – сказал он, невольно вздохнув.

– Правда? Я люблю поесть.

– Кстати, по поводу той выставки… Вы сказали, что знакомы с девушкой, нарисовавшей портрет.

– Да.

– Она… обо мне… вернее, о представляющемся мной самозванце что-нибудь говорила?

– Совсем немного.

– Интересно, что же?

– О том, что вместе выпивали, что вы разрешили ей нарисовать ваш портрет.

– Подождите. Речь не обо мне. Это портрет самозванца! – Сугуро положил палочки, демонстрируя замешательство. – Разве я похож на сладострастника?

– Одного не пойму, почему это вас так волнует? – Она подняла глаза и посмотрела на Сугуро. – Если вы сладострастник, то и я не чужда сладострастия…

Он молчал, не зная, как растолковать ее слова. Нарусэ, протягивая руку, брала с тарелки креветки и отправляла в рот. За слегка раздвинутыми губами было видно, как работают зубы. Глядя на ее лицо, выражавшее удовольствие от еды, Сугуро что-то вспомнил. Да, именно. Выражение плотоядного хищника, пожирающего добычу. Это была уже не та Нарусэ, которая возилась с детьми в больнице, это была совсем другая женщина.

– Ничего общего, – пробормотал он.

– Вы о чем?

– Глядя на ваше лицо, когда вы едите, невозможно представить вас в больнице.

– Но это же естественно! Нет человека, который бы оставался всегда одинаковым.

Промелькнула мысль, что такое выражение на ее лице было в минуты телесной близости с мужем.

– Значит, у вас не одно лицо и не одно «я»?

– А у вас?

– Думаю, да. Иначе я не был бы писателем.

– У меня то же самое.

Одетый в белое официант привел к соседнему столику молодую пару. Юноша положил на пустой стул ракетку – вероятно, играл в теннис на крытом корте стадиона, расположенного по соседству.

– И какое же, позвольте спросить, у вас другое «я»?

– Надо же – снег! – воскликнула Нарусэ, уходя от ответа. Волосы юноши в некоторых местах мерцали, точно спрыснутые росой. Это таял снег.

– Прошу вас, расскажите мне, – продолжал настаивать Сугуро. – Прошу вас!

– Когда-нибудь… Когда-нибудь расскажу, – прошептала Нарусэ, улыбнувшись.

– Надо же – снег!

Услышав голос женщины, открывшей окно, чтобы достать уже высохшие чулки, Кобари поспешно спрятал фотографию под книгу. Однако как только она ушла в кухню, вновь достал.

Девушка в круглых очках, со стянутым на горле ремнем. Из приоткрытого рта торчит язык, по подбородку стекает блевотина, похожая на кофейную гущу. На лице ни тени страдания. Даже как будто улыбка. Улыбка счастья.

Фотография попала к нему в руки случайно сегодня днем. Он зашел к приятелю-фотографу поставляющему специфический материал для «Фокуса» и «Фрайди». Приятель снимал квартиру вместе с коллегами под рабочую мастерскую, и точно так же, как из окна его дома свисали колготы, здесь чернели вывешенные на просушку пленки, недавно отпечатанные фотографии устилали весь широкий стол. Пока приятель работал в темной комнате, Кобари, переворачивая разложенные фотографии, читал написанные шариковой ручкой на обратной стороне пояснения. Заснятые на станции «Синдзюку» школьницы в непристойных позах. Встреча известной актрисы с отцом, которого не видела с детских лет. Кобари рассеянно перебирал фотографии, как колоду карт, и вдруг рука его замерла, точно окаменев.

– Это же… – Он громко позвал приятеля.

– Что случилось?

Приоткрыв дверь, приятель, одетый в рабочий халат, высунул недовольное лицо.

– Откуда у тебя эта фотография?

– Какая? – приятель взглянул на протянутый снимок. – Вечеринка, которую организовал посвященный групповому сексу порножурнал в одной специализированной гостинице, в Роппонги. Впрочем, на этот раз подобралась компания людей со своеобразными вкусами… Сейчас в Токио это не такая уж редкость. Не знаю, клюнут ли на это фотожурналы, но все-таки попробую отнести во «Фрайди».

– Ты знаком с этой девицей?

– С которой? Там их было много.

Когда приятель брал из-за спины Кобари фотокарточку, от его халата сильно пахнуло химикалиями.

– Я плохо помню. Собралось человек двенадцать, вначале все было чинно, стеснялись друг друга, но постепенно разошлись, дошло чуть не до безумия… А, вспомнил! Эта девушка была в большой цене у мужчин с подобными пристрастиями. Со всех сторон только и слышалось: Моттян, Моттян…

– Она, отучаем, была не в очках?

– Не помню. Ты с ней знаком?

– Немного. Как называется гостиница?

– «Шато руш».

Кобари, прикусив незажженную сигарету, просмотрел другие снимки.

Девушка была без очков, но никаких сомнений, что это она. Он хорошо запомнил ее круглое лицо и полную фигуру во время их разговора в кафе-баре на Сакура-дори. На одной фотографии она чокалась с какими-то голыми мужчинами, держащими в руках стаканы и пивные бутылки. На заднем плане смутно вырисовывались фигуры мужчин и женщин, стоявших спиной или боком.

Кобари сразу же стал разыскивать среди них Сугуро. Из двух худых мужчин, которые могли бы сойти за писателя, один отпадал по возрасту. Второй вроде бы похож, но с уверенностью утверждать было нельзя. Зато в бледном силуэте женской спины Кобари угадал пожилую даму, за которой недавно следил на улице.