Энн Ветемаа - Пришелец Страница 16

Себастьян подтвердил: попытка мятежа не исключается. Во всяком случае, распространяются какие-то листовки, и, кроме того, есть сведения, будто некоторые люди планируют сорвать традиционный праздник по случаю годовщины нашего государства.

— Неужели? Неужели можно пасть так низко? — Возмущение молодого человека было неподдельным. — Они решили плюнуть в свой же колодец…

И он попытался узнать кое-какие подробности. Однако Себастьян на уговоры не поддавался. Возможно, ничего больше не знал, и все же у молодого человека сложилось впечатление, будто от него что-то скрывают.

— Смею надеяться, вы сообщили о своих подозрениях куда следует?

— Разные бывают обстоятельства… — начал Себастьян, но так и не закончил, из чего молодой человек заключил — на сей раз усердному старшему стукачу что-то помешало выполнить свои обязанности.

— Я вижу, вы что-то утаиваете! — возмутился он. — Неужели тот мерзкий венерологический промысел связывает вас по рукам и ногам? Теперь-то он никак не может вам повредить!

Себастьян молчал. Себастьян беспокойно ерзал на стуле.

— Неужели вы, человек практического склада, полагаете, что подобным типам удастся нарушить гармонию в нашем государстве?

И молодой человек пояснил — весьма горячо и возбужденно: разумеется, в некоторых странах так-таки удалось осуществить захват власти. Но для этого должен быть целый ряд объективных и субъективных предпосылок: например, нерушимый союз рабочего класса и крестьянства, при котором существенное значение имеет руководящая роль пролетариата да еще наличие закаленного и идейно убежденного авангарда.

— Разве Граф и его дружки принадлежат к закаленному и идейно убежденному авангарду? — Молодой человек усмехнулся. — Позвольте глубоко усомниться. Жалкий пьяный сброд, не более того!.. Конечно, в мире существует возможность других гармонических систем, если привести пример из области музыки, в которой я считаю себя некоторым образом компетентным, то там и впрямь известно обращение аккордов. Мы можем любой аккорд, так сказать, перевернуть вверх ногами, и в новом виде он зазвучит по-другому и все же весьма мелодично. Если удается безболезненно создавать подобные варианты гармонии, то, может быть, не следует так уж противиться таким попыткам, да только несомненно одно — глупые потуги несведущих людей поведут к жуткой дисгармонии. Может быть, прольется кровь стариков и малых детей. — Он вздохнул. — И в большинстве случаев подобные метаморфозы ведут к зарождению вульгарно материалистических форм жизни, духовный приоритет уступит место материальному. А этому следует противодействовать!

Во всяком случае, молодой человек считает, что святая обязанность Себастьяна попытаться обуздать Станционного Графа и только после этого отдать ему руку милой Магдалины, нежной, но такой беспомощной и сбитой с толку, или… еще лучше, прежде все-таки предупредить власти. Ведь сообщение можно сделать в письменной форме. Даже анонимно, тем более что Себастьян Семимортуус Первый и сам, находясь в предпургаторном периоде, представляет собой нечто вполне анонимное.

— Дело в том, Высокочтимость, что я давно уже все изложил нашим правителям, да, правителям Божией милостью…

— И что же?

— Станционный Граф — одна из немногих опор моей тяжкой старости…

В замешательстве Себастьян начал перебирать свои редкие пряди, вновь подняв облака перхоти. У мертвых растут ногти и волосы, подумал молодой человек, как видно, и перхоть мелется, что мука на мельнице.

— Какая еще опора? Что вы плетете, астральный пустозвон? — Молодой человек не на шутку разозлился.

— Видите ли, я должен был держать его в поле зрения. Сперва они хотели сразу его засадить, а у меня был иной план и свои соображения: понаблюдаем за голубчиком, посмотрим, с кем он общается, прихватить всегда успеем… Ну, и мое предложение одобрили. Теперь я не спускаю с него глаз, регистрирую контакты и… получаю за это вознаграждение, плевое, конечно.

— Вознаграждение!.. Высшая степень подлости! — непроизвольно воскликнул молодой человек, даже бросил взгляд на знакомую нам индейскую булаву, хотя подобное поведение как будто бы находилось в противоречии с логикой после рассуждений о двуличности богов Древнего Рима и Индии.

— Конечно, подлость! — неожиданная поддержка пришла с порога.

От кого же? Разумеется, от Магдалины, дорогой дочери Себастьяна.

— Какая… еще… подлость? — стал запинаться тот.

— А та, что ты еще не помер!

Подобный упрек мог бы прозвучать комично, если бы дело не обстояло столь серьезно.

— Я умер, — покаянно признался Себастьян. — Я не совсем я, а астральный Себастьян Семимортуус Первый…

— Какой еще там астральный?! Может, вроде того Вечного Жида, который и после смерти не находил покоя?

— Да кто ж его знает, — в смятении молвил Себастьян. — А вдруг и правда… Но это ужасно! Хотя… — Его неуверенное "хотя", по-видимому, свидетельствовало о возникшей надежде — а вдруг и впредь удастся продолжать свой бизнес, оказавшись на положении Вечного Жида. И тогда все не так уж скверно…

— У того, кто намерен бродить по свету в виде духа, должна быть душа. А у тебя, паразита, и намека на нее нет! — очень сердито выпалила Магдалина.

— А тут полагали, что вроде бы есть. Я, так сказать, изменился и довольно хорошо стал разбираться во всей этой гармонии. Ну, в равновесии, что существует в мире, — я уж кумекаю в нем. — И Себастьян торжественно провозгласил: — Мир, дорогая моя дочь, весьма даже прекрасная штука! Ты и не подозреваешь, какая прекрасная!

— Ни хрена ты не изменился! Такие, как ты, не меняются. Никакой ты не астральный, просто ты живуч, как угорь, и снова вернулся к жизни, вот и все тут! Хотя ты еще недавно откинул копыта и был мертв, как чурка.

— Магдалина, как ты выражаешься?! Кто ж так говорит о своем отце, о своем единственном отце?

— Отец у всех единственный. А мне вот выпал кощунственный. Постойте! Я загляну в холодильник! — Девушка бросилась на кухню.

После долгих раздумий, раз-другой обменявшись с Себастьяном взглядами, в которых сквозили как надежда, так и недоверие, молодой человек вышел вслед за Магдалиной. Печально вздохнув, с опаской и неохотой Себастьян последовал за ними. Холодильник был пуст!

Пуст, и все тут. Магдалина и молодой человек застыли в недоумении перед безучастным шкафом, который брюзгливо заурчал всем своим нутром.

— Ну, что ты теперь скажешь, порожденье сатаны?!

— Нету… Нет как нет, — запыхтел Себастьян, чей титул — Семимортуус — оказался под серьезной угрозой. — А вы его, старого стервеца, еще куда-нибудь не запихнули? — И злобно прокаркал: — Я обвиняю вас в преступном хищении моего трупа!

Однако достаточно было взглянуть на Магдалину и молодого человека, как эти подозрения сами собой отпали. И у Себастьяна опять навернулись на глаза слезы. Голос его зазвучал весьма жалобно и плаксиво, когда он был вынужден констатировать:

— Выходит, все то, что имело место — мое приобщение к красотам мира и поворот к лучшему в ожидании пургаториума, — все это сплошная чушь… Нет! — вскричал он. — Мое бедное сердце этого не вынесет! Ни за что! Никоим образом! — Он и вправду схватился рукой за сердце. А потом обеими руками за голову. Тут он пошатнулся… пошатнулся и упал.

Он был мертв. Мертв окончательно и бесповоротно.

Бедный Себастьян лежал плашмя на кухонном полу, раскинув ноги врозь и напоминая двадцатую букву греческого алфавита, которую мы называем то игреком, то ипсилоном.

Молодой человек наклонился и закрыл ему глаза. Он что-то тихо бормотал себе под нос.

— А теперь что? Снова запихнем его в шкаф? — спросила Магдалина.

— Нет, я полагаю, надо вызвать судебного врачa и машину из морга, — решил молодой человек.

6

— Разве здесь все не преобразилось? — полюбопытствовала Магдалина через несколько недель, уперев руки в бока, как настоящая матрона, в белом передничке с кружевами и в подобии чепца, несколько смахивавшего на старомодный колпак для кофейникa. Она пригласила молодого человека взглянуть на их "очаг, собственное гнездышко".

Маленький фургон и правда два раза подъезжал к задней двери дома, и Магдалина со Станционным Графом что-то втаскивала по лестнице. Что именно? Этого молодой человек не знал, так как слышал только шум. Он собрался предложить свою помощь, но определил по голосам, что у мужа Магдалины нет недостатка в подручных. Муж Магдалины — да, отныне лучше так называть бывшего Станционного Графа или, пожалуй, просто Роберт, что вполне могло соответствовать данному при крещении имени. Перемена вообще-то закономерная, если завсегдатай станционного буфета становится добропорядочным главой семейства. По крайней мере, мы вправе питать такую надежду. К тому же благородный титул в связи с железнодорожным определением отдает копотью и иронией, а Роберт — мужественное имя мужественного мужчины.